А если не считать некоторых, э-э, приобретений в сотойских походах, ты никогда в жизни никого не грабил. Что до изнасилований… — Томанак обвел жестом окружавшую их снежную равнину, как бы напоминая, как и по каким причинам Базел сюда попал. Но градани упрямо тряс головой.
— Может, оно и так, но я же не обещал, что не буду и впредь, — возразил он.
Томанак снова издал сотрясающий землю вздох, и Базел заерзал было под его суровым взглядом, как озорной мальчишка, который сам понимает, что спорит из чистого упрямства, но собрался с духом и вновь устремил взгляд на бога:
— Ладно, пусть так, но мне частенько приходилось наблюдать, во что обходится служение таким, как вы. Вот Заранта. Она дала Семкирку клятву магов, а что она получила взамен, когда ее захватили барон Дунсанта и его подонки? А Рекаа? Да взять хоть Тотаса! Уж он-то точно хороший человек. Намного лучше, чем я. И он ваш последователь. И что — спасли вы его и его людей в Риверсайде? Хоть раз протянули руку помощи, когда он едва не выкашливал свои легкие наружу?
Через мгновение, которое, казалось, длилось бесконечно, бог заговорил.
— Тотас, — сказал он, — не лучше и не хуже тебя. Я высоко ценю его, но ему не хватает кое-чего, что у тебя есть.
Базел недоверчиво прянул ушами и насторожился, а Бог Войны хитро улыбнулся:
— Думаешь, стал бы Тотас со мной так нахально спорить? Клянусь Силой Света, такого упрямого смертного, как ты, я не встречал за последнюю тысячу лет. Ты не обращаешь внимания на сны, которые я посылаю, заставляешь меня прибегать к услугам этого идиота из Дерма, открыто споришь со мной и с моей сестрой… Можешь ты вдолбить в свой гранитный лоб, что именно это упрямство, отказ делать то, во что не веришь, и придает тебе такое значение в глазах богов?
— Да откуда мне знать? — возразил Базел. — Но разве человеку надо помогать только тогда, когда он чего-то стоит и может на что-то сгодиться? Тотас не такой чугуннолобый, как я, но это вовсе не делает его хуже.
— Конечно не делает. Но Тотас никогда не просил меня его исцелить.
Базел недоверчиво покосился на бога, но тот подтверждающе наклонил голову.
— Правда, я мало что смог бы для него сделать, даже если бы он меня и попросил, — признался Томанак, — так же как я не могу устроить, чтобы Заранта мгновенно оказалась дома в своей постели, в чем она, кстати, очень сейчас нуждается. Я уже объяснял, почему я не могу непосредственно вмешиваться в дела людей. И я не мог защитить Тотаса от покушения братьев-псов. По той же причине я не могу сделать это покушение несуществующим. Ни один бог, Светлый или Темный, не отважится изменять прошлое. Невозможно вообразить себе все последствия такого поступка, но некоторые из них ты и сам мог бы себе представить. — Он смотрел на Базела, пока тот не кивнул, за тем продолжил: — Кстати, пример Тотаса, может быть незначительный в масштабах вселенной, но наглядный, как раз показывает, как смертные могут добиться того, чего не могут боги. Заранта приложила все свои силы, чтобы вылечить его. Конечно, без таланта целителя она не смогла бы его спасти, да он и не выздоровел окончательно, несмотря на ее старания. Но вдвоем вам это все-таки удалось. Она сделала главное, нейтрализовав яд. Ты оставил его в Дунсанте, дав ему необходимое время для отдыха и восстановления сил. Но меня Тотас просил лишь о том, чего у него, как ты сам понимаешь, и так в избытке: чтобы я дал ему храбрость и выдержку для служения его госпоже.
— Но можно было сделать и больше, просил он того или нет! — гневно воскликнул Базел, и Томанак вздохнул:
— Можно было, если бы он повстречал одного из моих избранников. Я могу исцелять через своих избранников и жрецов. Это мои орудия в мире смертных, но жрецов у меня меньше, чем у других богов, а мои избранники — должен предостеречь тебя, Базел, — редко умирают от старости в своей постели. Я могу помогать им и их поддерживать, но их назначение — битва, а воины, увы, часто погибают.
— Так вот чего вы от меня хотите, — с горечью сказал Базел. — Сделать меня одним из ваших избранников. А исцеление Тотаса будет платой за мою службу?
— Нет, — ответил Томанак более сурово, чем раньше. — Если ты станешь моим избранником, то действительно сможешь его вылечить, но я не занимаюсь сделками! Если ты последуешь за мной, то только потому, что будешь считать это правильным, а не в обмен на какие-то услуги. Боги Тьмы подкупают и покупают, единственная награда, которую предлагаю я, — сознание того, что ты выбрал правое дело.
Ярость, слышавшаяся в этом голосе, могла бы уничтожить Базела на месте, но ярость эта была направлена не на него.
— Так что же вы тогда мне предлагаете? — спросил наконец Конокрад. — Уж если я так хорош, что по своей воле выполняю все правила вашего Кодекса, зачем же вы так добиваетесь, чтобы я его принял?..
— Я пытаюсь предложить свою помощь, не больше, — подчеркнуто сдержанно ответил Томанак. — Я не могу открыто вмешиваться в дела смертных, но я могу помогать им в борьбе против слуг сил зла… если только они позволяют мне это сделать! Твоя голова может быть из цельного куска скалы, Базел, но даже ты уже должен был понять, что так же создан для битвы, как булатный клинок, и что ты не будешь драться на неправой стороне. Клянусь моей булавой, сейчас, охотясь за бандитами и колдунами, ты делаешь то, что тебе надлежит. — Его пылающие глаза смотрели прямо на Базела, голос сотрясал небеса. — Если ты хочешь драться за правое дело, лучше делать это под моими знаменами. Я покажу тебе врагов, достойных твоей стали. Я сделаю твой меч острее.
— Гм… — Под взглядом бога Базел опустил глаза и закусил губу.
Он чувствовал силу и железную логику слов Томанака. Бог действительно хотел убедить, а не заставить его или сломить его волю. Но слишком многое навалилось на него за одну эту ночь. Он знал себя слишком хорошо, чтобы поверить, что в нем таятся задатки богоизбранного героя, да и вековое недоверие градани к посулам тех, кто мог бы их обмануть, побуждало его относиться к речам Томанака подозрительно. Наконец он решительно покачал головой:
— Нет. — Это слово потребовало от него больше усилий, чем он ожидал, но он опять поднял глаза к лицу бога. — Я не хочу сказать, что не верю вам, но я все еще не уверен до конца. И даже если бы я знал, что каждое ваше слово — правда, я не могу решиться так быстро, за одну ночь.
Томанак ничего не ответил, и Базел продолжал:
— Мир мало что оставил моему народу, но одно у нас есть: если мы даем слово, то оно что-то значит. Поэтому я не хочу ни в чем клясться, прежде чем не буду полностью убежден в том, что это стоит делать.
— Конечно, — спокойно ответил Томанак. — Я и не прошу об этом. Я только хочу, чтобы ты хорошенько подумал, прежде чем сказать «нет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
— Может, оно и так, но я же не обещал, что не буду и впредь, — возразил он.
Томанак снова издал сотрясающий землю вздох, и Базел заерзал было под его суровым взглядом, как озорной мальчишка, который сам понимает, что спорит из чистого упрямства, но собрался с духом и вновь устремил взгляд на бога:
— Ладно, пусть так, но мне частенько приходилось наблюдать, во что обходится служение таким, как вы. Вот Заранта. Она дала Семкирку клятву магов, а что она получила взамен, когда ее захватили барон Дунсанта и его подонки? А Рекаа? Да взять хоть Тотаса! Уж он-то точно хороший человек. Намного лучше, чем я. И он ваш последователь. И что — спасли вы его и его людей в Риверсайде? Хоть раз протянули руку помощи, когда он едва не выкашливал свои легкие наружу?
Через мгновение, которое, казалось, длилось бесконечно, бог заговорил.
— Тотас, — сказал он, — не лучше и не хуже тебя. Я высоко ценю его, но ему не хватает кое-чего, что у тебя есть.
Базел недоверчиво прянул ушами и насторожился, а Бог Войны хитро улыбнулся:
— Думаешь, стал бы Тотас со мной так нахально спорить? Клянусь Силой Света, такого упрямого смертного, как ты, я не встречал за последнюю тысячу лет. Ты не обращаешь внимания на сны, которые я посылаю, заставляешь меня прибегать к услугам этого идиота из Дерма, открыто споришь со мной и с моей сестрой… Можешь ты вдолбить в свой гранитный лоб, что именно это упрямство, отказ делать то, во что не веришь, и придает тебе такое значение в глазах богов?
— Да откуда мне знать? — возразил Базел. — Но разве человеку надо помогать только тогда, когда он чего-то стоит и может на что-то сгодиться? Тотас не такой чугуннолобый, как я, но это вовсе не делает его хуже.
— Конечно не делает. Но Тотас никогда не просил меня его исцелить.
Базел недоверчиво покосился на бога, но тот подтверждающе наклонил голову.
— Правда, я мало что смог бы для него сделать, даже если бы он меня и попросил, — признался Томанак, — так же как я не могу устроить, чтобы Заранта мгновенно оказалась дома в своей постели, в чем она, кстати, очень сейчас нуждается. Я уже объяснял, почему я не могу непосредственно вмешиваться в дела людей. И я не мог защитить Тотаса от покушения братьев-псов. По той же причине я не могу сделать это покушение несуществующим. Ни один бог, Светлый или Темный, не отважится изменять прошлое. Невозможно вообразить себе все последствия такого поступка, но некоторые из них ты и сам мог бы себе представить. — Он смотрел на Базела, пока тот не кивнул, за тем продолжил: — Кстати, пример Тотаса, может быть незначительный в масштабах вселенной, но наглядный, как раз показывает, как смертные могут добиться того, чего не могут боги. Заранта приложила все свои силы, чтобы вылечить его. Конечно, без таланта целителя она не смогла бы его спасти, да он и не выздоровел окончательно, несмотря на ее старания. Но вдвоем вам это все-таки удалось. Она сделала главное, нейтрализовав яд. Ты оставил его в Дунсанте, дав ему необходимое время для отдыха и восстановления сил. Но меня Тотас просил лишь о том, чего у него, как ты сам понимаешь, и так в избытке: чтобы я дал ему храбрость и выдержку для служения его госпоже.
— Но можно было сделать и больше, просил он того или нет! — гневно воскликнул Базел, и Томанак вздохнул:
— Можно было, если бы он повстречал одного из моих избранников. Я могу исцелять через своих избранников и жрецов. Это мои орудия в мире смертных, но жрецов у меня меньше, чем у других богов, а мои избранники — должен предостеречь тебя, Базел, — редко умирают от старости в своей постели. Я могу помогать им и их поддерживать, но их назначение — битва, а воины, увы, часто погибают.
— Так вот чего вы от меня хотите, — с горечью сказал Базел. — Сделать меня одним из ваших избранников. А исцеление Тотаса будет платой за мою службу?
— Нет, — ответил Томанак более сурово, чем раньше. — Если ты станешь моим избранником, то действительно сможешь его вылечить, но я не занимаюсь сделками! Если ты последуешь за мной, то только потому, что будешь считать это правильным, а не в обмен на какие-то услуги. Боги Тьмы подкупают и покупают, единственная награда, которую предлагаю я, — сознание того, что ты выбрал правое дело.
Ярость, слышавшаяся в этом голосе, могла бы уничтожить Базела на месте, но ярость эта была направлена не на него.
— Так что же вы тогда мне предлагаете? — спросил наконец Конокрад. — Уж если я так хорош, что по своей воле выполняю все правила вашего Кодекса, зачем же вы так добиваетесь, чтобы я его принял?..
— Я пытаюсь предложить свою помощь, не больше, — подчеркнуто сдержанно ответил Томанак. — Я не могу открыто вмешиваться в дела смертных, но я могу помогать им в борьбе против слуг сил зла… если только они позволяют мне это сделать! Твоя голова может быть из цельного куска скалы, Базел, но даже ты уже должен был понять, что так же создан для битвы, как булатный клинок, и что ты не будешь драться на неправой стороне. Клянусь моей булавой, сейчас, охотясь за бандитами и колдунами, ты делаешь то, что тебе надлежит. — Его пылающие глаза смотрели прямо на Базела, голос сотрясал небеса. — Если ты хочешь драться за правое дело, лучше делать это под моими знаменами. Я покажу тебе врагов, достойных твоей стали. Я сделаю твой меч острее.
— Гм… — Под взглядом бога Базел опустил глаза и закусил губу.
Он чувствовал силу и железную логику слов Томанака. Бог действительно хотел убедить, а не заставить его или сломить его волю. Но слишком многое навалилось на него за одну эту ночь. Он знал себя слишком хорошо, чтобы поверить, что в нем таятся задатки богоизбранного героя, да и вековое недоверие градани к посулам тех, кто мог бы их обмануть, побуждало его относиться к речам Томанака подозрительно. Наконец он решительно покачал головой:
— Нет. — Это слово потребовало от него больше усилий, чем он ожидал, но он опять поднял глаза к лицу бога. — Я не хочу сказать, что не верю вам, но я все еще не уверен до конца. И даже если бы я знал, что каждое ваше слово — правда, я не могу решиться так быстро, за одну ночь.
Томанак ничего не ответил, и Базел продолжал:
— Мир мало что оставил моему народу, но одно у нас есть: если мы даем слово, то оно что-то значит. Поэтому я не хочу ни в чем клясться, прежде чем не буду полностью убежден в том, что это стоит делать.
— Конечно, — спокойно ответил Томанак. — Я и не прошу об этом. Я только хочу, чтобы ты хорошенько подумал, прежде чем сказать «нет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106