Клетка подпрыгивает, скользит из стороны в сторону, качается на тросе, как маятник, – это волны раскачивают корабли. В одном боку клетки – открытая и болтающаяся на петлях дверь.
Антенноголовые забрасывают ее туда головой вперед, все это время прижимая ей руки к бокам, чтобы она не смогла уцепиться за дверь или оттолкнуть от себя клетку, а потом несколько секунд тратят на то, чтобы затолкать за телом ноги. Совершенно очевидно, что от слов толку мало, поэтому теперь она сопротивляется молча. Ей удается хорошенько въехать пяткой одному антенноголовому по переносице, она и чувствует, и слышит, как ломается кость, но тот никак не реагирует, только голова у него откидывается назад от удара. И.В. так занята тем, что наблюдает, когда же он сообразит, что у него сломан нос и кто в этом виноват, что перестает брыкаться и размахивать руками ровно настолько, чтобы второй сумел затолкать ее в клетку. Потом дверца захлопывается.
Клетку сумел бы открыть даже опытный енот. А для перевозки людей она вообще не годится. Но когда И.В. удается развернуться и дотянуться до шпингалета, она уже висит в двадцати футах над уровнем палубы и под ней зияет полоса черной воды между танкером и «Интерпрайзом». Еще она успевает увидеть крохотную моторку, беспомощно болтающуюся между двух стальных стен.
На «Интерпрайзе», похоже, не все ладно. Что-то где-то горит. Слышны автоматные очереди. И.В. не слишком уверена, хочет ли она там находиться. Но, вися в воздухе, на всякий случай осматривает корабль и убеждается, что с него не улизнуть: никаких тебе удобных трапов или веревочных лестниц.
Ее опускают на «Интерпрайз». Клетка дико кренится, раскачиваясь из стороны в сторону, царапает углом доски, а когда наконец касается палубы, то проезжает по ней несколько метров, прежде чем окончательно остановиться. Отодвинув шпингалет, И.В. выбирается наружу. Ну и теперь что?
Посреди палубы краской нарисована мишень посадочной площадки, вокруг которой на приколе стоит несколько вертолетов. А еще один, мастодонт с двумя реактивными турбинами, точно летающая ванна, ощетинившаяся пушками и ракетными установками, стоит прямо посреди мишени, полыхая огнями, скуля мотором и уныло вращая лопастями. Возле него сгрудилась небольшая группа мужчин.
За неимением лучшего И.В. направляется к нему. Как она все это ненавидит: ведь именно такого от нее и ждут. Но, по правде, сказать, у нее нет другого выбора. Ей отчаянно жаль, что при ней нет доски. Палуба авианосца – едва ли не лучшая территория для скейтинга, какую ей вообще доводилось видеть. В кино она видела, что у авианосцев есть большие паровые катапульты для забрасывания в небо самолетов. Вот бы вылететь из паровой катапульты на доске.
Пока она идет к вертолету, от группки отделяется мужчина и направляется к ней. Крупный, тело у него размером с пятидесятипятигаллоновую бочку, а еще закрученные на концах усы. Надвигаясь на нее, он довольно смеется, что выводит ее из себя.
– Ну и вид у тебя, совсем как у потерянной девочки! – говорит он. – Черт, дорогуша, ты выглядишь как утонувшая крыса, которую только что просушили.
– Спасибо, – отзывается она. – А ты выглядишь как раскатанный фарш.
– Очень смешно, – отзывается он.
– Тогда почему ты не смеешься? Боишься, что это правда?
– Послушай, – говорит он, – у меня нет времени на подростковые перепалки. Я как раз для того вырос и состарился, чтобы от них избавиться.
– Дело не в том, что у тебя нет времени, – говорит она. – Дело в том, что ты плохо это умеешь.
– Знаешь, кто я? – спрашивает он.
– Ага, знаю. А знаешь, кто я?
– И.В. Пятнадцатилетний курьер.
– Личный друг Дядюшки Энцо, – говорит она, вытаскивая личные номерные знаки и бросая их ему.
Он удивленно протягивает руку, и цепочка обвивается вокруг его пальцев. Поднеся их поближе, он читает надпись на табличках.
– Ну, надо же, – хмыкает он. – Тот еще сувенир. – Он бросает таблички ей назад. – Я знаю, что ты в приятелях у Дядюшки Энцо. Иначе я бы просто утопил тебя, а не тащил сюда на банкет. И, откровенно говоря, мне глубоко плевать, потому что к концу дня или Дядюшка Энцо отойдет от дел, или от меня, как ты выражаешься, останется раскатанный фарш. Но думаю, Большой Дядя призадумается, пускать ли «стингер» в турбину моего вертолета, узнав, что на борту его маленькая чикита.
– Ты все не так понял, – отрезает И.В. – Секс ни при чем.
И все же она раздосадована: ведь в конечном итоге личные номерные знаки не совершили чуда и не превратили дурных парней в камень.
Повернувшись на каблуках, Райф направляется к вертолету. Сделав несколько шагов, он останавливается и оглядывается через плечо на И.В., которая так старается не заплакать.
– Ты идешь?
Она смотрит на вертолет. Билет с Плота.
– Можно мне оставить записку Ворону?
– Что касается Ворона, ты уже свое дело сделала, ха, ха, ха. Пойдем, девочка, не будем тратить горючее вертолета – вредно для, мать ее, окружающей среды.
Она тащится за ним к вертолету, залезает внутрь. Внутри тепло и светло, мягкие кресла. Словно после тяжелого февральского дня, проколесив много часов по самым тяжелым, присыпанным песком грунтовкам, усаживаешься в мягкое кресло.
– Я велел переоборудовать интерьер, – объясняет Райф. – Это старый советский военный вертолет, спроектированный без учета комфорта. Но такова цена, какую приходится платить за отличную броню.
В вертолете кроме них еще двое. Одному лет пятьдесят, он – исхудалый, с большими порами, в бифокальных очках в проволочной оправе, а на коленях у него – лэптоп. Технарь. Другой – массивный негр с пушкой.
– И.В., – говорит, как всегда, вежливый Л. Боб Райф, – познакомься с Фрэнком Фростом, моим техническим директором, и Тони Майклсом, главой моей службы безопасности.
– Мэм, – тянет Тони.
– Как поживаете, – бормочет Фрэнк.
– Пососи мне пальцы на ногах, – отрезает И.В.
– Не наступайте на это, пожалуйста, – просит Фрэнк.
И.В. опускает взгляд. Забираясь на самое ближнее к двери пустое кресло, она наступила на лежащий на полу сверток. Размером он с телефонный справочник, но неровной формы, очень тяжелый и замотан в пузырчатую упаковку и прозрачный пластик. Она лишь с трудом может различить его содержимое. Что-то светло-красно-коричневое. Покрытое куриными царапинами. Твердое как камень.
– Что это? – спрашивает И.В. – Домашний хлеб от мамочки?
– Древний артефакт. – Голос Фрэнка звучит раздраженно. Райф с облегчением хмыкает, довольный тем, что И.В. взялась оскорблять кого-то другого.
Через взлетную палубу бежит, пригибаясь, еще один мужчина, который явно до смерти боится вращающихся с воем лопастей. Новоприбывшему около шестидесяти, а на голове у него красуется уложенная шапочкой шевелюра, которую ветер от винта, кажется, не в силах взлохматить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Антенноголовые забрасывают ее туда головой вперед, все это время прижимая ей руки к бокам, чтобы она не смогла уцепиться за дверь или оттолкнуть от себя клетку, а потом несколько секунд тратят на то, чтобы затолкать за телом ноги. Совершенно очевидно, что от слов толку мало, поэтому теперь она сопротивляется молча. Ей удается хорошенько въехать пяткой одному антенноголовому по переносице, она и чувствует, и слышит, как ломается кость, но тот никак не реагирует, только голова у него откидывается назад от удара. И.В. так занята тем, что наблюдает, когда же он сообразит, что у него сломан нос и кто в этом виноват, что перестает брыкаться и размахивать руками ровно настолько, чтобы второй сумел затолкать ее в клетку. Потом дверца захлопывается.
Клетку сумел бы открыть даже опытный енот. А для перевозки людей она вообще не годится. Но когда И.В. удается развернуться и дотянуться до шпингалета, она уже висит в двадцати футах над уровнем палубы и под ней зияет полоса черной воды между танкером и «Интерпрайзом». Еще она успевает увидеть крохотную моторку, беспомощно болтающуюся между двух стальных стен.
На «Интерпрайзе», похоже, не все ладно. Что-то где-то горит. Слышны автоматные очереди. И.В. не слишком уверена, хочет ли она там находиться. Но, вися в воздухе, на всякий случай осматривает корабль и убеждается, что с него не улизнуть: никаких тебе удобных трапов или веревочных лестниц.
Ее опускают на «Интерпрайз». Клетка дико кренится, раскачиваясь из стороны в сторону, царапает углом доски, а когда наконец касается палубы, то проезжает по ней несколько метров, прежде чем окончательно остановиться. Отодвинув шпингалет, И.В. выбирается наружу. Ну и теперь что?
Посреди палубы краской нарисована мишень посадочной площадки, вокруг которой на приколе стоит несколько вертолетов. А еще один, мастодонт с двумя реактивными турбинами, точно летающая ванна, ощетинившаяся пушками и ракетными установками, стоит прямо посреди мишени, полыхая огнями, скуля мотором и уныло вращая лопастями. Возле него сгрудилась небольшая группа мужчин.
За неимением лучшего И.В. направляется к нему. Как она все это ненавидит: ведь именно такого от нее и ждут. Но, по правде, сказать, у нее нет другого выбора. Ей отчаянно жаль, что при ней нет доски. Палуба авианосца – едва ли не лучшая территория для скейтинга, какую ей вообще доводилось видеть. В кино она видела, что у авианосцев есть большие паровые катапульты для забрасывания в небо самолетов. Вот бы вылететь из паровой катапульты на доске.
Пока она идет к вертолету, от группки отделяется мужчина и направляется к ней. Крупный, тело у него размером с пятидесятипятигаллоновую бочку, а еще закрученные на концах усы. Надвигаясь на нее, он довольно смеется, что выводит ее из себя.
– Ну и вид у тебя, совсем как у потерянной девочки! – говорит он. – Черт, дорогуша, ты выглядишь как утонувшая крыса, которую только что просушили.
– Спасибо, – отзывается она. – А ты выглядишь как раскатанный фарш.
– Очень смешно, – отзывается он.
– Тогда почему ты не смеешься? Боишься, что это правда?
– Послушай, – говорит он, – у меня нет времени на подростковые перепалки. Я как раз для того вырос и состарился, чтобы от них избавиться.
– Дело не в том, что у тебя нет времени, – говорит она. – Дело в том, что ты плохо это умеешь.
– Знаешь, кто я? – спрашивает он.
– Ага, знаю. А знаешь, кто я?
– И.В. Пятнадцатилетний курьер.
– Личный друг Дядюшки Энцо, – говорит она, вытаскивая личные номерные знаки и бросая их ему.
Он удивленно протягивает руку, и цепочка обвивается вокруг его пальцев. Поднеся их поближе, он читает надпись на табличках.
– Ну, надо же, – хмыкает он. – Тот еще сувенир. – Он бросает таблички ей назад. – Я знаю, что ты в приятелях у Дядюшки Энцо. Иначе я бы просто утопил тебя, а не тащил сюда на банкет. И, откровенно говоря, мне глубоко плевать, потому что к концу дня или Дядюшка Энцо отойдет от дел, или от меня, как ты выражаешься, останется раскатанный фарш. Но думаю, Большой Дядя призадумается, пускать ли «стингер» в турбину моего вертолета, узнав, что на борту его маленькая чикита.
– Ты все не так понял, – отрезает И.В. – Секс ни при чем.
И все же она раздосадована: ведь в конечном итоге личные номерные знаки не совершили чуда и не превратили дурных парней в камень.
Повернувшись на каблуках, Райф направляется к вертолету. Сделав несколько шагов, он останавливается и оглядывается через плечо на И.В., которая так старается не заплакать.
– Ты идешь?
Она смотрит на вертолет. Билет с Плота.
– Можно мне оставить записку Ворону?
– Что касается Ворона, ты уже свое дело сделала, ха, ха, ха. Пойдем, девочка, не будем тратить горючее вертолета – вредно для, мать ее, окружающей среды.
Она тащится за ним к вертолету, залезает внутрь. Внутри тепло и светло, мягкие кресла. Словно после тяжелого февральского дня, проколесив много часов по самым тяжелым, присыпанным песком грунтовкам, усаживаешься в мягкое кресло.
– Я велел переоборудовать интерьер, – объясняет Райф. – Это старый советский военный вертолет, спроектированный без учета комфорта. Но такова цена, какую приходится платить за отличную броню.
В вертолете кроме них еще двое. Одному лет пятьдесят, он – исхудалый, с большими порами, в бифокальных очках в проволочной оправе, а на коленях у него – лэптоп. Технарь. Другой – массивный негр с пушкой.
– И.В., – говорит, как всегда, вежливый Л. Боб Райф, – познакомься с Фрэнком Фростом, моим техническим директором, и Тони Майклсом, главой моей службы безопасности.
– Мэм, – тянет Тони.
– Как поживаете, – бормочет Фрэнк.
– Пососи мне пальцы на ногах, – отрезает И.В.
– Не наступайте на это, пожалуйста, – просит Фрэнк.
И.В. опускает взгляд. Забираясь на самое ближнее к двери пустое кресло, она наступила на лежащий на полу сверток. Размером он с телефонный справочник, но неровной формы, очень тяжелый и замотан в пузырчатую упаковку и прозрачный пластик. Она лишь с трудом может различить его содержимое. Что-то светло-красно-коричневое. Покрытое куриными царапинами. Твердое как камень.
– Что это? – спрашивает И.В. – Домашний хлеб от мамочки?
– Древний артефакт. – Голос Фрэнка звучит раздраженно. Райф с облегчением хмыкает, довольный тем, что И.В. взялась оскорблять кого-то другого.
Через взлетную палубу бежит, пригибаясь, еще один мужчина, который явно до смерти боится вращающихся с воем лопастей. Новоприбывшему около шестидесяти, а на голове у него красуется уложенная шапочкой шевелюра, которую ветер от винта, кажется, не в силах взлохматить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136