Надо готовить много блюд и быстро, обслуживать сразу много людей, а все они по-американски спешат.
Однако же и тут можно добиться определенный совершенство. Чтоб совесть была чиста. А мсье Эбран говорит, мои идеи слишком дорого стоят. Это неправда, я уже доказал.
– Как же вы это доказали?
– Пойдемте, пожалуйста.
И молодой француз повел Питера в свой застекленный закуток. Это была крошечная клетушка с двумя столами, картотекой и шкафами, занимавшими все три стены. Подойдя к столу поменьше, Андре Лемье открыл ящик, вынул большой конверт и из него извлек папку, которую протянул Питеру.
– Вы спрашивать насчет перемен. Здесь все сказано.
Питер Макдермотт с любопытством открыл папку. В ней лежала стопка бумаги, исписанной мелким, каллиграфическим почерком. Несколько листов большего размера были сложены пополам – на них оказались диаграммы, нарисованные от руки и так же тщательно пронумерованные. Питер понял, что перед ним – план коренной реорганизации системы общественного питания в отеле. На других страницах были сделаны подсчеты расходов, наброски меню, план осуществления контроля за качеством изготовляемых блюд и наметки штатов. Даже при самом беглом знакомстве документ поражал своей смелостью и знанием детален.
Питер поднял на молодого француза глаза и встретился с ним взглядом.
– Если позволите, я хотел бы поближе ознакомиться с вашей работой.
– Берите. Все равно этим бумагам еще долго лежать. – Губы помощника шеф-повара скривились в горькой усмешке. – Мне все время говорят, ни одна моя лошадка в стойло не придет.
– Меня вот что удивляет: как это вы могли за столь короткий срок все изучить и так тщательно продумать.
Андре Лемье пожал плечами:
– Чтобы понять, что плохо, не надо много времени.
– Так, может, следуя этому принципу, мы сумеем разобраться и в неполадках с жаровней.
В глазах молодого повара загорелся было веселый огонек и тут же сменился выражением досады.
– Touche! <ваша взяла! (франц.)> Правильно: я видел жир не такой, а когда разогрели – не понюхал.
– Неправда, – возразил Питер. – Вы же сами сказали мне: вы почувствовали, что жир негоден, но, несмотря на ваше распоряжение, его не заменили.
– Мне надо было узнать, почему жир испортиться. Все иметь причина. И если ее скоро не обнаружить, может случиться большая беда.
– Какая, например?
– Слава богу, сегодня мы мало готовить на испорченный жир. А завтра, мсье, надо зажарить шестьсот порций на ленч для участники конгресса.
Питер лишь тихонько присвистнул.
– Только и всего!
Они вышли из стеклянной клетушки и подошли к жаровне, с которой в это время как раз счищали последние остатки злополучного жира.
– Завтра жир, конечно, будет свежий. А когда его меняли в последний раз?
– Вчера.
– Вот как!
Андре Лемье кивнул.
– Мсье Эбран, он не шутить, когда жалуется на большой затрат. Но почему жир портится – тайна.
– Я сейчас пытаюсь вспомнить, что я знал из пищевой химии, – медленно проговорил Питер. – Свежий, доброкачественный жир начинает чадить при температуре…
– Четыреста двадцать пять градусов. Больше нагревать нельзя, иначе он гореть.
– А если жир подпорчен, то он начинает чадить при более низкой тем пературе.
– Да, и чем больше портится, тем ниже температура, когда он чадить.
– Вы здесь жарите…
– При температуре триста и шестьдесят градусов – наилучшая температура для ресторанный кухня и для домашний.
– Словом, если жир не горит при температуре около трехсот шестидесяти градусов, все в порядке. Если же чад появляется при более низкой температуре, значит, жир испорчен.
– Совершенно верно, мсье. И тогда еда иметь плохой запах, прогорклый вкус, как сегодня.
В мозгу Питера зашевелились некогда заученные, но стершиеся за долгие годы сведения. Для будущих управляющих отелями в Корнеллском университете читали курс по пищевой химии. Питеру смутно вспомнилась лекция в Статлер-Холле… За подернутыми морозным узором окнами сгущались сумерки.
Он вошел тогда с улицы, с морозного, обжигающего воздуха. Внутри было тепло и успокаивающе-монотонно звучал голос лектора… жиры и катализаторы…
– Есть такие субстанции, – напрягая память, сказал Питер, – которые при соприкосновении с жиром играют роль катализаторов и довольно быстро вызывают распад.
– Верно, мсье. – Андре Лемье принялся перечислять по пальцам:
– Это влага, соль, медь или латунь на стенках жаровни: когда температура очень высокая и когда оливковое масло.
И вдруг Питера осенило. Память заработала под впечатлением увиденного, когда минуту назад жаровню очищали от жира.
– Из чего сделаны решетки для жарки?
– Из хромированного металла, – несколько озадаченно ответил Лемье.
Хром, как им обоим было известно, не мог испортить жир.
– А интересно, – сказал Питер, – хорошо ли они хромированы? И если слои хрома где-то стерся, то канон металл находится под ним и не покрылся ли он кое-где окисью?
Лемье обдумал слова Питера, и глаза его вдруг расширились. Он молча вынул одну из решеток и тщательно протер ее тряпкой. Поднеся решетку к свету, они внимательно осмотрели ее со всех сторон.
От непрерывного и долгого пользования хромированная поверхность была вся покрыта царапинами. Кое-где хром сошел совсем. В поцарапанных и протертых местах виднелся металл желтоватого цвета.
– Это же латунь! – Молодой француз хлопнул себя ладонью по лбу. – Жир испортиться из-за нее! Какой же я дурак – сразу не догадаться!
– Не понимаю, при чем тут вы, – прервал его Питер. – Задолго до вашего появления кто-то у нас, видно, сэкономил и купил дешевые решетки. К несчастью, в конечном счете это обошлось нам куда дороже.
– Но я должен был обнаружить это раньше – вы же сделать это сейчас, мсье. – Андре Лемье чуть не плакал. – Мсье приходить на кухня из вашей paperasse <бумагомаралки (франц.)> и показать мне, где непорядок. Да меня же засмеют теперь!
– Если такое случится, – сказал Питер, – то винить вам придется только себя. От меня никто ничего не услышит.
– Люди – они говорили мне, вы хороший человек, умный. Теперь я сам видеть: это правда, – медленно проговорил Андре Лемье.
Питер похлопал по папке, которую держал в руке.
– Я прочитаю ваш труд и скажу вам свое мнение.
– Спасибо, мсье. А я потребовать новый решетки. Из нержавеющей стали.
Они сегодня же вечером будут здесь, даже если мне придется размозжить кому-то башку.
Питер улыбнулся.
– Знаете, мсье, я тут еще об одном думать.
– О чем же?
Молодой помощник шеф-повара колебался.
– Может, вы решить – как бы лучше выразиться – это нахально с моей стороны. Но вы и я, мсье Макдермотт, дай нам волю, мы бы сделать этот отель первоклассный заведение.
И хотя молодой француз тут же громко расхохотался, Питер думал о его словах все время, пока шел в свой кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Однако же и тут можно добиться определенный совершенство. Чтоб совесть была чиста. А мсье Эбран говорит, мои идеи слишком дорого стоят. Это неправда, я уже доказал.
– Как же вы это доказали?
– Пойдемте, пожалуйста.
И молодой француз повел Питера в свой застекленный закуток. Это была крошечная клетушка с двумя столами, картотекой и шкафами, занимавшими все три стены. Подойдя к столу поменьше, Андре Лемье открыл ящик, вынул большой конверт и из него извлек папку, которую протянул Питеру.
– Вы спрашивать насчет перемен. Здесь все сказано.
Питер Макдермотт с любопытством открыл папку. В ней лежала стопка бумаги, исписанной мелким, каллиграфическим почерком. Несколько листов большего размера были сложены пополам – на них оказались диаграммы, нарисованные от руки и так же тщательно пронумерованные. Питер понял, что перед ним – план коренной реорганизации системы общественного питания в отеле. На других страницах были сделаны подсчеты расходов, наброски меню, план осуществления контроля за качеством изготовляемых блюд и наметки штатов. Даже при самом беглом знакомстве документ поражал своей смелостью и знанием детален.
Питер поднял на молодого француза глаза и встретился с ним взглядом.
– Если позволите, я хотел бы поближе ознакомиться с вашей работой.
– Берите. Все равно этим бумагам еще долго лежать. – Губы помощника шеф-повара скривились в горькой усмешке. – Мне все время говорят, ни одна моя лошадка в стойло не придет.
– Меня вот что удивляет: как это вы могли за столь короткий срок все изучить и так тщательно продумать.
Андре Лемье пожал плечами:
– Чтобы понять, что плохо, не надо много времени.
– Так, может, следуя этому принципу, мы сумеем разобраться и в неполадках с жаровней.
В глазах молодого повара загорелся было веселый огонек и тут же сменился выражением досады.
– Touche! <ваша взяла! (франц.)> Правильно: я видел жир не такой, а когда разогрели – не понюхал.
– Неправда, – возразил Питер. – Вы же сами сказали мне: вы почувствовали, что жир негоден, но, несмотря на ваше распоряжение, его не заменили.
– Мне надо было узнать, почему жир испортиться. Все иметь причина. И если ее скоро не обнаружить, может случиться большая беда.
– Какая, например?
– Слава богу, сегодня мы мало готовить на испорченный жир. А завтра, мсье, надо зажарить шестьсот порций на ленч для участники конгресса.
Питер лишь тихонько присвистнул.
– Только и всего!
Они вышли из стеклянной клетушки и подошли к жаровне, с которой в это время как раз счищали последние остатки злополучного жира.
– Завтра жир, конечно, будет свежий. А когда его меняли в последний раз?
– Вчера.
– Вот как!
Андре Лемье кивнул.
– Мсье Эбран, он не шутить, когда жалуется на большой затрат. Но почему жир портится – тайна.
– Я сейчас пытаюсь вспомнить, что я знал из пищевой химии, – медленно проговорил Питер. – Свежий, доброкачественный жир начинает чадить при температуре…
– Четыреста двадцать пять градусов. Больше нагревать нельзя, иначе он гореть.
– А если жир подпорчен, то он начинает чадить при более низкой тем пературе.
– Да, и чем больше портится, тем ниже температура, когда он чадить.
– Вы здесь жарите…
– При температуре триста и шестьдесят градусов – наилучшая температура для ресторанный кухня и для домашний.
– Словом, если жир не горит при температуре около трехсот шестидесяти градусов, все в порядке. Если же чад появляется при более низкой температуре, значит, жир испорчен.
– Совершенно верно, мсье. И тогда еда иметь плохой запах, прогорклый вкус, как сегодня.
В мозгу Питера зашевелились некогда заученные, но стершиеся за долгие годы сведения. Для будущих управляющих отелями в Корнеллском университете читали курс по пищевой химии. Питеру смутно вспомнилась лекция в Статлер-Холле… За подернутыми морозным узором окнами сгущались сумерки.
Он вошел тогда с улицы, с морозного, обжигающего воздуха. Внутри было тепло и успокаивающе-монотонно звучал голос лектора… жиры и катализаторы…
– Есть такие субстанции, – напрягая память, сказал Питер, – которые при соприкосновении с жиром играют роль катализаторов и довольно быстро вызывают распад.
– Верно, мсье. – Андре Лемье принялся перечислять по пальцам:
– Это влага, соль, медь или латунь на стенках жаровни: когда температура очень высокая и когда оливковое масло.
И вдруг Питера осенило. Память заработала под впечатлением увиденного, когда минуту назад жаровню очищали от жира.
– Из чего сделаны решетки для жарки?
– Из хромированного металла, – несколько озадаченно ответил Лемье.
Хром, как им обоим было известно, не мог испортить жир.
– А интересно, – сказал Питер, – хорошо ли они хромированы? И если слои хрома где-то стерся, то канон металл находится под ним и не покрылся ли он кое-где окисью?
Лемье обдумал слова Питера, и глаза его вдруг расширились. Он молча вынул одну из решеток и тщательно протер ее тряпкой. Поднеся решетку к свету, они внимательно осмотрели ее со всех сторон.
От непрерывного и долгого пользования хромированная поверхность была вся покрыта царапинами. Кое-где хром сошел совсем. В поцарапанных и протертых местах виднелся металл желтоватого цвета.
– Это же латунь! – Молодой француз хлопнул себя ладонью по лбу. – Жир испортиться из-за нее! Какой же я дурак – сразу не догадаться!
– Не понимаю, при чем тут вы, – прервал его Питер. – Задолго до вашего появления кто-то у нас, видно, сэкономил и купил дешевые решетки. К несчастью, в конечном счете это обошлось нам куда дороже.
– Но я должен был обнаружить это раньше – вы же сделать это сейчас, мсье. – Андре Лемье чуть не плакал. – Мсье приходить на кухня из вашей paperasse <бумагомаралки (франц.)> и показать мне, где непорядок. Да меня же засмеют теперь!
– Если такое случится, – сказал Питер, – то винить вам придется только себя. От меня никто ничего не услышит.
– Люди – они говорили мне, вы хороший человек, умный. Теперь я сам видеть: это правда, – медленно проговорил Андре Лемье.
Питер похлопал по папке, которую держал в руке.
– Я прочитаю ваш труд и скажу вам свое мнение.
– Спасибо, мсье. А я потребовать новый решетки. Из нержавеющей стали.
Они сегодня же вечером будут здесь, даже если мне придется размозжить кому-то башку.
Питер улыбнулся.
– Знаете, мсье, я тут еще об одном думать.
– О чем же?
Молодой помощник шеф-повара колебался.
– Может, вы решить – как бы лучше выразиться – это нахально с моей стороны. Но вы и я, мсье Макдермотт, дай нам волю, мы бы сделать этот отель первоклассный заведение.
И хотя молодой француз тут же громко расхохотался, Питер думал о его словах все время, пока шел в свой кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131