Он повел своих всадников в атаку. Сам бросился в середину монгольского войска и расколол его. Тогда монголы обратились в бегство, "высекая искры копытами коней" . Всадники Джелаль эд-Дина на неутомленных конях легко догоняли и избивали убегавших врагов. Только с незначительными остатками разгромленного войска Шики-Хутуху-нойон вернулся в лагерь Чингиз-хана.
Слава о битве при Перване и разгроме непобедимых монголов пронеслась через горные хребты и долины. Монгольский отряд, осаждавший крепость Балх, немедленно снял осаду и ушел на север. В некоторых городах, занятых монголами, жители восстали и перебили монгольские гарнизоны. Тогда Чингиз-хан прибегнул к своей обычной хитрости: он подослал лазутчиков к ханам, союзникам Джелаль эд-Дина, и обещал им верблюдов, нагруженных золотом, если они покинут смелого султана.
Вскоре в лагере Джелаль эд-Дина при дележе добычи из-за пустяков произошли раздоры. В споре за арабскую лошадь один кипчакский хан ударил плетью по голове Аграка, предводителя большого отряда, и Джелаль эд-Дину не удалось их примирить. После этого и Музафар-Малик, предводитель афганцев, и Азам-Мелик с карлуками, и Аграк с воинами Кельджа, поверив коварству Чингиз-хана, отделились от войска Джелаль эд-Дина, жалуясь на высокомерие и грубость кипчаков, которые смеют бить плетьми воинов других племен:
– Эти самые тюрки (т. е. кипчаки) раньше боялись монголов. Они уверяли, что монголы не похожи на обыкновенных людей, что они непобедимы, потому что удары мечей не могут их поранить. Поэтому монголы будто бы не страшатся никого на свете и нет другой силы, которая могла бы бороться с ними. А теперь, когда мы разбили монголов и все увидели, что и монгольское племя так же, как и все люди, может быть ранено и истекать такой, как у всех, кровью, — теперь кипчаки переполнились хвастовством и стали оскорблять нас, тех, кто помог им в битве...
Джелаль эд-Дин ничего не мог поделать. Тщетно он доказывал, что Чингиз-хану легко будет разбить противников, нападая на каждого в отдельности, его уверения были напрасны, и половина войска от него ушла. Он остался только с туркменами Амин-ал-Мулька.
Когда Шики-Хутуху-нойон, вернувшись к Чингиз-хану, рассказывал ему подробности битвы при Перване, Чингиз-хан оставался, как всегда, невозмутимым и непроницаемым. Он только сказал:
– Хутуху привык быть всегда победоносным и одолевающим. Теперь, испытав горечь поражения, он станет более внимательным и опытным в военных делах.
Однако Чингиз-хан не медлил, стянул к себе все войска, какие только мог собрать, и выступил с огромной силой. Он гнал всадников с такой поспешностью, что в пути не было возможности сварить пищу. Каган шел прямо на Газну, и когда колесный путь кончился, он бросил весь обоз и двинулся тропами через горы.
2. БИТВА ПРИ СИНДЕ
Не буду звать тебя конем, буду звать тебя братом. Ты мне лучше брата.
Китаби-Коркуд
После ухода союзных отрядов Джелаль эд-Дин уже не мог вступить с монголами в открытый бой, как хотел раньше, и направился на юг. Его задержала быстрая и многоводная река Синд , стесненная горами. Султан искал лодок и плотов, чтобы переправить войско, но стремительные волны разбивали все суда о высокие скалистые берега. Наконец привели одно судно, и Джелаль зд-Дин пытался посадить в него свою мать Ай-Джиджек, жену и других спутниц. Но и это судно развалилось от ударов о скалу, и женщины остались на берегу вместе с войском.
Вдруг примчался гонец с криками: "Монголы совсем близко!" А ночь в это время, все затянула своим черным покрывалом.
Чингиз-хан, узнав, что султан Джелаль эд-Дин ищет переправы через Синд, решил его захватить. Он вел войско всю ночь и на заре увидел противника. Монголы стали приближаться к войскам султана с трех сторон. Несколькими полукругами монголы остановились в виде согнутого лука, а река Синд была как бы его тетивой.
Чингиз-хан послал Унер-Гулиджу и Гугус-Гулиджу с их отрядами оттеснить султана от берега, а своему войску дал приказ: "Не поражайте султана стрелами. Повелеваем схватить его живым".
Джелаль эд-Дин находился в середине мусульманского войска, окруженный семьюстами отчаянных всадников. Увидев на холме Чингиз-хана, который оттуда распоряжался боем, султан бросился со своими джигитами в атаку с такой яростью, что погнал монголов, и сам монгольский владыка пустился в бегство, погоняя плетью коня.
Но дальновидный и осторожный Чингиз-хан перед битвой спрятал в засаде десять тысяч отборных воинов. Они вылетели сбоку, напали на Джелаль эд-Дина, отбросили его и понеслись на правое крыло туркмен, которыми начальствовал Амин-ал-Мульк. Монголы смяли его ряды, оттеснили их в середину войска, где все перемешались и стали отступать.
Затем монголы разбили также и левое крыло. Джелаль эд-Дин продолжал биться вместе со своими джигитами до полудня и, потеряв обычное спокойствие, бросался, как затравленный тигр, то на левое, то на правое крыло.
Монголы помнили приказ кагана: "не пускать в султана стрел", и кольцо вокруг Джелаль эд-Дина все сжималось. Он бился отчаянно, стараясь прорубиться сквозь ряды врагов. Поняв, что положение стало безнадежным, султан пересел на любимого туркменского коня, сбросил шлем и другие воинские доспехи, оставив только меч. Он повернул коня и с ним кинулся с высокой скалы в темные волны бурного Синда. Переплыв реку и взобравшись на крутой берег, Джелаль эд-Дин погрозил оттуда мечом Чингиз-хану и ускакал, скрывшись в зарослях.
Чингиз-хан от чрезмерного удивления положил руку на рот, показал на Джелаль эд-Дина сыновьям и сказал:
– Вот каким у отца должен быть сын!
Монголы, увидев, что султан бросился в реку, хотели вплавь пуститься за ним в погоню, но Чингиз-хан запретил.
Они перебили все войско Джелаль эд-Дина. Воины успели бросить в реку его жену и мать, чтобы те не достались монголам.
Остался в живых только семилетний сын Джелаль эд-Дина, захваченный монголами. Они поставили его перед Чингиз-ханом. Мальчик, повернувшись боком к кагану, косился на него смелым, ненавидящим глазом.
– Род наших врагов надо вырывать с корнем, — сказал Чингиз-хан. — Потомство таких смелых мусульман вырежет моих внуков. Поэтому сердцем мальчишки накормите мою борзую собаку.
Палач-монгол, улыбаясь до ушей от гордости, что он может перед великим каганом показать свое искусство, засучил рукава и подошел к мальчику. Опрокинув его на спину, он в одно мгновение, по монгольскому обычаю, вспорол ножом его грудь; засунув руку под ребра, вырвал маленькое дымящееся сердце и поднес его Чингиз-хану.
Тот несколько раз, как старый боров, прокряхтел: "Кху-кху-кху!", повернул саврасого коня и, сгорбившись, угрюмый, двинулся дальше вверх по каменистой тропинке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Слава о битве при Перване и разгроме непобедимых монголов пронеслась через горные хребты и долины. Монгольский отряд, осаждавший крепость Балх, немедленно снял осаду и ушел на север. В некоторых городах, занятых монголами, жители восстали и перебили монгольские гарнизоны. Тогда Чингиз-хан прибегнул к своей обычной хитрости: он подослал лазутчиков к ханам, союзникам Джелаль эд-Дина, и обещал им верблюдов, нагруженных золотом, если они покинут смелого султана.
Вскоре в лагере Джелаль эд-Дина при дележе добычи из-за пустяков произошли раздоры. В споре за арабскую лошадь один кипчакский хан ударил плетью по голове Аграка, предводителя большого отряда, и Джелаль эд-Дину не удалось их примирить. После этого и Музафар-Малик, предводитель афганцев, и Азам-Мелик с карлуками, и Аграк с воинами Кельджа, поверив коварству Чингиз-хана, отделились от войска Джелаль эд-Дина, жалуясь на высокомерие и грубость кипчаков, которые смеют бить плетьми воинов других племен:
– Эти самые тюрки (т. е. кипчаки) раньше боялись монголов. Они уверяли, что монголы не похожи на обыкновенных людей, что они непобедимы, потому что удары мечей не могут их поранить. Поэтому монголы будто бы не страшатся никого на свете и нет другой силы, которая могла бы бороться с ними. А теперь, когда мы разбили монголов и все увидели, что и монгольское племя так же, как и все люди, может быть ранено и истекать такой, как у всех, кровью, — теперь кипчаки переполнились хвастовством и стали оскорблять нас, тех, кто помог им в битве...
Джелаль эд-Дин ничего не мог поделать. Тщетно он доказывал, что Чингиз-хану легко будет разбить противников, нападая на каждого в отдельности, его уверения были напрасны, и половина войска от него ушла. Он остался только с туркменами Амин-ал-Мулька.
Когда Шики-Хутуху-нойон, вернувшись к Чингиз-хану, рассказывал ему подробности битвы при Перване, Чингиз-хан оставался, как всегда, невозмутимым и непроницаемым. Он только сказал:
– Хутуху привык быть всегда победоносным и одолевающим. Теперь, испытав горечь поражения, он станет более внимательным и опытным в военных делах.
Однако Чингиз-хан не медлил, стянул к себе все войска, какие только мог собрать, и выступил с огромной силой. Он гнал всадников с такой поспешностью, что в пути не было возможности сварить пищу. Каган шел прямо на Газну, и когда колесный путь кончился, он бросил весь обоз и двинулся тропами через горы.
2. БИТВА ПРИ СИНДЕ
Не буду звать тебя конем, буду звать тебя братом. Ты мне лучше брата.
Китаби-Коркуд
После ухода союзных отрядов Джелаль эд-Дин уже не мог вступить с монголами в открытый бой, как хотел раньше, и направился на юг. Его задержала быстрая и многоводная река Синд , стесненная горами. Султан искал лодок и плотов, чтобы переправить войско, но стремительные волны разбивали все суда о высокие скалистые берега. Наконец привели одно судно, и Джелаль зд-Дин пытался посадить в него свою мать Ай-Джиджек, жену и других спутниц. Но и это судно развалилось от ударов о скалу, и женщины остались на берегу вместе с войском.
Вдруг примчался гонец с криками: "Монголы совсем близко!" А ночь в это время, все затянула своим черным покрывалом.
Чингиз-хан, узнав, что султан Джелаль эд-Дин ищет переправы через Синд, решил его захватить. Он вел войско всю ночь и на заре увидел противника. Монголы стали приближаться к войскам султана с трех сторон. Несколькими полукругами монголы остановились в виде согнутого лука, а река Синд была как бы его тетивой.
Чингиз-хан послал Унер-Гулиджу и Гугус-Гулиджу с их отрядами оттеснить султана от берега, а своему войску дал приказ: "Не поражайте султана стрелами. Повелеваем схватить его живым".
Джелаль эд-Дин находился в середине мусульманского войска, окруженный семьюстами отчаянных всадников. Увидев на холме Чингиз-хана, который оттуда распоряжался боем, султан бросился со своими джигитами в атаку с такой яростью, что погнал монголов, и сам монгольский владыка пустился в бегство, погоняя плетью коня.
Но дальновидный и осторожный Чингиз-хан перед битвой спрятал в засаде десять тысяч отборных воинов. Они вылетели сбоку, напали на Джелаль эд-Дина, отбросили его и понеслись на правое крыло туркмен, которыми начальствовал Амин-ал-Мульк. Монголы смяли его ряды, оттеснили их в середину войска, где все перемешались и стали отступать.
Затем монголы разбили также и левое крыло. Джелаль эд-Дин продолжал биться вместе со своими джигитами до полудня и, потеряв обычное спокойствие, бросался, как затравленный тигр, то на левое, то на правое крыло.
Монголы помнили приказ кагана: "не пускать в султана стрел", и кольцо вокруг Джелаль эд-Дина все сжималось. Он бился отчаянно, стараясь прорубиться сквозь ряды врагов. Поняв, что положение стало безнадежным, султан пересел на любимого туркменского коня, сбросил шлем и другие воинские доспехи, оставив только меч. Он повернул коня и с ним кинулся с высокой скалы в темные волны бурного Синда. Переплыв реку и взобравшись на крутой берег, Джелаль эд-Дин погрозил оттуда мечом Чингиз-хану и ускакал, скрывшись в зарослях.
Чингиз-хан от чрезмерного удивления положил руку на рот, показал на Джелаль эд-Дина сыновьям и сказал:
– Вот каким у отца должен быть сын!
Монголы, увидев, что султан бросился в реку, хотели вплавь пуститься за ним в погоню, но Чингиз-хан запретил.
Они перебили все войско Джелаль эд-Дина. Воины успели бросить в реку его жену и мать, чтобы те не достались монголам.
Остался в живых только семилетний сын Джелаль эд-Дина, захваченный монголами. Они поставили его перед Чингиз-ханом. Мальчик, повернувшись боком к кагану, косился на него смелым, ненавидящим глазом.
– Род наших врагов надо вырывать с корнем, — сказал Чингиз-хан. — Потомство таких смелых мусульман вырежет моих внуков. Поэтому сердцем мальчишки накормите мою борзую собаку.
Палач-монгол, улыбаясь до ушей от гордости, что он может перед великим каганом показать свое искусство, засучил рукава и подошел к мальчику. Опрокинув его на спину, он в одно мгновение, по монгольскому обычаю, вспорол ножом его грудь; засунув руку под ребра, вырвал маленькое дымящееся сердце и поднес его Чингиз-хану.
Тот несколько раз, как старый боров, прокряхтел: "Кху-кху-кху!", повернул саврасого коня и, сгорбившись, угрюмый, двинулся дальше вверх по каменистой тропинке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95