В незапамятные времена не было скорпиона, не было змеи, не было гиены, не было льва, не было дикой собаки, не было волка, не было страха, не было ужаса, не было соперника человеку. В те времена земля Шубур-Хамази, дружноязычный Шумер, великая страна ме , титула царей царства, Ури, страна всего, что следует уместно, страна Марту, покоящаяся в мире, все окруженные заботой народы с речью обратились к Энлилю на одном языке. Тогда дерзкий властелин, царь непокорный, Энки, властелин изобилия, чьи приказания достойны веры, надежны, податель мудрости, озирающий страну, первый среди богов, властелин Эриду многомудрый, изменил речь в их устах, вложил в нее раздор, в речь человека, что был когда-то един.

Это перевод Кремера.
– Но это же история. Я думал, нам-шуб – заклинание.
– Нам-шуб Энки – одновременно и история, и заклинание, – отвечает Библиотекарь. – Самореализующееся художественное произведение. Лагос полагал, что в своей исходной форме, на которую только намекает перевод, оно производило то действие, какое описывает.
– Ты имеешь в виду, изменяло речь в устах людей?
– Да, – кивает Библиотекарь.
– Но ведь это же история Вавилонской башни, так? – говорит Хиро. – Все говорили на одном языке, а потом Энки изменил их наречия так, что они перестали понимать друг друга. Наверное, это и легло в основу библейской легенды о Вавилонской башне.
– В данном помещении содержится ряд карточек, прослеживающих данную взаимосвязь, – соглашается Библиотекарь.
– Ранее ты уже упоминал, что все говорили на шумерском. А потом вдруг все его разом забыли. Он просто исчез, как динозавры. И нет данных о геноциде, что объяснило бы, как это произошло. Что укладывается в историю о Вавилонской башне и в историю с нам-шуб Энки. Лагос считал, что Вавилон на самом деле имел место?
– Он был в этом убежден. Его действительно тревожило огромное число существующих на земле языков. На его взгляд, их просто слишком много.
– Сколько?
– Десять тысяч. Во многих частях света можно встретить народы одной этнической группы, живущие в сходных условиях на расстоянии нескольких миль друг от друга и говорящих на языках, которые не имеют между собой ровным счетом ничего общего. И это не единичный случай, такое наблюдается повсеместно. Многие лингвисты пытались понять «эффект Вавилона», найти ответ на вопрос, почему человеческие языки имеют тенденцию к фрагментации, а не к конвергенции в общее наречие.
– На данный момент нашел кто-нибудь ответ?
– Вопрос глубокий и сложный, – говорит Библиотекарь. – У Лагоса была своя теория.
– Да?
– Он полагал, что такое историческое событие, как Вавилонское столпотворение, действительно имело место. Оно случилось в конкретном месте и в конкретное время и совпало с исчезновением шумерского языка. До Вавилона/Инфокалипсиса существовала тенденция к конвергенции языков. А после у языков появилась тенденция к дивергенции, к тому, чтобы становиться взаимно непонятными... эта тенденция, говоря его словами, сходна со змеей, обвившей ствол мозга человека.
– Единственное объяснение...
Хиро умолкает, не желая произносить этого вслух.
– Да? – подстегивает Библиотекарь.
– Феномен, который охватил население, изменяя разум людей таким образом, что они утратили способность воспринимать шумерский язык. Вроде вируса, который переходит с одного компьютера на другой, сходным образом повреждая каждую машину на своем пути. Обвивая спинной мозг.
– Лагос посвятил этой гипотезе много времени и сил, – говорит Библиотекарь. – Он считал нам-шуб Энки нейро-лингвистическим вирусом.
– Так этот Энки был реальной исторической личностью?
– Возможно.
– И Энки создал этот вирус и распространил его по всему Шумеру с помощью подобных табличек?
– Да. Была обнаружена табличка, содержащая письмо к Энки, в которой писец жалуется на нечто подобное.
– Письмо Богу?
– Да. Оно написано Син-саму, писцом. Он начинает с восхваления Энки и заверения в преданности. Затем писец жалуется:
«Как молодой... (строка обрывается)
Я скован в запястье.
Как повозка на дороге, когда расщепилось дышло,
Я, недвижим, стою на пути.
Я лежу на постели, восклицая «О!» и «О нет!».
Я издаю вопль.
Мое тонкое тело растянулось шеей к земле.
Ноги мои бездвижны.
Мое... было унесено в землю.
Тело мое изменилось.
Ночью я не могу спать,
сила моя ушла,
жизнь из меня утекает.
Ясный день потемнел для меня.
Я скользнул в мою могилу.
Я, писец, кому ведомо много вещей, глупцом стал.
Рука моя писать перестала,
И в устах моих нет слов».
После новых описаний своих бед писец заканчивает так:
«Мой Бог, тебя я страшусь.
Я написал тебе письмо.
Сжалься же надо мной.
Да обратится снова ко мне сердце бога моего».

29
В ожидании стрелки И.В. отрабатывает стиль на «Маминой стоянке» на 405-й. Если ее заметят на такой «Маминой стоянке», стыда не оберешься. Даже если у самой «Маминой стоянки» ее, скажем, переедет всеми восемнадцатью колесами фура, она все равно выползет на обочину трассы, на бровях заползет во «Вздремни и Кати», где полно сексуально озабоченных бомжей; уж лучше в этой дыре, чем под мамочкиным тентом. Но иногда, если ты профессионал и тебе выпало задание, которое тебе не по нутру, приходится брать себя в руки.
Для сегодняшнего задания мужик со стеклянным глазом уже снабдил ее, как он выразился, «водителем и охраной». Личность ей совершенно неизвестная. И.В. совсем не уверена, что ей хочется возиться с этим таинственным незнакомцем. В голове у нее уже возник портрет тренера по борьбе в старших классах. Ну просто блеск! Как бы то ни было, ей полагается ждать его здесь.
И.В. заказывает чашку кофе и кусок вишневого пирога со сливками. Все это она относит к общественному терминалу Метавселенной в дальнем углу кафе. Терминал дешевый, просто полукруглая кабинка из нержавеющей стали с раздвижной дверью, приютившаяся между телефонной будкой, в которой соловьем разливается заскучавший по дому дальнобойщик, и пинболом, где у красотки зажигаются огромные титьки, стоит вам загнать шарик в волшебные фаллопиевы трубы.
И.В. не слишком хорошо управляется в Метавселенной, но знает, где что, и у нее есть адрес. Отыскать адрес в Метавселенной не труднее, чем в Реальности, во всяком случае, если ты не умственно отсталый пешак.
Стоит ей выйти на Стрит, ошивающиеся там люди начинают бросать на нее странные взгляды. Такие же взгляды она встречает, когда в своем динамичном сине-оранжевом комбинезоне курьера шагает через камвольно-шерстяную пустыню «Корпоративного парка Уэстлейк». И.В. знает, что здесь на нее смотрят косо потому, что она только что вышла из дрянного общественного терминала. Она тут черно-белая личность второго сорта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136