Его сторожили два увешанных оружием монгола.
Поглядывая на руку Субудая, быстро передвигавшую бобы, Джебэ рассказывал, что слышал от пленных, и советовал использовать Плоскиню как проводника.
– А что делают сейчас кипчакские ханы? — прервал Субудай.
– Все они струхнули, — ответил Плоскиня. — Когда ваши татары примчались в их город Шарукань, кипчакские ханы разбежались — одни в русские пределы, другие в болота.
– Кто убежал к урусам?
– Много убежало — и первым главный их богач Котян, и половцы Лукоморские, и Токсебичи, и Багубарсовы, и Бастеева чадь, и другие.
Субудай оторвался от бобов и пристально уставился на Плоскиню.
– А где же теперь главное войско урусов?
– Кто, кроме бога, это знает?
Субудай съежился, его лицо искривилось, и раскрытый глаз загорелся гневом. Он погрозил скрюченным пальцем с обгрызенным ногтем.
– Ты говори все, что знаешь! Не заметай следы! А то я положу тебя под доску, а на доску посажу двадцать нукеров. Тогда ты запищишь, да и сдохнешь...
– А зачем мне молчать?
– Говори, где теперь урусские князья? Готовятся ли урусы к войне?
– Дай смекнуть! — сказал Плоскиня и, расставив длинные ноги, закатил кверху глаза.
Субудай раза два метнул на бродника подозрительный взгляд и снова стал на ковре передвигать бобы. Наконец он зашипел:
– Послушай ты, степной бродяга! Если ты мне все толково расскажешь, так и быть, дам тебе награду. Смотри сюда, на бобы. Видишь эту нитку бобов — это река Дон... А эта длинная нитка — это река Днепр... Подойди сюда поближе и покажи, где должен быть город Урусов Киев?
Плоскиня сделал шаг, но оба монгольских часовых бросились на него и сорвали пояс с мечом. Тогда бродник, осторожно опустившись на колени, подполз к Субудаю.
– Так! Понимаю! — говорил он, морща лоб и сдвинув меховую шапку на затылок. — Вот это наш Днепр... А это устье Днепра у моря, где Олешье... А вот здесь малая речушка — это, знать, Калка, где мы стоим сейчас... Но только послушай, мой светлейший хан! Ведь Днепр не так течет прямо с севера на юг, а, как согнутая рука, углом. Вот здесь где плечо — это город Киев, а где кулак — там уже Черное море. А где выпирает в степь локоть — там на Днепре остров Хортица, и вот, около Хортицы, значит, у локтя, собирается русское войско. — Плоскиня передвинул бобы так, что Днепр выгнулся углом.
– Сколько отсюда до Киева? — спросил Субудай. Он вынул из торбы вместе с бобами горсть золотых монет, подбросил их на ладони и положил около себя.
У Плоскини глаза разгорелись, и он облизал языком сухие губы.
– А на что тебе Киев? От Киева русские не пойдут. Ведь до Киева отсюда далеко, верст шестьсот...
– Что такое "верст"? — рассердился Субудай. — Не понимаю "верст"!.. Ты скажи мне, сколько до Киева конских переходов.
– Если отсюда на Киев поедешь на одном коне, то будешь прямиком ехать дней двенадцать. А о-двуконь — проскачешь шесть дней.
– Вот теперь ты мне стал говорить толком.
– Но русские от Киева прямо в степь не ходят. Они спускаются на ладьях по Днепру до "локтя", вот до этого угла, до острова Хортицы. Здесь они плавятся на другую сторону и тут "Залозным шляхом" , короткой дорогой идут сюда, на Лукоморье. Здесь хорошего конского ходу всего дня три-четыре, а о-двуконь проедешь и в два дня.
– Всего два дня? — удивился Субудай. — В два дня урусы могут пройти сюда от Днепра?
– Видишь, вот отсюда, от загиба, от Хортицы, наши русские часто делали набеги на половецкие кочевья. Если ехать без повозок, то в два-три дня проедешь.
Субудай, видимо, был доволен, получив важные для него сведения. Он посмеивался, хлопая себя по колену, и приказал подать кумыс. Он подробно расспрашивал Плоскиню о дорогах, о бродах через реки, о войске урусов; о том, какие у них кони, как вооружены ратники, хорошо ли дерутся?
– Бьют они здорово, особливо секирами, да и простыми топорами.
– Сколько у этих урусов войска?
– Если все ближние князья приведут к Хортице свои дружины: киевские, черниговские, смоленские, галицкие, волынские и прочие помельче, то в степь двинутся пешцев, стрелков и всадников тысяч пятьдесят.
– Значит, у них пять туменов? — сказал Субудай и положил пять золотых монет около того "загиба" в Хортице на Днепре, где начинался поход в степь. — А сколько всадников выставят кипчаки?
– Пожалуй, тоже наберется тысяч пятьдесят . На этой стороне Днепра уже скопилась несметная туча кипчаков.
Субудай положил еще пять золотых.
– Итак, против нас будет всего десять туменов урусов и кипчаков? — заметил Субудай и посмотрел на непроницаемого, молчаливого Джебэ. — Помнишь, Джебэ-нойон, каким войском от Черного Иртыша мы пошли на Хорезм... Покажем теперь, хорошие ли мы ученики "потрясателя вселенной" Чингиз-хана!
Плоскиня, стоя на четвереньках, посматривал то на золотые монеты, то на задумавшихся монгольских ханов. Хитрые, злые искры мелькнули в глазах Плоскини, когда он вкрадчиво спросил:
– А что же ты, светлейший татарский воевода, не положил еще несколько золотых на то место, где стоит твоя татарская сила? Похвастай, сколько у тебя войска!
Субудай сжал скрюченные пальцы в кулак и ткнул в лицо Плоскини.
– Вот сколько нашего татарского войска! А вот что я сделаю с урусами и кипчаками!.. — Субудай злобно сгреб десять положенных им золотых монет и бросил их в торбу с бобами. — Всех их засуну в мою торбу и сожру, как творог.
Плоскиня попятился.
– Ты мне дай что-нибудь от твоей ханской милости за усердие!
– Угга! Я денег никому не даю, а мне их все приносят, и я все отсылаю моему повелителю, Чингиз-хану непобедимому... Впрочем, ты можешь заработать награду. Есть у тебя сыновья?
– Слава богу, четыре имеются.
– Где они? Далеко?
– Сидят на бродах по Дону.
– Я пошлю за ними сотню всадников, они мигом их доставят сюда. Ты им прикажешь пробраться соглядатаями на сторону урусов и там высмотреть, где урусские полки и сколько их. Пусть они узнают, что думают урусские воеводы, затем скорее возвращаются назад, чтобы мне все точно рассказать. Тогда я отпущу и тебя и твоих сыновей на волю и дам в награду косяк лошадей и каждому по горсти золота. Ну, что медлишь? Что переминаешься?
Плоскиня стоял твердо, расставив длинные ноги, тяжело вздохнул и сказал:
– Руби мне голову, преславный хан, а моих сыновей не тронь!
Субудай засипел и ударил кулаком по ковру.
– Ты так со мной говоришь? Эй, нукеры! Отведите-ка моего почетного гостя в юрту с барсами и поставьте тройную стражу. А Саклаб пусть угощает его вволю, как хана...
– А ноги ему спутать? — спросил нукер. — Такой волк сбежит!
– Да не забудь почтить его крепкой железной цепью!..
7. ТРЕВОГА В КИЕВЕ
Вы ведь своими крамолами начали наводить поганых на землю русскую, из-за распри ведь стало насилие от земли половецкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Поглядывая на руку Субудая, быстро передвигавшую бобы, Джебэ рассказывал, что слышал от пленных, и советовал использовать Плоскиню как проводника.
– А что делают сейчас кипчакские ханы? — прервал Субудай.
– Все они струхнули, — ответил Плоскиня. — Когда ваши татары примчались в их город Шарукань, кипчакские ханы разбежались — одни в русские пределы, другие в болота.
– Кто убежал к урусам?
– Много убежало — и первым главный их богач Котян, и половцы Лукоморские, и Токсебичи, и Багубарсовы, и Бастеева чадь, и другие.
Субудай оторвался от бобов и пристально уставился на Плоскиню.
– А где же теперь главное войско урусов?
– Кто, кроме бога, это знает?
Субудай съежился, его лицо искривилось, и раскрытый глаз загорелся гневом. Он погрозил скрюченным пальцем с обгрызенным ногтем.
– Ты говори все, что знаешь! Не заметай следы! А то я положу тебя под доску, а на доску посажу двадцать нукеров. Тогда ты запищишь, да и сдохнешь...
– А зачем мне молчать?
– Говори, где теперь урусские князья? Готовятся ли урусы к войне?
– Дай смекнуть! — сказал Плоскиня и, расставив длинные ноги, закатил кверху глаза.
Субудай раза два метнул на бродника подозрительный взгляд и снова стал на ковре передвигать бобы. Наконец он зашипел:
– Послушай ты, степной бродяга! Если ты мне все толково расскажешь, так и быть, дам тебе награду. Смотри сюда, на бобы. Видишь эту нитку бобов — это река Дон... А эта длинная нитка — это река Днепр... Подойди сюда поближе и покажи, где должен быть город Урусов Киев?
Плоскиня сделал шаг, но оба монгольских часовых бросились на него и сорвали пояс с мечом. Тогда бродник, осторожно опустившись на колени, подполз к Субудаю.
– Так! Понимаю! — говорил он, морща лоб и сдвинув меховую шапку на затылок. — Вот это наш Днепр... А это устье Днепра у моря, где Олешье... А вот здесь малая речушка — это, знать, Калка, где мы стоим сейчас... Но только послушай, мой светлейший хан! Ведь Днепр не так течет прямо с севера на юг, а, как согнутая рука, углом. Вот здесь где плечо — это город Киев, а где кулак — там уже Черное море. А где выпирает в степь локоть — там на Днепре остров Хортица, и вот, около Хортицы, значит, у локтя, собирается русское войско. — Плоскиня передвинул бобы так, что Днепр выгнулся углом.
– Сколько отсюда до Киева? — спросил Субудай. Он вынул из торбы вместе с бобами горсть золотых монет, подбросил их на ладони и положил около себя.
У Плоскини глаза разгорелись, и он облизал языком сухие губы.
– А на что тебе Киев? От Киева русские не пойдут. Ведь до Киева отсюда далеко, верст шестьсот...
– Что такое "верст"? — рассердился Субудай. — Не понимаю "верст"!.. Ты скажи мне, сколько до Киева конских переходов.
– Если отсюда на Киев поедешь на одном коне, то будешь прямиком ехать дней двенадцать. А о-двуконь — проскачешь шесть дней.
– Вот теперь ты мне стал говорить толком.
– Но русские от Киева прямо в степь не ходят. Они спускаются на ладьях по Днепру до "локтя", вот до этого угла, до острова Хортицы. Здесь они плавятся на другую сторону и тут "Залозным шляхом" , короткой дорогой идут сюда, на Лукоморье. Здесь хорошего конского ходу всего дня три-четыре, а о-двуконь проедешь и в два дня.
– Всего два дня? — удивился Субудай. — В два дня урусы могут пройти сюда от Днепра?
– Видишь, вот отсюда, от загиба, от Хортицы, наши русские часто делали набеги на половецкие кочевья. Если ехать без повозок, то в два-три дня проедешь.
Субудай, видимо, был доволен, получив важные для него сведения. Он посмеивался, хлопая себя по колену, и приказал подать кумыс. Он подробно расспрашивал Плоскиню о дорогах, о бродах через реки, о войске урусов; о том, какие у них кони, как вооружены ратники, хорошо ли дерутся?
– Бьют они здорово, особливо секирами, да и простыми топорами.
– Сколько у этих урусов войска?
– Если все ближние князья приведут к Хортице свои дружины: киевские, черниговские, смоленские, галицкие, волынские и прочие помельче, то в степь двинутся пешцев, стрелков и всадников тысяч пятьдесят.
– Значит, у них пять туменов? — сказал Субудай и положил пять золотых монет около того "загиба" в Хортице на Днепре, где начинался поход в степь. — А сколько всадников выставят кипчаки?
– Пожалуй, тоже наберется тысяч пятьдесят . На этой стороне Днепра уже скопилась несметная туча кипчаков.
Субудай положил еще пять золотых.
– Итак, против нас будет всего десять туменов урусов и кипчаков? — заметил Субудай и посмотрел на непроницаемого, молчаливого Джебэ. — Помнишь, Джебэ-нойон, каким войском от Черного Иртыша мы пошли на Хорезм... Покажем теперь, хорошие ли мы ученики "потрясателя вселенной" Чингиз-хана!
Плоскиня, стоя на четвереньках, посматривал то на золотые монеты, то на задумавшихся монгольских ханов. Хитрые, злые искры мелькнули в глазах Плоскини, когда он вкрадчиво спросил:
– А что же ты, светлейший татарский воевода, не положил еще несколько золотых на то место, где стоит твоя татарская сила? Похвастай, сколько у тебя войска!
Субудай сжал скрюченные пальцы в кулак и ткнул в лицо Плоскини.
– Вот сколько нашего татарского войска! А вот что я сделаю с урусами и кипчаками!.. — Субудай злобно сгреб десять положенных им золотых монет и бросил их в торбу с бобами. — Всех их засуну в мою торбу и сожру, как творог.
Плоскиня попятился.
– Ты мне дай что-нибудь от твоей ханской милости за усердие!
– Угга! Я денег никому не даю, а мне их все приносят, и я все отсылаю моему повелителю, Чингиз-хану непобедимому... Впрочем, ты можешь заработать награду. Есть у тебя сыновья?
– Слава богу, четыре имеются.
– Где они? Далеко?
– Сидят на бродах по Дону.
– Я пошлю за ними сотню всадников, они мигом их доставят сюда. Ты им прикажешь пробраться соглядатаями на сторону урусов и там высмотреть, где урусские полки и сколько их. Пусть они узнают, что думают урусские воеводы, затем скорее возвращаются назад, чтобы мне все точно рассказать. Тогда я отпущу и тебя и твоих сыновей на волю и дам в награду косяк лошадей и каждому по горсти золота. Ну, что медлишь? Что переминаешься?
Плоскиня стоял твердо, расставив длинные ноги, тяжело вздохнул и сказал:
– Руби мне голову, преславный хан, а моих сыновей не тронь!
Субудай засипел и ударил кулаком по ковру.
– Ты так со мной говоришь? Эй, нукеры! Отведите-ка моего почетного гостя в юрту с барсами и поставьте тройную стражу. А Саклаб пусть угощает его вволю, как хана...
– А ноги ему спутать? — спросил нукер. — Такой волк сбежит!
– Да не забудь почтить его крепкой железной цепью!..
7. ТРЕВОГА В КИЕВЕ
Вы ведь своими крамолами начали наводить поганых на землю русскую, из-за распри ведь стало насилие от земли половецкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95