"Где, за каким окошком запрятана она, цветок пустыни? Жива ли она? А если. жива, то сохранила ли она сладостные черты невинного лица, светящиеся глаза и нежные девичьи руки? В этой ужасной башне люди сходят с ума, женщины обращаются в дряхлых старух... Может быть, и Гюль-Джамал, прикованная цепью к стене, теперь..." — и он ужаснулся, подумав, кого он увидит. Лучше смерть, сразу смерть в бою, чем увидеть ее, свет его жизни, иной, безобразной, безумной...
У подножия башни, близ низкой железной двери, на ступеньках дремал бородатый сторож с кривой старой саблей на коленях. Возле него на коврике лежало несколько сухих лепешек и в деревянной чашке два черных медных дирхема. Плохо сейчас родственники заботятся о заключенных! Думают лишь о себе, как бы самим спастись! А в отдушины стены просовывались костлявые, сухие руки и слышались крики:
– Вспомните о страдающих! Бросьте кусок хлеба лишенным света!
– Эй, старик, подойди ко мне! — сказал сторожу Кара-Кончар.
Старик очнулся, мотнул седой бородой и уставился на джигита, не думая вставать.
– Чего тебе надо?
Кара-Кончар подъехал ближе к старику, и тот приподнялся.
– Возьми эту монету и расскажи мне, много ли в тюрьму прибыло новых заключенных.
– А если и много, то тебя это не касается.
– Но старых заключенных осталось, вероятно, тоже немало.
– Кто не подох от грязи, клещей и голода, тот еще висит на крючке надежды.
– Вот тебе еще динар. Скажи мне, имеются ли среди заключенных женщины?
– Есть две старухи; их посадил новый султан за то, что они колдовали и хотели нагнать на него болезнь.
– А молодых женщин нет?
– Что ты ко мне пристал? Ты кто: судья, начальник палачей или старший имам мечети? Я не смею разговаривать с тобой. Может быть, ты разбойник и хочешь освободить других головорезов. Возьми назад свои деньги и отъезжай отсюда.
Кара-Кончар поднял плеть и хотел ударить сторожа, но чья-то рука мягко удержала его. Он оглянулся. Высокий старик с длинными до плеч волосами, одетый в рубища, горящими глазами встретил гневный взор Кара-Кончара.
– Видно, ты не знаешь здешних порядков и потому так говоришь с этим стариком. Уйдем подальше отсюда, и я тебе все объясню. Смотри, пока ты говорил, уже из ворот вышли человек десять палачей — джандаров султана; они все глядят в эту сторону и готовы на тебя наброситься... Пойдем скорее отсюда, послушай моего слова, следуй за мной.
Кара-Кончар тронул коня и поехал за странным стариком. В переулке старик еще ускорил шаги и вскоре завернул в глухую улицу. Здесь он остановился.
– Ты не удивляйся, что я заговорил с тобой. Я уже целый год хожу к тюрьме и передаю хлеб моему господину, брошенному в подземелье. Его звали Мирза-Юсуф; у хорезм-шаха Мухаммеда он был летописцем. Шах выказывал ему милость и ласку. Но когда старая гиена Туркан-Хатум сделалась в Хорезме "великим мечом гнева и копьем могущества", она не пожалела ни седин, ни слабости Мирзы-Юсуфа и бросила его в подвалы тюрьмы...
– Но за что?
– За то, что он в своей книге назвал ее "черным пятном на плаще могучего Хорезма" и описал все ее подлости. Об этом донесли шахине святые имамы, и теперь я хожу по городу, прошу подаяния и отношу в тюрьму, чтобы прокормить беспомощного старика. Я жду, чтобы ворвались в этот город неведомые кочевники. Когда они будут резать население и джандары разбегутся, как мыши, я прибегу к тюрьме, задушу своими руками этого подлого сторожа и выпущу на свободу всех заключенных, а с ними и старого Мирзу-Юсуфа. А сам я тогда уйду на свою родину.
– А далеко твоя родина?
– Далеко! Я из русской земли, и зовут меня Саклаб, а по-нашему дед Славко.
Кара-Кончар задумался.
– Скажи мне, бек-джигит, кого ты ищешь? — продолжал старик. — Может быть, я могу тебе помочь?
– Много ли женщин в тюрьме? Сторож сказал, что сидят только две старухи.
– Он солгал! Ты заметил в башне, высоко под крышей, маленькие отдушины? Там — небольшие каморки. В них запрятано несколько женщин из гарема шаха за то, что они оказались непокорными.
– Есть ли среди них туркменки?
Старик задумался.
– Я все узнаю. Этот сторож любит деньги. Хотя одет он оборванцем, но он богат. Из всех подаяний в пользу заключенных он им отдает едва ли половину, а все остальное берет себе. У него есть и дом, и сад, и гарем из восьми жен... Я попробую помочь тебе. Видишь эту старую калитку под деревом, — здесь раньше жил мой хозяин, летописец Мирза-Юсуф. Я оберегаю его дом и книги... У него была воспитанница, Бент-Занкиджа; она помогала ему переписывать книги. Но она уехала в Бухару и потом исчезла. И вот я остался один...
– Я верю тебе, старик Саклаб, и не думаю, что ты хочешь моей гибели. Завтра утром я буду здесь...
8. ЧТОБЫ ВЗЯТЬ ГУРГАНДЖ — ЕГО НАДО СПЕРВА РАЗРУШИТЬ
Монгольское войско, прибыв в Хорезм, не сразу приступило к осаде столицы. Сперва монголы расположились в селениях поблизости от Гурганджа, сгоняя в свои лагеря пленных поселян. Оба сына Чингизовы, Угедэй и Джагатай, поселились в загородном дворце Тиллялы, а их военачальники: Кадан, Богурджи, Тулен-Джерби, Таджибек и другие, спешно были заняты изготовлением осадных машин, метательных катапульт и "черепах" на колесах. Китайские инженеры, привезенные издалека, обещали соорудить штурмовые машины, которые помогут быстро взять город.
Затруднение представило отсутствие поблизости камней — нечего было бросать. Тогда китайцы предложили вырубать из тутовых деревьев большие ядра и долго выдерживать их в воде, пока они не получат необходимой твердости.
Отдельные отряды монголов появлялись с разных сторон города, вступали в бой с выезжавшими из ворот отрядами всадников и быстро уносились, стараясь снова заманить их в засаду. Но гурганджские воины уже были настороже и возвращались под защиту своих стен.
В городе во главе войска стоял султан Хумар-Тегин, а ближайшими его помощниками были Огул-Хаджиб (защитник Бухары), Эр-Бука-Пехлеван и Али-Дуруги. На военном совете султан Хумар-Тегин показал подметные письма монголов. В них население приглашалось открыть ворота и довериться монголам, которые не сделают никакого вреда.
– Почему не договориться с ними? — говорил султан. — Лучше выдать им большую дань и кончить дело миром, чем подвергать всех жителей ужасам вторжения, резни и пожаров.
Огул-Хаджиб и другие возражали:
– Ты, падишах, вероятно, забыл, что монголы сделали с Бухарой, Самаркандом, Мервом и другими городами? Там жители тоже просили пощады и бросали оружие. Монголы отобрали лучших ремесленников и послали к себе в Монголию, а остальных перебили палками с железными шарами.
– Все-таки надо узнать, чего хотят монголы.
Ночью султан Хумар-Тегин с небольшой свитой выехал из Гурганджа и прибыл во дворец, где пировали Джагатай и Угедэй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
У подножия башни, близ низкой железной двери, на ступеньках дремал бородатый сторож с кривой старой саблей на коленях. Возле него на коврике лежало несколько сухих лепешек и в деревянной чашке два черных медных дирхема. Плохо сейчас родственники заботятся о заключенных! Думают лишь о себе, как бы самим спастись! А в отдушины стены просовывались костлявые, сухие руки и слышались крики:
– Вспомните о страдающих! Бросьте кусок хлеба лишенным света!
– Эй, старик, подойди ко мне! — сказал сторожу Кара-Кончар.
Старик очнулся, мотнул седой бородой и уставился на джигита, не думая вставать.
– Чего тебе надо?
Кара-Кончар подъехал ближе к старику, и тот приподнялся.
– Возьми эту монету и расскажи мне, много ли в тюрьму прибыло новых заключенных.
– А если и много, то тебя это не касается.
– Но старых заключенных осталось, вероятно, тоже немало.
– Кто не подох от грязи, клещей и голода, тот еще висит на крючке надежды.
– Вот тебе еще динар. Скажи мне, имеются ли среди заключенных женщины?
– Есть две старухи; их посадил новый султан за то, что они колдовали и хотели нагнать на него болезнь.
– А молодых женщин нет?
– Что ты ко мне пристал? Ты кто: судья, начальник палачей или старший имам мечети? Я не смею разговаривать с тобой. Может быть, ты разбойник и хочешь освободить других головорезов. Возьми назад свои деньги и отъезжай отсюда.
Кара-Кончар поднял плеть и хотел ударить сторожа, но чья-то рука мягко удержала его. Он оглянулся. Высокий старик с длинными до плеч волосами, одетый в рубища, горящими глазами встретил гневный взор Кара-Кончара.
– Видно, ты не знаешь здешних порядков и потому так говоришь с этим стариком. Уйдем подальше отсюда, и я тебе все объясню. Смотри, пока ты говорил, уже из ворот вышли человек десять палачей — джандаров султана; они все глядят в эту сторону и готовы на тебя наброситься... Пойдем скорее отсюда, послушай моего слова, следуй за мной.
Кара-Кончар тронул коня и поехал за странным стариком. В переулке старик еще ускорил шаги и вскоре завернул в глухую улицу. Здесь он остановился.
– Ты не удивляйся, что я заговорил с тобой. Я уже целый год хожу к тюрьме и передаю хлеб моему господину, брошенному в подземелье. Его звали Мирза-Юсуф; у хорезм-шаха Мухаммеда он был летописцем. Шах выказывал ему милость и ласку. Но когда старая гиена Туркан-Хатум сделалась в Хорезме "великим мечом гнева и копьем могущества", она не пожалела ни седин, ни слабости Мирзы-Юсуфа и бросила его в подвалы тюрьмы...
– Но за что?
– За то, что он в своей книге назвал ее "черным пятном на плаще могучего Хорезма" и описал все ее подлости. Об этом донесли шахине святые имамы, и теперь я хожу по городу, прошу подаяния и отношу в тюрьму, чтобы прокормить беспомощного старика. Я жду, чтобы ворвались в этот город неведомые кочевники. Когда они будут резать население и джандары разбегутся, как мыши, я прибегу к тюрьме, задушу своими руками этого подлого сторожа и выпущу на свободу всех заключенных, а с ними и старого Мирзу-Юсуфа. А сам я тогда уйду на свою родину.
– А далеко твоя родина?
– Далеко! Я из русской земли, и зовут меня Саклаб, а по-нашему дед Славко.
Кара-Кончар задумался.
– Скажи мне, бек-джигит, кого ты ищешь? — продолжал старик. — Может быть, я могу тебе помочь?
– Много ли женщин в тюрьме? Сторож сказал, что сидят только две старухи.
– Он солгал! Ты заметил в башне, высоко под крышей, маленькие отдушины? Там — небольшие каморки. В них запрятано несколько женщин из гарема шаха за то, что они оказались непокорными.
– Есть ли среди них туркменки?
Старик задумался.
– Я все узнаю. Этот сторож любит деньги. Хотя одет он оборванцем, но он богат. Из всех подаяний в пользу заключенных он им отдает едва ли половину, а все остальное берет себе. У него есть и дом, и сад, и гарем из восьми жен... Я попробую помочь тебе. Видишь эту старую калитку под деревом, — здесь раньше жил мой хозяин, летописец Мирза-Юсуф. Я оберегаю его дом и книги... У него была воспитанница, Бент-Занкиджа; она помогала ему переписывать книги. Но она уехала в Бухару и потом исчезла. И вот я остался один...
– Я верю тебе, старик Саклаб, и не думаю, что ты хочешь моей гибели. Завтра утром я буду здесь...
8. ЧТОБЫ ВЗЯТЬ ГУРГАНДЖ — ЕГО НАДО СПЕРВА РАЗРУШИТЬ
Монгольское войско, прибыв в Хорезм, не сразу приступило к осаде столицы. Сперва монголы расположились в селениях поблизости от Гурганджа, сгоняя в свои лагеря пленных поселян. Оба сына Чингизовы, Угедэй и Джагатай, поселились в загородном дворце Тиллялы, а их военачальники: Кадан, Богурджи, Тулен-Джерби, Таджибек и другие, спешно были заняты изготовлением осадных машин, метательных катапульт и "черепах" на колесах. Китайские инженеры, привезенные издалека, обещали соорудить штурмовые машины, которые помогут быстро взять город.
Затруднение представило отсутствие поблизости камней — нечего было бросать. Тогда китайцы предложили вырубать из тутовых деревьев большие ядра и долго выдерживать их в воде, пока они не получат необходимой твердости.
Отдельные отряды монголов появлялись с разных сторон города, вступали в бой с выезжавшими из ворот отрядами всадников и быстро уносились, стараясь снова заманить их в засаду. Но гурганджские воины уже были настороже и возвращались под защиту своих стен.
В городе во главе войска стоял султан Хумар-Тегин, а ближайшими его помощниками были Огул-Хаджиб (защитник Бухары), Эр-Бука-Пехлеван и Али-Дуруги. На военном совете султан Хумар-Тегин показал подметные письма монголов. В них население приглашалось открыть ворота и довериться монголам, которые не сделают никакого вреда.
– Почему не договориться с ними? — говорил султан. — Лучше выдать им большую дань и кончить дело миром, чем подвергать всех жителей ужасам вторжения, резни и пожаров.
Огул-Хаджиб и другие возражали:
– Ты, падишах, вероятно, забыл, что монголы сделали с Бухарой, Самаркандом, Мервом и другими городами? Там жители тоже просили пощады и бросали оружие. Монголы отобрали лучших ремесленников и послали к себе в Монголию, а остальных перебили палками с железными шарами.
– Все-таки надо узнать, чего хотят монголы.
Ночью султан Хумар-Тегин с небольшой свитой выехал из Гурганджа и прибыл во дворец, где пировали Джагатай и Угедэй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95