Потом пыльные тучи отделились от земли, поплыли в воздухе и медленно рассеялись. Субудай молча смотрел в ту сторону. Его тургауды вполголоса заговорили:
– Идут три отряда. Кто это? Если не кипчаки, то это урусские всадники. Там впереди камыши. Они теперь идут через болото, оттого и пыль кончилась... Глядите, вот и они!
На полях, за которыми тянулись камыши, среди зарослей ивняка показались первые всадники на белых и рыжих конях. Появляясь со всех сторон, вырастая, точно из земли, группы всадников все сгущались и вскоре заполнили равнину.
Некоторое время всадники спокойно оставались на месте, точно приводя свои ряды в порядок. Всадники растягивались полукругом, показались три треугольных знамени — черное с золотом посредине и два красных по сторонам.
Татары, рубившие безоружных киевлян на шляху, окруженные густой пылью, долго не замечали прибытия нового войска, и свалка продолжалась, постепенно подвигаясь на запад к Днепру...
Вдруг середина прибывшего войска рванулась вперед и помчалась с оглушительным криком, направляясь в самую гущу боя.
Правое крыло оторвалось и понеслось дальше, на запад, в обхват дравшихся, а левое крыло медленно, все ускоряя бег, направилось к тому холму, где находился Субудай-багатур.
Старый полководец колебался только несколько мгновений. Он крикнул: "За мной!" Хлестнув иноходца, он быстро спустился с холма и понесся в ту сторону, где стояли войска Тохучара. Там было пусто. — Тохучар принял участие в битве, — и Субудай несся все дальше.
Но русские его не преследовали. Они сделали полукруг и помчались, вздымая тучи пыли, выручать уходивших к Днепру киевлян.
Субудай остановился, разослав гонцов-нукеров сзывать растянувшиеся по шляху монгольские войска, приказывая немедленно возвращаться к берегам реки Калки.
– Пока победа на нашей стороне, — сказал старый полководец. — Урусы плодовитое, упорное племя! Из степи может еще появиться войско урусов и отрежет нам возвращение на родину... Пора поворачивать коней!
Джебэ-нойон во главе трехсот всадников, меняя коней, без передышки проскакал до Днепра. Сопровождавший его как переводчик бродник Плоскиня расспрашивал раненых русских:
– Где Мстислав Удатный?
Некоторые отвечали, что видели его мчавшимся, как буря, на чертовском сивом коне.
На берегу Днепра Джебэ заметил отплывавшую черную лодку. В ней алел плащ Мстислава. Князь сидел на корме и поддерживал за повод плывшего за лодкой коня. В лучах вечернего солнца ярко блестел золотой шлем Мстислава, но он не оглядывался на оставленный им "злой берег".
Джебэ наставил лучшую стрелу и натянул тугой лук. Стрела, не долетев до лодки, плеснула по воде. Джебэ соскочил с коня, упал грудью на землю и, обхватив руками голову, в ярости грыз пожелтевшую сухую траву...
Он встал, посмотрел еще раз на удалявшуюся лодку с алым плащом и, не зная, на ком сорвать свое бешенство, выхватил кривой меч и на несколько частей рассек теперь ему ненужного закованного бродника Плоскиню.
Джебэ вскочил на рыжего коня и, свернув в степь, поскакал обратно, удаляясь от шляха, где в черных тучах пыли продолжались последние схватки и передвигались тысячи людей.
В битве при Калке и на длинном Залозном шляхе погибло много славных русских богатырей и рядовых удальцов. Они пали, выручая безоружных киевских воинов, избиваемых татарами, которые поклялись не сделать сдавшимся урусам зла. Русские люди не забудут сложивших свои головы в этом бою ростовского богатыря Алешу Поповича и его верного щитоносца Торопа, рязанского богатыря Добрыню Золотой пояс, молодого помощника Алеши — славного Екима Ивановича и других суздальских, муромских, рязанских, пронских и иных храбрых северных витязей .
Русские отряды, пробивавшиеся смело, не бросая оружия, дошли до Днепра, где ожидавшие лодки перевезли их на другую сторону. Те же, что поверили татарским уговорам и побросали мечи и топоры, почти все были перебиты, как говорит старая песня:
Серым волкам на растерзание,
Черным воронам на возграенье...
Так по вине недальновидных, завистливых и враждовавших между собой князей, не пожелавших соединить свои силы в единое, крепко спаянное русское войско, Залозный шлях вместо пути великой победы стал "слезным шляхом", — отважные русские ратники усеяли его своими белыми костями, полили своей алой кровью.
15. ТАТАРСКИЙ ПИР НА КОСТЯХ
...А князей имаше, изавиша и покладаше под доскы, а сами верху седоша обедати. И тако князи живот свой скончаша.
Троицкая летопись
На берегу Калки, на высоком кургане, Субудай-багатур созвал всех своих тысячников и сотников на торжественное моление богу войны Сульдэ. Этого потребовал угрюмый лохматый шаман Бэки. В остроконечной шапке, с медвежьей шкурой на плечах, обвешанный ножичками, куклами и погремушками, старый колдун ударял колотушкой в большой бубен и, приплясывая, ходил по кругу, где в середине лежали связанные Мстислав Романович, великий князь киевский, и другие одиннадцать доверчивых русских князей.
Покачивая головами и причмокивая, татары их осматривали и жалели, что среди пленных не хватало "конязя Мастисляба", — очень им хотелось посмотреть на прославленного "русского Джебэ"...
Шаман Бэки выкрикивал молитвы и, прижав к волосатому лицу бубен, то свистел дроздом, то гукал, как филин, то рычал, как медведь, или завывал волком — это он "беседовал" с могучим богом войны Сульдэ, подарившим монголам новую победу.
– Слышите, как гневается бог Сульдэ? — ревел шаман. — Сульдэ опять голоден, он требует человеческой жертвы!..
Тысячи татарских воинов расположились на равнине вокруг кургана. Они развели костры и кололи молодых кобылиц.
Татары принесли оглобли и доски, оторванные от русских повозок, и навалили их на связанных князей. Триста татарских военачальников уселись на этих досках. Подымая чаши с кумысом, они восхваляли грозного бога войны Сульдэ, покровителя монголов, и славили непобедимого "потрясателя вселенной", краснобородого Чингиз-хана. Отказавшись от денег за выкуп знатнейших русских князей, татары жертвовали богу Сульдэ этих пленных, дерзнувших вступить в бой с войсками "посланного небом" Чингиз-хана. Багатуры гоготали, когда из-под досок неслись стоны и проклятия раздавленных князей. Стоны и крики постепенно затихали, и их заглушила ликующая песня монгольских воинов:
Вспомним,
Вспомним степи монгольские —
Голубой Керулен,
Золотой Онон!
Сколько,
Сколько монгольским войском
Втоптано в пыль
Непокорных племен!..
Мы бросим народам
Грозу и пламя,
Несущие смерть,
Чингиз-хана сыны.
Пески
Сорока пустынь за нами
Кровью трусов
Обагрены...
Во время пиршества встал полководец Тохучар-нойон и просвистал сигнал, сзывающий стрелков на облавной охоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Идут три отряда. Кто это? Если не кипчаки, то это урусские всадники. Там впереди камыши. Они теперь идут через болото, оттого и пыль кончилась... Глядите, вот и они!
На полях, за которыми тянулись камыши, среди зарослей ивняка показались первые всадники на белых и рыжих конях. Появляясь со всех сторон, вырастая, точно из земли, группы всадников все сгущались и вскоре заполнили равнину.
Некоторое время всадники спокойно оставались на месте, точно приводя свои ряды в порядок. Всадники растягивались полукругом, показались три треугольных знамени — черное с золотом посредине и два красных по сторонам.
Татары, рубившие безоружных киевлян на шляху, окруженные густой пылью, долго не замечали прибытия нового войска, и свалка продолжалась, постепенно подвигаясь на запад к Днепру...
Вдруг середина прибывшего войска рванулась вперед и помчалась с оглушительным криком, направляясь в самую гущу боя.
Правое крыло оторвалось и понеслось дальше, на запад, в обхват дравшихся, а левое крыло медленно, все ускоряя бег, направилось к тому холму, где находился Субудай-багатур.
Старый полководец колебался только несколько мгновений. Он крикнул: "За мной!" Хлестнув иноходца, он быстро спустился с холма и понесся в ту сторону, где стояли войска Тохучара. Там было пусто. — Тохучар принял участие в битве, — и Субудай несся все дальше.
Но русские его не преследовали. Они сделали полукруг и помчались, вздымая тучи пыли, выручать уходивших к Днепру киевлян.
Субудай остановился, разослав гонцов-нукеров сзывать растянувшиеся по шляху монгольские войска, приказывая немедленно возвращаться к берегам реки Калки.
– Пока победа на нашей стороне, — сказал старый полководец. — Урусы плодовитое, упорное племя! Из степи может еще появиться войско урусов и отрежет нам возвращение на родину... Пора поворачивать коней!
Джебэ-нойон во главе трехсот всадников, меняя коней, без передышки проскакал до Днепра. Сопровождавший его как переводчик бродник Плоскиня расспрашивал раненых русских:
– Где Мстислав Удатный?
Некоторые отвечали, что видели его мчавшимся, как буря, на чертовском сивом коне.
На берегу Днепра Джебэ заметил отплывавшую черную лодку. В ней алел плащ Мстислава. Князь сидел на корме и поддерживал за повод плывшего за лодкой коня. В лучах вечернего солнца ярко блестел золотой шлем Мстислава, но он не оглядывался на оставленный им "злой берег".
Джебэ наставил лучшую стрелу и натянул тугой лук. Стрела, не долетев до лодки, плеснула по воде. Джебэ соскочил с коня, упал грудью на землю и, обхватив руками голову, в ярости грыз пожелтевшую сухую траву...
Он встал, посмотрел еще раз на удалявшуюся лодку с алым плащом и, не зная, на ком сорвать свое бешенство, выхватил кривой меч и на несколько частей рассек теперь ему ненужного закованного бродника Плоскиню.
Джебэ вскочил на рыжего коня и, свернув в степь, поскакал обратно, удаляясь от шляха, где в черных тучах пыли продолжались последние схватки и передвигались тысячи людей.
В битве при Калке и на длинном Залозном шляхе погибло много славных русских богатырей и рядовых удальцов. Они пали, выручая безоружных киевских воинов, избиваемых татарами, которые поклялись не сделать сдавшимся урусам зла. Русские люди не забудут сложивших свои головы в этом бою ростовского богатыря Алешу Поповича и его верного щитоносца Торопа, рязанского богатыря Добрыню Золотой пояс, молодого помощника Алеши — славного Екима Ивановича и других суздальских, муромских, рязанских, пронских и иных храбрых северных витязей .
Русские отряды, пробивавшиеся смело, не бросая оружия, дошли до Днепра, где ожидавшие лодки перевезли их на другую сторону. Те же, что поверили татарским уговорам и побросали мечи и топоры, почти все были перебиты, как говорит старая песня:
Серым волкам на растерзание,
Черным воронам на возграенье...
Так по вине недальновидных, завистливых и враждовавших между собой князей, не пожелавших соединить свои силы в единое, крепко спаянное русское войско, Залозный шлях вместо пути великой победы стал "слезным шляхом", — отважные русские ратники усеяли его своими белыми костями, полили своей алой кровью.
15. ТАТАРСКИЙ ПИР НА КОСТЯХ
...А князей имаше, изавиша и покладаше под доскы, а сами верху седоша обедати. И тако князи живот свой скончаша.
Троицкая летопись
На берегу Калки, на высоком кургане, Субудай-багатур созвал всех своих тысячников и сотников на торжественное моление богу войны Сульдэ. Этого потребовал угрюмый лохматый шаман Бэки. В остроконечной шапке, с медвежьей шкурой на плечах, обвешанный ножичками, куклами и погремушками, старый колдун ударял колотушкой в большой бубен и, приплясывая, ходил по кругу, где в середине лежали связанные Мстислав Романович, великий князь киевский, и другие одиннадцать доверчивых русских князей.
Покачивая головами и причмокивая, татары их осматривали и жалели, что среди пленных не хватало "конязя Мастисляба", — очень им хотелось посмотреть на прославленного "русского Джебэ"...
Шаман Бэки выкрикивал молитвы и, прижав к волосатому лицу бубен, то свистел дроздом, то гукал, как филин, то рычал, как медведь, или завывал волком — это он "беседовал" с могучим богом войны Сульдэ, подарившим монголам новую победу.
– Слышите, как гневается бог Сульдэ? — ревел шаман. — Сульдэ опять голоден, он требует человеческой жертвы!..
Тысячи татарских воинов расположились на равнине вокруг кургана. Они развели костры и кололи молодых кобылиц.
Татары принесли оглобли и доски, оторванные от русских повозок, и навалили их на связанных князей. Триста татарских военачальников уселись на этих досках. Подымая чаши с кумысом, они восхваляли грозного бога войны Сульдэ, покровителя монголов, и славили непобедимого "потрясателя вселенной", краснобородого Чингиз-хана. Отказавшись от денег за выкуп знатнейших русских князей, татары жертвовали богу Сульдэ этих пленных, дерзнувших вступить в бой с войсками "посланного небом" Чингиз-хана. Багатуры гоготали, когда из-под досок неслись стоны и проклятия раздавленных князей. Стоны и крики постепенно затихали, и их заглушила ликующая песня монгольских воинов:
Вспомним,
Вспомним степи монгольские —
Голубой Керулен,
Золотой Онон!
Сколько,
Сколько монгольским войском
Втоптано в пыль
Непокорных племен!..
Мы бросим народам
Грозу и пламя,
Несущие смерть,
Чингиз-хана сыны.
Пески
Сорока пустынь за нами
Кровью трусов
Обагрены...
Во время пиршества встал полководец Тохучар-нойон и просвистал сигнал, сзывающий стрелков на облавной охоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95