“По-моему, нас вызывают по рации, — сказал он Дину. — Нужно вернуться к машине”.
И полицейские уехали.
С тех пор об этом инциденте между Эйнсли и судьей Пауэллом не было сказано ни слова. Эйнсли помалкивал, а детектива Йена Дина вскоре убили в перестрелке во время облавы на торговцев наркотиками из Овертауна.
Свое обещание судья выполнил. Когда бы ни приходилось Эйнсли предстать перед ним в роли офицера, произведшего арест, или свидетеля, его всегда выслушивали с глубочайшим и почтительным вниманием. Иногда Эйнсли обращался к Пауэллу, когда ему нужно было оперативно решить в судебной инстанции важный для расследования вопрос, и неизменно получал необходимую помощь. Рассчитывал он на нее и сейчас.
Прежде чем выйти из отдела, Эйнсли позвонил в приемную судьи. За эти годы Фелан Пауэлл поднялся на несколько ступенек карьерной лестницы и был сейчас членом апелляционного суда третьей инстанции. Эйнсли объяснил суть дела секретарю. После непродолжительной паузы он услышал: “У его чести с минуты на минуту начинается слушание. Однако если вы явитесь в суд, он объявит перерыв и встретится с вами в своем кабинете”.
По дороге Эйнсли остановился у прокуратуры, где забрал подготовленное по всей форме Кэрзоном Ноулзом заявление. После того как на нем поставит свою визу судья Пауэлл, Эйнсли сможет получить доступ к досье Дойла-подростка. Процедура была выматывающе долгой, что служило еще одним объяснением, почему к ней прибегали так редко.
Судебный пристав Третьего округа, явно получив четкие инструкции, проводил Эйнсли прямиком к первому ряду кресел в зале заседаний. Судья Пауэлл поднял взгляд, заметив его, кивнул и сразу провозгласил:
— Объявляется пятнадцатиминутный перерыв. Возникло неотложное дело, требующее моего внимания.
Все, кто был в зале, при этом поднялись, а судья проскользнул в дверь, располагавшуюся прямо позади его кресла. Тот же пристав проводил Эйнсли к нему в кабинет.
Судья уже сидел за рабочим столом и встретил Эйнсли радушной улыбкой.
— Входите, входите. Рад вас видеть, сержант. — Он указал гостю на стул. — Как я догадываюсь, отдел по расследованию убийств полиции Майами весь в трудах?
— И пребудет в них во веки вечные, ваша честь. Эйнсли кратко изложил суть проблемы. Судья все еще был импозантен, хотя за несколько лет поднабрал лишнего веса, а в шевелюре преобладала теперь седина. Сказывался не только возраст, предположил Эйнсли, но и постоянный профессиональный стресс. На судьях апелляционных судов лежала огромная нагрузка, причем приговоры даже таких многоопытных ветеранов, как Пауэлл, то и дело отменялись в более высоких инстанциях, показывая, по мнению многих, как мало изменился мир со времен Диккенса, который писал, что “закон — это осел”.
Выслушав аргументы Эйнсли, Пауэлл кивнул и сказал:
— Хорошо, сержант, я буду счастлив помочь вам. Однако чтобы соблюсти необходимые формальности, я должен спросить, зачем вы хотите получить доступ к давнему досье этого человека?
— Его дело было опечатано двенадцать лет назад, ваша честь. Сейчас мистер Дойл подозревается в крайне серьезном преступлении, и у нас есть основания полагать, что знание некоторых деталей его криминального прошлого поможет расследованию.
— Тогда будь по-вашему. Снимем эту печать. Как вижу, бумаги у вас с собой?
Эйнсли протянул ему папку.
Он прекрасно понимал, что любой другой судья посчитал бы предоставленную им информацию недостаточной. Неизбежны были бы другие вопросы — все более неприятные, пристрастные. Многие судьи упивались своими полномочиями; редкое решение принималось ими без словесной дуэли. Для Эйнсли сейчас важнее всего было свести к минимуму число людей, которые знали бы, что Элрой Дойл — основной подозреваемый по делу о серийных убийствах. Чем меньше придется ему вдаваться в детали, тем меньше вероятность, что будут обсуждать интерес, проявленный отделом по расследованию убийств, к Дойлу. Главное, сам Дойл не должен почувствовать, что он под подозрением.
— Кажется, бумаги в порядке, — сказал Пауэлл после беглого просмотра. — Закон велит, чтобы я привел вас к присяге, но мы так давно знаем друг друга, что эту формальность можно опустить. Вы присягнули мне, если спросят, так ведь?
— Я готов поклясться в этом, ваша честь. Пауэлл сноровисто подмахнул бумаги, и дело было сделано.
— Мне очень хотелось бы с вами потолковать, — сказал судья, — но меня ждут. Адвокаты берут почасовую оплату, вы же знаете.
— Знаю, — кивнул Эйнсли. — Спасибо.
Они пожали друг другу руки. В дверях Пауэлл обернулся:
— Когда вам понадобится моя помощь, обращайтесь без колебаний. Вы знаете, я всегда на вашей стороне…
Пауэлл шагнул в зал заседаний, и Эйнсли услышал, как судебный пристав провозгласил:
— Встать, суд идет!
Главный архив по уголовным делам располагался в здании полицейского управления Метро-Дейд к западу от международного аэропорта Майами. Понадобилось заполнить еще несколько бланков и расписаться в многочисленных бумажках, прежде чем перед Эйнсли вскрыли подростковое досье Элроя Дойла. Для ознакомления с ним Эйнсли предоставили отдельный кабинет. Он имел право снять копии с любых документов из дела, но ни листа не смел вынести из помещения архива.
Папка оказалась толще, чем Эйнсли ожидал. А вчитавшись в документы, он сразу увидел, до какой степени не ладил с законом юный Элрой Дойл.
Эйнсли насчитал тридцать два привода в полицейские участки (слово “арест” к подросткам не применялось), двадцать раз за этим следовало обвинение в мелком хулиганстве, но и это было лишь ничтожной частью правонарушений, которые совершил юный Дойл.
Дело завели, когда Элрою едва минуло десять лет — кража в часовом магазине “Таймекс”. В одиннадцать его взяли за уличное попрошайничество, но полиция доставила малолетку домой к мамочке, хотя именно она отправила его клянчить деньги. В двенадцать он избил учительницу: результат побоев — синяки и разорванная губа, на которую пришлось накладывать швы. И снова после непродолжительного допроса Элроя выпустили под поручительство его матери Бьюлы. Так продолжалось годами, и если бы только с одним Элроем Дойлом! Прошло всего несколько месяцев, и его поймали в группе юных карманников, но в деле снова появилась формулировка “отпущен по просьбе матери”. В тринадцать лет попытка вытащить кошелек у пожилой дамы сопровождалась явным насилием, но итог оказался тем же.
По мнению Эйнсли, досье Дойла наглядно демонстрировало, что ни полиция, ни суды не принимали подростковую преступность всерьез. Он по собственному опыту знал, что если утром патрульный производил задержание малолетнего правонарушителя, тот снова оказывался на улице раньше, чем у полицейского заканчивалась смена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
И полицейские уехали.
С тех пор об этом инциденте между Эйнсли и судьей Пауэллом не было сказано ни слова. Эйнсли помалкивал, а детектива Йена Дина вскоре убили в перестрелке во время облавы на торговцев наркотиками из Овертауна.
Свое обещание судья выполнил. Когда бы ни приходилось Эйнсли предстать перед ним в роли офицера, произведшего арест, или свидетеля, его всегда выслушивали с глубочайшим и почтительным вниманием. Иногда Эйнсли обращался к Пауэллу, когда ему нужно было оперативно решить в судебной инстанции важный для расследования вопрос, и неизменно получал необходимую помощь. Рассчитывал он на нее и сейчас.
Прежде чем выйти из отдела, Эйнсли позвонил в приемную судьи. За эти годы Фелан Пауэлл поднялся на несколько ступенек карьерной лестницы и был сейчас членом апелляционного суда третьей инстанции. Эйнсли объяснил суть дела секретарю. После непродолжительной паузы он услышал: “У его чести с минуты на минуту начинается слушание. Однако если вы явитесь в суд, он объявит перерыв и встретится с вами в своем кабинете”.
По дороге Эйнсли остановился у прокуратуры, где забрал подготовленное по всей форме Кэрзоном Ноулзом заявление. После того как на нем поставит свою визу судья Пауэлл, Эйнсли сможет получить доступ к досье Дойла-подростка. Процедура была выматывающе долгой, что служило еще одним объяснением, почему к ней прибегали так редко.
Судебный пристав Третьего округа, явно получив четкие инструкции, проводил Эйнсли прямиком к первому ряду кресел в зале заседаний. Судья Пауэлл поднял взгляд, заметив его, кивнул и сразу провозгласил:
— Объявляется пятнадцатиминутный перерыв. Возникло неотложное дело, требующее моего внимания.
Все, кто был в зале, при этом поднялись, а судья проскользнул в дверь, располагавшуюся прямо позади его кресла. Тот же пристав проводил Эйнсли к нему в кабинет.
Судья уже сидел за рабочим столом и встретил Эйнсли радушной улыбкой.
— Входите, входите. Рад вас видеть, сержант. — Он указал гостю на стул. — Как я догадываюсь, отдел по расследованию убийств полиции Майами весь в трудах?
— И пребудет в них во веки вечные, ваша честь. Эйнсли кратко изложил суть проблемы. Судья все еще был импозантен, хотя за несколько лет поднабрал лишнего веса, а в шевелюре преобладала теперь седина. Сказывался не только возраст, предположил Эйнсли, но и постоянный профессиональный стресс. На судьях апелляционных судов лежала огромная нагрузка, причем приговоры даже таких многоопытных ветеранов, как Пауэлл, то и дело отменялись в более высоких инстанциях, показывая, по мнению многих, как мало изменился мир со времен Диккенса, который писал, что “закон — это осел”.
Выслушав аргументы Эйнсли, Пауэлл кивнул и сказал:
— Хорошо, сержант, я буду счастлив помочь вам. Однако чтобы соблюсти необходимые формальности, я должен спросить, зачем вы хотите получить доступ к давнему досье этого человека?
— Его дело было опечатано двенадцать лет назад, ваша честь. Сейчас мистер Дойл подозревается в крайне серьезном преступлении, и у нас есть основания полагать, что знание некоторых деталей его криминального прошлого поможет расследованию.
— Тогда будь по-вашему. Снимем эту печать. Как вижу, бумаги у вас с собой?
Эйнсли протянул ему папку.
Он прекрасно понимал, что любой другой судья посчитал бы предоставленную им информацию недостаточной. Неизбежны были бы другие вопросы — все более неприятные, пристрастные. Многие судьи упивались своими полномочиями; редкое решение принималось ими без словесной дуэли. Для Эйнсли сейчас важнее всего было свести к минимуму число людей, которые знали бы, что Элрой Дойл — основной подозреваемый по делу о серийных убийствах. Чем меньше придется ему вдаваться в детали, тем меньше вероятность, что будут обсуждать интерес, проявленный отделом по расследованию убийств, к Дойлу. Главное, сам Дойл не должен почувствовать, что он под подозрением.
— Кажется, бумаги в порядке, — сказал Пауэлл после беглого просмотра. — Закон велит, чтобы я привел вас к присяге, но мы так давно знаем друг друга, что эту формальность можно опустить. Вы присягнули мне, если спросят, так ведь?
— Я готов поклясться в этом, ваша честь. Пауэлл сноровисто подмахнул бумаги, и дело было сделано.
— Мне очень хотелось бы с вами потолковать, — сказал судья, — но меня ждут. Адвокаты берут почасовую оплату, вы же знаете.
— Знаю, — кивнул Эйнсли. — Спасибо.
Они пожали друг другу руки. В дверях Пауэлл обернулся:
— Когда вам понадобится моя помощь, обращайтесь без колебаний. Вы знаете, я всегда на вашей стороне…
Пауэлл шагнул в зал заседаний, и Эйнсли услышал, как судебный пристав провозгласил:
— Встать, суд идет!
Главный архив по уголовным делам располагался в здании полицейского управления Метро-Дейд к западу от международного аэропорта Майами. Понадобилось заполнить еще несколько бланков и расписаться в многочисленных бумажках, прежде чем перед Эйнсли вскрыли подростковое досье Элроя Дойла. Для ознакомления с ним Эйнсли предоставили отдельный кабинет. Он имел право снять копии с любых документов из дела, но ни листа не смел вынести из помещения архива.
Папка оказалась толще, чем Эйнсли ожидал. А вчитавшись в документы, он сразу увидел, до какой степени не ладил с законом юный Элрой Дойл.
Эйнсли насчитал тридцать два привода в полицейские участки (слово “арест” к подросткам не применялось), двадцать раз за этим следовало обвинение в мелком хулиганстве, но и это было лишь ничтожной частью правонарушений, которые совершил юный Дойл.
Дело завели, когда Элрою едва минуло десять лет — кража в часовом магазине “Таймекс”. В одиннадцать его взяли за уличное попрошайничество, но полиция доставила малолетку домой к мамочке, хотя именно она отправила его клянчить деньги. В двенадцать он избил учительницу: результат побоев — синяки и разорванная губа, на которую пришлось накладывать швы. И снова после непродолжительного допроса Элроя выпустили под поручительство его матери Бьюлы. Так продолжалось годами, и если бы только с одним Элроем Дойлом! Прошло всего несколько месяцев, и его поймали в группе юных карманников, но в деле снова появилась формулировка “отпущен по просьбе матери”. В тринадцать лет попытка вытащить кошелек у пожилой дамы сопровождалась явным насилием, но итог оказался тем же.
По мнению Эйнсли, досье Дойла наглядно демонстрировало, что ни полиция, ни суды не принимали подростковую преступность всерьез. Он по собственному опыту знал, что если утром патрульный производил задержание малолетнего правонарушителя, тот снова оказывался на улице раньше, чем у полицейского заканчивалась смена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140