Потом я снова услышал смех, леденящий душу, безжалостный, и голос мужчины, который что-то пробормотал – кажется, он возражал, о чем-то с отвращением просил... Но смех заглушил все – и доводы, и мольбы. Ничто не могло это остановить! Я понял, что повис на крюке, вонзенном под ребро, и всем своим весом натянул цепь, прикрепленную к стене!
Я громко закричал, заверещал. Вопили оба – и мужчина, и женщина. Я был Ревеккой, беспомощной и замученной, близкой к обмороку, но так и не сумевшей отключиться, и я был Квинном, защитником Ревекки, пришедшим в ужас от содеянного и в то же время отчаянно пытающимся разглядеть злодеев, которые это сотворили. Их было двое – да, определенно двое, и я обязательно должен был узнать, не является ли один из них Манфредом. А затем я превратился только в Ревекку, она непрерывно кричала от невыносимой боли, которую приходилось терпеть, – мука продолжалась без конца, а потом вся сцена, слава богу, начала меркнуть.
«Господи, Ревекка, – услышал я собственный шепот, – теперь я знаю, что они сделали: повесили тебя на крюк, подцепив за ребро, и оставили здесь умирать».
Кто-то тряхнул меня за плечо, стараясь разбудить. Я открыл глаза.
Это была Ревекка.
«Квинн, ты пришел. Ты меня не подвел. Ты пришел», – с улыбкой произнесла она.
Я был потрясен. Она была абсолютно реальной, как тогда в доме, только теперь на ней было великолепное бордовое платье из моего сна.
«Слава богу, с тобой все в порядке! – воскликнул я. – Это ведь не могло продолжаться вечно».
«Не думай сейчас об этом, милый, – сказала она. – Теперь ты все знаешь, теперь ты понял, для чего понадобилась пятая цепь. Просто побудь со мной, мой дорогой».
Я приподнялся и сел, а она опустилась на пол рядом со мной. Я повернул к ней лицо, и наши губы встретились. Я целовал ее неловко, а она просунула язык мне в рот, и я возбудился, как тогда в доме.
Теперь я был только мужчиной, существовавшим совершенно отдельно от нее и в то же время крепко привязавшимся к ней, очарованным бордовым платьем с низким декольте, грудью, оказавшейся так близко, и драгоценной камеей на черной ленточке вокруг обнаженной шеи.
Ее грудь была только наполовину прикрыта бордовым бархатом, и я неловко засунул в вырез платья руку, а когда нащупал соски, то чуть не сошел с ума.
«Люблю тебя, очень люблю», – сказал я, стискивая зубы, а потом рванул платье и принялся целовать ее розовые соски, пока она в конце концов не увлекла меня вниз.
Я взглянул ей в глаза.
Я вожделел ее так, что не мог говорить, но она без слов все поняла и, взяв мою руку, просунула ее себе под юбки. Все по-настоящему, все чудесно, безумно, и наконец наше обоюдное желание исполнилось – внезапно, резко, полностью. Наступило опустошение.
Я понял, что не могу отвести от нее глаз, – я по-прежнему лежал на ней – и у меня перехватило дыхание от вида зардевшихся щек. Я пробормотал что-то неприличное, грубое, но испытывал такое удовлетворение, такое блаженство, что в эти секунды меня уже ничто не волновало. Я поцеловал ее с тем же пылом, что и в самый первый раз. Потом в изнеможении откинулся на спину, и теперь уже она смотрела на меня сверху.
«Будь моим мстителем, Квинн, – тихо произнесла Ревекка. – Расскажи всему миру мою историю, но самое главное – будь моим мстителем».
«Но каким образом, Ревекка? Как я могу отомстить, когда тех, кто причинил тебе зло, давно нет?»
Я снова сел, мягко отстранив ее от себя.
Она была очень взволнована.
«Скажи правду, Ревекка, что мне сделать, чтобы ты обрела покой? – спросил я, снова вспоминая ужасную сцену: она висит на крюке, обнаженная и беспомощная, а рядом стоят двое злодеев. – Это был сам Манфред? Что я могу сделать, Ревекка, чтобы твоя душа упокоилась в мире?»
Вместо ответа она вновь меня поцеловала.
«Знаешь, тебя ведь тоже больше нет, Ревекка, – продолжал я. – Ты исчезла, как и те, кто совершил преступление, пусть и самое ужасное. Ревекка, никого не осталось в живых, чтобы страдать за содеянное».
Я обязан был это сказать. Она должна была услышать от меня правду.
«А как же я, Квинн? Я ведь здесь, – ласково произнесла она. – Я всегда здесь, я всегда вижу тебя. Я вижу все. Отомсти за меня, Квинн. Сразись за меня».
Я снова покрыл ее грудь поцелуями. Мы лежали, сплетясь в объятиях, и я чувствовал под руками бархат ее бордового платья. Волосы у нее растрепались, рассыпались, пока мы с ней занимались любовью. Потом я вздохнул и поцеловал ее щеки, погрузился во тьму, прохладную мягкую тьму, и парил там, бестелесный.
Сон. Как долго он длился? Не один час. Внезапно я проснулся. Снова ощутил духоту, жару.
Вокруг было темно! Великий Боже, темно!
Ночь на острове Сладкого Дьявола. Ночь на болоте Сладкого Дьявола. Надо же было совершить такую идиотскую ошибку – заснуть пьяным сном прямо здесь, так далеко от дома, когда все болотные твари пробуждаются и выходят на охоту. Что толку от пистолета? Что толку от ружья, если с ветки дерева на тебя свалится змея? Ну хорошо, аллигаторов я еще кое-как распугаю шестом, но как насчет всех прочих лесных жителей, включая рысей, которые после наступления темноты отправляются на поиски жертв, чтобы утолить голод?
Я поднялся в ярости на самого себя. А ведь я был абсолютно уверен, что больше ей не удастся меня провести, что теперь я знаю, какая она зловредная штучка.
Но тут я с ужасом вспомнил, как с ней поступили те двое, и громко охнул.
Месть? Да, одной этой мысли было достаточно, чтобы разжечь в душе тихони жажду возмездия. В том, что она умерла именно так, я не сомневался. Она умерла и сгнила на втором этаже. Но почему роль мстителя возложена на меня?
Я разглядел при свете луны липкую сперму на полу и, взглянув в окно, поблагодарил Господа за это светило. Луна была мне крайне нужна. Может быть, именно благодаря ей я сумею убраться отсюда к черту.
Я перекрестился. Нащупал четки под рубашкой. (Они не были освящены, но пришлось довольствоваться и такими.) Поспешно и пристыженно произнес молитву «Радуйся, Мария», собственными словами рассказав Святой Деве, что чувствую себя очень виноватым в том, что обращаюсь к ней только тогда, когда все, кажется, потеряно.
Тут я понял, к своему ужасу, что так и не застегнул штаны, а следовательно, обращался к Деве Марии в совершенно непотребном виде. Я быстро привел себя в порядок и произнес еще три молитвы, прежде чем ощупью добрался до лестницы и спустился на первый этаж.
Подхватив золотую тарелочку с частоколом восковых свечей, я достал зажигалку и быстро поджег каждый фитиль. С таким источником света в руках я подошел к двери Хижины Отшельника и выглянул наружу. Да, луна действительно сияла в небе, я хорошо видел ее, стоя на крыльце, но болото выглядело абсолютно черным, и я представил, что, как только оттолкнусь от берега и окажусь в непроглядной тьме туннеля из зарослей, луна мне, скорее всего, не поможет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184
Я громко закричал, заверещал. Вопили оба – и мужчина, и женщина. Я был Ревеккой, беспомощной и замученной, близкой к обмороку, но так и не сумевшей отключиться, и я был Квинном, защитником Ревекки, пришедшим в ужас от содеянного и в то же время отчаянно пытающимся разглядеть злодеев, которые это сотворили. Их было двое – да, определенно двое, и я обязательно должен был узнать, не является ли один из них Манфредом. А затем я превратился только в Ревекку, она непрерывно кричала от невыносимой боли, которую приходилось терпеть, – мука продолжалась без конца, а потом вся сцена, слава богу, начала меркнуть.
«Господи, Ревекка, – услышал я собственный шепот, – теперь я знаю, что они сделали: повесили тебя на крюк, подцепив за ребро, и оставили здесь умирать».
Кто-то тряхнул меня за плечо, стараясь разбудить. Я открыл глаза.
Это была Ревекка.
«Квинн, ты пришел. Ты меня не подвел. Ты пришел», – с улыбкой произнесла она.
Я был потрясен. Она была абсолютно реальной, как тогда в доме, только теперь на ней было великолепное бордовое платье из моего сна.
«Слава богу, с тобой все в порядке! – воскликнул я. – Это ведь не могло продолжаться вечно».
«Не думай сейчас об этом, милый, – сказала она. – Теперь ты все знаешь, теперь ты понял, для чего понадобилась пятая цепь. Просто побудь со мной, мой дорогой».
Я приподнялся и сел, а она опустилась на пол рядом со мной. Я повернул к ней лицо, и наши губы встретились. Я целовал ее неловко, а она просунула язык мне в рот, и я возбудился, как тогда в доме.
Теперь я был только мужчиной, существовавшим совершенно отдельно от нее и в то же время крепко привязавшимся к ней, очарованным бордовым платьем с низким декольте, грудью, оказавшейся так близко, и драгоценной камеей на черной ленточке вокруг обнаженной шеи.
Ее грудь была только наполовину прикрыта бордовым бархатом, и я неловко засунул в вырез платья руку, а когда нащупал соски, то чуть не сошел с ума.
«Люблю тебя, очень люблю», – сказал я, стискивая зубы, а потом рванул платье и принялся целовать ее розовые соски, пока она в конце концов не увлекла меня вниз.
Я взглянул ей в глаза.
Я вожделел ее так, что не мог говорить, но она без слов все поняла и, взяв мою руку, просунула ее себе под юбки. Все по-настоящему, все чудесно, безумно, и наконец наше обоюдное желание исполнилось – внезапно, резко, полностью. Наступило опустошение.
Я понял, что не могу отвести от нее глаз, – я по-прежнему лежал на ней – и у меня перехватило дыхание от вида зардевшихся щек. Я пробормотал что-то неприличное, грубое, но испытывал такое удовлетворение, такое блаженство, что в эти секунды меня уже ничто не волновало. Я поцеловал ее с тем же пылом, что и в самый первый раз. Потом в изнеможении откинулся на спину, и теперь уже она смотрела на меня сверху.
«Будь моим мстителем, Квинн, – тихо произнесла Ревекка. – Расскажи всему миру мою историю, но самое главное – будь моим мстителем».
«Но каким образом, Ревекка? Как я могу отомстить, когда тех, кто причинил тебе зло, давно нет?»
Я снова сел, мягко отстранив ее от себя.
Она была очень взволнована.
«Скажи правду, Ревекка, что мне сделать, чтобы ты обрела покой? – спросил я, снова вспоминая ужасную сцену: она висит на крюке, обнаженная и беспомощная, а рядом стоят двое злодеев. – Это был сам Манфред? Что я могу сделать, Ревекка, чтобы твоя душа упокоилась в мире?»
Вместо ответа она вновь меня поцеловала.
«Знаешь, тебя ведь тоже больше нет, Ревекка, – продолжал я. – Ты исчезла, как и те, кто совершил преступление, пусть и самое ужасное. Ревекка, никого не осталось в живых, чтобы страдать за содеянное».
Я обязан был это сказать. Она должна была услышать от меня правду.
«А как же я, Квинн? Я ведь здесь, – ласково произнесла она. – Я всегда здесь, я всегда вижу тебя. Я вижу все. Отомсти за меня, Квинн. Сразись за меня».
Я снова покрыл ее грудь поцелуями. Мы лежали, сплетясь в объятиях, и я чувствовал под руками бархат ее бордового платья. Волосы у нее растрепались, рассыпались, пока мы с ней занимались любовью. Потом я вздохнул и поцеловал ее щеки, погрузился во тьму, прохладную мягкую тьму, и парил там, бестелесный.
Сон. Как долго он длился? Не один час. Внезапно я проснулся. Снова ощутил духоту, жару.
Вокруг было темно! Великий Боже, темно!
Ночь на острове Сладкого Дьявола. Ночь на болоте Сладкого Дьявола. Надо же было совершить такую идиотскую ошибку – заснуть пьяным сном прямо здесь, так далеко от дома, когда все болотные твари пробуждаются и выходят на охоту. Что толку от пистолета? Что толку от ружья, если с ветки дерева на тебя свалится змея? Ну хорошо, аллигаторов я еще кое-как распугаю шестом, но как насчет всех прочих лесных жителей, включая рысей, которые после наступления темноты отправляются на поиски жертв, чтобы утолить голод?
Я поднялся в ярости на самого себя. А ведь я был абсолютно уверен, что больше ей не удастся меня провести, что теперь я знаю, какая она зловредная штучка.
Но тут я с ужасом вспомнил, как с ней поступили те двое, и громко охнул.
Месть? Да, одной этой мысли было достаточно, чтобы разжечь в душе тихони жажду возмездия. В том, что она умерла именно так, я не сомневался. Она умерла и сгнила на втором этаже. Но почему роль мстителя возложена на меня?
Я разглядел при свете луны липкую сперму на полу и, взглянув в окно, поблагодарил Господа за это светило. Луна была мне крайне нужна. Может быть, именно благодаря ей я сумею убраться отсюда к черту.
Я перекрестился. Нащупал четки под рубашкой. (Они не были освящены, но пришлось довольствоваться и такими.) Поспешно и пристыженно произнес молитву «Радуйся, Мария», собственными словами рассказав Святой Деве, что чувствую себя очень виноватым в том, что обращаюсь к ней только тогда, когда все, кажется, потеряно.
Тут я понял, к своему ужасу, что так и не застегнул штаны, а следовательно, обращался к Деве Марии в совершенно непотребном виде. Я быстро привел себя в порядок и произнес еще три молитвы, прежде чем ощупью добрался до лестницы и спустился на первый этаж.
Подхватив золотую тарелочку с частоколом восковых свечей, я достал зажигалку и быстро поджег каждый фитиль. С таким источником света в руках я подошел к двери Хижины Отшельника и выглянул наружу. Да, луна действительно сияла в небе, я хорошо видел ее, стоя на крыльце, но болото выглядело абсолютно черным, и я представил, что, как только оттолкнусь от берега и окажусь в непроглядной тьме туннеля из зарослей, луна мне, скорее всего, не поможет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184