Пересекая зал, Теллон
заставил себя не спешить. Никто из водителей его вроде бы не заметил, и он
без каких-либо помех прошел на другую сторону и вышел на прохладный
вечерний воздух.
В следующем здании было так же пустынно, как и в первом. Выбравшись
из него, Теллон решил, что он достаточно далеко от центра событий и теперь
можно не скрываться. Он пошел по разделяющей корпуса аллее, удаляясь от
передней границы индустриального комплекса. За углом агонизирующий
электроглаз выдал ему мутную картину беспорядочно разбросанных небольших
зданий, складских дворов, кранов, опор, огней. На северо-западе в небо
цвета индиго вонзались трубы двух печей. Выли заводские сирены, с грохотом
захлопывались огромные двери, машины с горящими фарами потоками неслись к
воротам.
Теллон понял, как ему повезло: этот расползающийся во все стороны
индустриальный кошмар был ему на руку. Впрочем, он чувствовал, что по его
спине сбегает теплая струйка крови и что ноги под ним подгибаются, а сам
он находится на грани слепоты.
Теперь самый очевидный выход, подумал Теллон, - это отказаться от
себя. Но ведь накануне я отказался от того, чтобы отказаться от себя?..
Срезав угол, он двинулся по заводской территории - слегка пошатываясь
и опираясь о стены, когда идти становилось слишком трудно. Теллон
сознавал, какое смехотворное зрелище он представляет, но ему вдвойне
повезло: на больших государственных предприятиях работники склонны видеть
только то, что имеет отношение к их непосредственным обязанностям, а в
конце смены они вообще ничего не замечают.
Прошло около часа; тут он обнаружил, что в двух шагах от него
поднимаются трубы гигантских печей. Сознавая, что вот-вот свалится, он
осторожно пробрался между штабелями топливных брикетов и, наконец, в
поисках теплого места приблизился к печам. За буйными зарослями сорняков
виднелся забор - граница территории завода. Теллон решил, что ушел от
преследующих его полицейских и охранников достаточно далеко, и стал искать
место для отдыха.
Все пространство между печами и забором заросло травой и кустарником,
скрывавшими неопрятные груды ящиков и ржавых металлических каркасов,
похожих на списанные сборочные агрегаты. Огромные костры отпылали в своих
керамических топках, но исходивший от труб жар согревал все вокруг. Теллон
обследовал несколько оплетенных растительностью куч, пока не обнаружил
достаточно большую, чтобы служить укрытием, дыру. Он кое-как втиснулся в
маленькую пыльную пещеру и снова опустил травяной камуфляж поверх входного
отверстия.
Ворочаясь, чтобы устроиться поудобнее, он обнаружил, что может
распрямиться в полный рост в этом замкнутом пространстве. Он осторожно
протянул руку и обнаружил туннель, ведущий в середину кучи и выложенный
неровными кусками стали и обломками ящиков так, что получились настоящие
потолок и стены. Теллон еще немного прополз вперед, но это отняло у него
последние силы. Он выбрался из лямок мешка, положил на него голову,
выключил электроглаз и позволил себе выскользнуть из лап этой вонючей
вселенной.
- Брат, - раздался из темноты голос, - ты не представился.
Их было четверо - Айк, Лефти, Фил и Денвер.
Великая прелесть этого места, объяснил Айк, состоит в том, что здесь
тепло. Из дальнейших объяснений Теллон понял, что в любом обществе всегда
есть те, кто не рожден для успеха, у кого нет ни воли, чтобы работать, ни
силы, чтобы брать, и поэтому они довольствуются объедками с барского
стола. Этих людей всегда можно отыскать в тех местах, где для
удовлетворения жизненных потребностей достаточно протянуть руку и ждать.
Вот и здесь идущее от печей тепло долгой зимней ночью, означало разницу
между сном и смертью.
- Вы хотите сказать, - сонно спросил Теллон, - что вы бродяги?
- Это грубое определение, - ответил Айк слабым гнусавым голоском. - У
тебя еще остался этот вкуснейший черствый хлеб? Гренок Природы - так я его
называю.
- Не знаю. - Спина у Теллона болела, ему страшно хотелось спать. - Да
и как я могу определить это в темноте?
Айк, судя по голосу, был озадачен:
- Но, брат, у нас же включена наша люми-лампа. Ты не можешь заглянуть
в собственную сумку? Мы голодны. Твои новые друзья голодны.
- Извини, мой новый друг. Я слишком вымотан, чтобы искать. Но не будь
этого, проку от меня было бы немногим больше. - Теллон сделал над собой
усилие: - Я слепой.
Он, кажется, впервые сказал о своей слепоте вслух.
- Прости, - в голосе Айка послышалось неподдельное сожаление.
Воцарилось молчание, потом он сказал:
- Можно спросить у тебя одну вещь, брат?
- Какую?
- Эти толстые серые очки, что на тебе надеты, - почему слепые начали
носить толстые серые очки? Какой от них толк, если ничего не видишь?
Теллон приподнял голову на несколько дюймов:
- Что ты имеешь в виду?
- Я сказал, какой смысл косить...
- Нет! - оборвал его Теллон. - Что ты имел в виду, когда сказал, что
слепые стали носить толстые серые очки?
- А! Ну, твои очки - вторые, что я видел за эту неделю. Да, брат...
потому я и спросил. Где-то в десяти милях к северу отсюда есть поместье,
хозяин которого очень богатый и притом слепой Мы с Денвером часто лазим
через стену, потому что мы оба любим фрукты. Фруктовые деревья там просто
стонут под тяжестью плодов; прямо-таки помочь им облегчиться - сам бог
велел. Конечно, там собаки, но днем...
- Очки, - прервал его Теллон. - Что ты говоришь об очках?
- В том-то и дело, брат. На этой неделе мы видели слепого. Он гулял в
саду, и на нем были очки вроде твоих. А теперь... теперь до меня дошло,
что он двигался, как зрячий!
Теллона охватило волнение:
- Как его зовут?
- Не помню, - ответил Айк. - Я только слышал, что он вроде бы в
родстве с самим Арбитром и что он математик или наподобие того. Но я не
помню, как его зовут.
- Его зовут Карл Жюст, - нетерпеливо сказал Денвер.
- Почему ты об этом спрашиваешь, брат? - хихикнул Айк. - Он тебе
друг, что ли?
- Не совсем, - холодно ответил Теллон. - Скорее, я друг его семьи.
13
За то, чтобы поработать у Теллона проводником, Айк запросил сто
часов.
Сумма несколько шокировала Теллона. За два года на Эмм-Лютере он
успел свыкнуться с радикальной "финансовой демократией", введенной
правительством вскоре после своего прихода к власти в 2168 году. В своей
первоначальной, наиболее чистой форме она предписывала, что любому
человеку за один отработанный час, независимо от рода его занятий, следует
платить одну денежную единицу, называемую "один час".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
заставил себя не спешить. Никто из водителей его вроде бы не заметил, и он
без каких-либо помех прошел на другую сторону и вышел на прохладный
вечерний воздух.
В следующем здании было так же пустынно, как и в первом. Выбравшись
из него, Теллон решил, что он достаточно далеко от центра событий и теперь
можно не скрываться. Он пошел по разделяющей корпуса аллее, удаляясь от
передней границы индустриального комплекса. За углом агонизирующий
электроглаз выдал ему мутную картину беспорядочно разбросанных небольших
зданий, складских дворов, кранов, опор, огней. На северо-западе в небо
цвета индиго вонзались трубы двух печей. Выли заводские сирены, с грохотом
захлопывались огромные двери, машины с горящими фарами потоками неслись к
воротам.
Теллон понял, как ему повезло: этот расползающийся во все стороны
индустриальный кошмар был ему на руку. Впрочем, он чувствовал, что по его
спине сбегает теплая струйка крови и что ноги под ним подгибаются, а сам
он находится на грани слепоты.
Теперь самый очевидный выход, подумал Теллон, - это отказаться от
себя. Но ведь накануне я отказался от того, чтобы отказаться от себя?..
Срезав угол, он двинулся по заводской территории - слегка пошатываясь
и опираясь о стены, когда идти становилось слишком трудно. Теллон
сознавал, какое смехотворное зрелище он представляет, но ему вдвойне
повезло: на больших государственных предприятиях работники склонны видеть
только то, что имеет отношение к их непосредственным обязанностям, а в
конце смены они вообще ничего не замечают.
Прошло около часа; тут он обнаружил, что в двух шагах от него
поднимаются трубы гигантских печей. Сознавая, что вот-вот свалится, он
осторожно пробрался между штабелями топливных брикетов и, наконец, в
поисках теплого места приблизился к печам. За буйными зарослями сорняков
виднелся забор - граница территории завода. Теллон решил, что ушел от
преследующих его полицейских и охранников достаточно далеко, и стал искать
место для отдыха.
Все пространство между печами и забором заросло травой и кустарником,
скрывавшими неопрятные груды ящиков и ржавых металлических каркасов,
похожих на списанные сборочные агрегаты. Огромные костры отпылали в своих
керамических топках, но исходивший от труб жар согревал все вокруг. Теллон
обследовал несколько оплетенных растительностью куч, пока не обнаружил
достаточно большую, чтобы служить укрытием, дыру. Он кое-как втиснулся в
маленькую пыльную пещеру и снова опустил травяной камуфляж поверх входного
отверстия.
Ворочаясь, чтобы устроиться поудобнее, он обнаружил, что может
распрямиться в полный рост в этом замкнутом пространстве. Он осторожно
протянул руку и обнаружил туннель, ведущий в середину кучи и выложенный
неровными кусками стали и обломками ящиков так, что получились настоящие
потолок и стены. Теллон еще немного прополз вперед, но это отняло у него
последние силы. Он выбрался из лямок мешка, положил на него голову,
выключил электроглаз и позволил себе выскользнуть из лап этой вонючей
вселенной.
- Брат, - раздался из темноты голос, - ты не представился.
Их было четверо - Айк, Лефти, Фил и Денвер.
Великая прелесть этого места, объяснил Айк, состоит в том, что здесь
тепло. Из дальнейших объяснений Теллон понял, что в любом обществе всегда
есть те, кто не рожден для успеха, у кого нет ни воли, чтобы работать, ни
силы, чтобы брать, и поэтому они довольствуются объедками с барского
стола. Этих людей всегда можно отыскать в тех местах, где для
удовлетворения жизненных потребностей достаточно протянуть руку и ждать.
Вот и здесь идущее от печей тепло долгой зимней ночью, означало разницу
между сном и смертью.
- Вы хотите сказать, - сонно спросил Теллон, - что вы бродяги?
- Это грубое определение, - ответил Айк слабым гнусавым голоском. - У
тебя еще остался этот вкуснейший черствый хлеб? Гренок Природы - так я его
называю.
- Не знаю. - Спина у Теллона болела, ему страшно хотелось спать. - Да
и как я могу определить это в темноте?
Айк, судя по голосу, был озадачен:
- Но, брат, у нас же включена наша люми-лампа. Ты не можешь заглянуть
в собственную сумку? Мы голодны. Твои новые друзья голодны.
- Извини, мой новый друг. Я слишком вымотан, чтобы искать. Но не будь
этого, проку от меня было бы немногим больше. - Теллон сделал над собой
усилие: - Я слепой.
Он, кажется, впервые сказал о своей слепоте вслух.
- Прости, - в голосе Айка послышалось неподдельное сожаление.
Воцарилось молчание, потом он сказал:
- Можно спросить у тебя одну вещь, брат?
- Какую?
- Эти толстые серые очки, что на тебе надеты, - почему слепые начали
носить толстые серые очки? Какой от них толк, если ничего не видишь?
Теллон приподнял голову на несколько дюймов:
- Что ты имеешь в виду?
- Я сказал, какой смысл косить...
- Нет! - оборвал его Теллон. - Что ты имел в виду, когда сказал, что
слепые стали носить толстые серые очки?
- А! Ну, твои очки - вторые, что я видел за эту неделю. Да, брат...
потому я и спросил. Где-то в десяти милях к северу отсюда есть поместье,
хозяин которого очень богатый и притом слепой Мы с Денвером часто лазим
через стену, потому что мы оба любим фрукты. Фруктовые деревья там просто
стонут под тяжестью плодов; прямо-таки помочь им облегчиться - сам бог
велел. Конечно, там собаки, но днем...
- Очки, - прервал его Теллон. - Что ты говоришь об очках?
- В том-то и дело, брат. На этой неделе мы видели слепого. Он гулял в
саду, и на нем были очки вроде твоих. А теперь... теперь до меня дошло,
что он двигался, как зрячий!
Теллона охватило волнение:
- Как его зовут?
- Не помню, - ответил Айк. - Я только слышал, что он вроде бы в
родстве с самим Арбитром и что он математик или наподобие того. Но я не
помню, как его зовут.
- Его зовут Карл Жюст, - нетерпеливо сказал Денвер.
- Почему ты об этом спрашиваешь, брат? - хихикнул Айк. - Он тебе
друг, что ли?
- Не совсем, - холодно ответил Теллон. - Скорее, я друг его семьи.
13
За то, чтобы поработать у Теллона проводником, Айк запросил сто
часов.
Сумма несколько шокировала Теллона. За два года на Эмм-Лютере он
успел свыкнуться с радикальной "финансовой демократией", введенной
правительством вскоре после своего прихода к власти в 2168 году. В своей
первоначальной, наиболее чистой форме она предписывала, что любому
человеку за один отработанный час, независимо от рода его занятий, следует
платить одну денежную единицу, называемую "один час".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54