В семь тридцать две на пульт оперативного дежурного полиции Майами поступил телефонный звонок.
— Девять-один-девять слушает, чем могу быть полезен? — ответил диспетчер.
Сработал автоматический определитель, указавший номер аппарата и имя владельца: Т. ДАВАНАЛЬ.
— Пожалуйста, пришлите кого-нибудь на авеню Брикелл, дом двадцать восемь ноль один. В моего мужа стреляли! — сообщил запыхавшийся женский голос.
Дежурный занес адрес в компьютер и нажатием кнопки передал его на дисплей женщины-диспетчера, которая сидела в противоположном углу того же зала.
Диспетчер сразу определила, что преступление совершено в семьдесят четвертой зоне. Она вывела на экран список находившихся поблизости патрульных машин, выбрала из них одну и вызвала ее по радио:
— Диспетчерская вызывает один-семь-четыре. Когда сто семьдесят четвертая патрульная группа ответила, диспетчер послала в эфир один длинный гудок, обозначавший крайнюю степень важности последующего сообщения, а потом сказала:
— Вариант “три-тридцать” по авеню Брикелл, дом двадцать восемь ноль один.
Тройка в этом коде означала срочность и предписывала воспользоваться мигалкой и сиреной, а тридцаткой, на языке полицейского радиообмена, было преступление с применением огнестрельного оружия.
— Понял вас. Нахожусь неподалеку, в районе парка Элис Уэйнрайт.
Закончив переговоры с патрульными, диспетчер сделала знак Харри Клементе, сержанту, отвечавшему за работу центра связи управления полиции, который тут же оставил свое место за центральным пультом и подошел к ней. Она показала ему адрес на своем дисплее.
— Что-то знакомое. Как ты думаешь, это действительно у них?
Клементе склонившись прочитал адрес и почти сразу ответил:
— Черт меня побери, ты права! Это у Даваналь.
— Вариант “три-тридцать”.
— Ничего себе! — сержант пробежал глазами остальную информацию. — Похоже, у них неприятности. Спасибо, что сказала. Держи меня в курсе и дальше.
Дежурный тем временем продолжал разговор с женщиной, которая вызвала полицию.
— Патрульная группа уже к вам выехала. Мне нужно проверить, правильно ли записана ваша фамилия. Д-а-в-а-н-а-л-ь, так?
— Да, да! — ответили нетерпеливо. — Это фамилия моего отца, а моя — Мэддокс-Даваналь.
Дежурного так и подмывало спросить: “Вы из той самой семьи Даваналь?”, но он лишь сказал:
— Пожалуйста, мэм, не кладите трубку до приезда полицейских.
— Не могу. У меня полно дел, — после чего в телефонной трубке раздался щелчок и линия разъединилась.
В семь тридцать девять патрульная группа сто семьдесят четыре вышла на связь с диспетчерской.
— У нас тут стреляют. Соедините меня с отделом по расследованию убийств на первом тактическом, — потребовал патрульный.
— Ждите, соединяю.
Малколм Эйнсли сидел за своим столом, когда его портативная рация подала признаки жизни, и он выслушал диспетчера. Не отрываясь от бумаг, он повернулся к Хорхе:
— Займись этим ты.
— Слушаюсь, сержант, — Хорхе Родригес по своей рации сказал диспетчеру:
— Говорит “тринадцать-одиннадцать”, переключите “один-семь-четыре” на меня.
Через несколько секунд его соединили.
— “Один-семь-четыре”, говорит “тринадцать-одиннадцать”. Что случилось?
— “Тринадцать-одиннадцать”, у нас стрельба при невыясненных обстоятельствах. Возможно, вариант “тридцать один”. Авеню Брикелл, дом двадцать восемь ноль один.
Услышав этот адрес и код “тридцать один”, означавший убийство, Эйнсли вскинул голову. Потом отодвинул от себя бумаги, резко поднялся, с грохотом толкнув стул, и кивнул Хорхе. Тот понял его без слов и передал:
— Выезжаем к вам, “один-семь-четыре”. Обеспечьте неприкосновенность места преступления. Если необходимо, вызовите подмогу. — Выключив рацию, он спросил:
— Это в особняке той самой богатой семьи?
— Именно. У Даваналей. Я этот адрес прекрасно знаю, да он известен чуть ли не каждому.
Действительно, в Майами едва сыскалась бы фамилия более знаменитая. Даваналям принадлежала сеть универмагов, покрывавшая всю Флориду. Они же владели телевизионным каналом, делами которого Фелиция Мэддокс-Даваналь заправляла самолично. Но самое главное, что эта семья выходцев из Центральной Европы, перебравшихся в США после первой мировой войны, была местным символом престижа и власти, обладая как финансовым, так и экономическим могуществом. Пресса уделяла Даваналям огромное внимание. Их называли иногда “наша королевская семья”, к чему не столь раболепные журналисты спешили добавить: “члены которой и ведут себя соответственно”.
Зазвонил телефон. Родригес снял трубку, потом передал ее Эйнсли.
— Это сержант Клементе из центра связи.
— Привет, Харри… Да, мы в курсе. Сейчас выезжаем туда.
— Между прочим, погибшего зовут Байрон Мэддокс-Даваналь. Это зятек. Его жена позвонила по девять-одиннадцать. Тебе о нем что-нибудь известно?
— Напомни.
— Он был просто Мэддоксом, пока не женился на Фелиции. Семья настояла, чтобы он взял двойную фамилию. Им невыносима была мысль, что род Даваналей может в один прекрасный день оборваться.
— Спасибо. Нам сейчас любые крохи информации дороги.
Положив трубку, Эйнсли сказал Родригесу:
— За этим делом будут следить все столпы города, Хорхе. Нужно провести следствие безукоризненно. Ступай вниз к машине и жди меня. Я доложу лейтенанту.
Ньюболд, который только что явился на службу, встревоженно бросил взгляд на вошедшего к нему Эйнсли.
— Что случилось?
— Байрон Мэддокс-Даваналь погиб при загадочных обстоятельствах в семейном особняке. Возможно, это тридцать первый вариант.
— Боже милостивый! Это не тот ли, который женился на Фелиции?
— Он самый.
— А она — внучка старика Даваналя, так?
— Совершенно верно. Она сама вызвала полицию. Я подумал, вам нужно сообщить об этом.
Когда Эйнсли поспешно вышел из кабинета, Ньюболд схватился за телефон.

— Похоже на замок какого-нибудь феодала, — заметил Хорхе, когда они подъехали к роскошной усадьбе Даваналей в машине без полицейской маркировки.
Многоэтажный дом с башенками под черепичной крышей и прилегающая территория занимали добрый гектар.
Окруженный высокой, почти как крепостная, стеной из крупных каменных блоков с контрфорсами по углам, особняк и в самом деле отдавал средневековьем.
— Остается только удивляться, что нет рва и подъемного моста, — согласился Эйнсли.
Позади усадьбы открывался вид на залив Бискейн-Бей и дальше — на Атлантический океан.
К громоздкому, нелепейшей планировки особняку, лишь верхняя часть которого виднелась за оградой, можно было попасть через ворота из кованого железа с геральдическими гербами на обеих створках. Сейчас ворота были закрыты, но было видно, что за ними тянется к дому изгиб подъездной дорожки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140