Наконец, когда рев моих двигателей заглушает остальные звуки, Фил Фабрицио вскакивает на ноги и бросается ко мне с радостью, которая никак не вяжется в моем представлении с гибелью президента Джефферсона.
— Вот это да! Ну ты и задал им жару! Сколько же свиноводов ты передавил и перестрелял?!. Эх, жаль, что меня там не было!
Я остановился перед дверями ангара. У меня нет слов. Мне приходилось сталкиваться с полным пренебрежением к человеческой жизни со стороны квернов, яваков и мельконов. Но ведь эти враги землян не знают, что такое мирное сосуществование с другими видами разумных существ! Даже пятнадцать лет бурных разглагольствований лидеров ДЖАБ’ы не подготовили меня к таким откровениям со стороны человека, который, насколько мне известно, вообще ни разу в жизни не видел живых каламетских фермеров, разумеется не причинивших ему ни малейшего вреда. Я просто не знаю, как реагировать на его щенячий восторг.
Фил Фабрицио, расплывшись в улыбке, глядит прямо в ближайшую батарею моих оптических датчиков.
— Ну и как? Тебе понравилось их давить?!. Поделом этим грязным свиноводам! Ты, наверное, и сам ничего подобного раньше не видел!..
Последние слова механика подсказывают мне формулировку ответа:
— Я сухопутный линкор двадцатой модели. Ты, разумеется, не понимаешь, что такое — быть сухопутным линкором. Я — один из верных защитников человечества, сменяющих друг друга на этом посту вот уже девятьсот шестьдесят один год. Я запрограммирован на защиту населенных людьми миров от любых видов опасности. Я состою на действительной службе уже более ста пятнадцати лет. За это время я сражался на трех крупных войнах. Первой из них была война с яваками, вспыхнувшая ровно сто пятнадцать лет назад. Потом я сражался с квернами и получил серьезные повреждения во время боев на Гердоне-III. Там погиб и мой командир. Кроме того, я участвовал в трех компаниях нынешней войны с яваками, охватившей тридцать семь земных звездных систем.
За сто пятнадцать лет действительной службы я получил семнадцать медалей за участие в различных сражениях, три серебряных звезды и четыре галактических созвездия, и в том числе «Золотое созвездие» за героизм в боях на Этене. Там я входил в состав ударной группы Кибернетической бригады, включавшей в себя семнадцать сухопутных линкоров. Нам было приказано любой ценой остановить яваков, так как падение Этены открыло бы противнику путь в сердце населенной людьми части Галактики.
У яваков было пятьдесят тяжелых, восемьдесят семь средних и двести десять легких денгов. Глубокая борозда в броне моей носовой части — след концентрированного огня пяти тяжелых денгов. Они стреляли одновременно и разрушили мои электромагнитные щиты. Их огонь плавил мою броню и разнес вдребезги мои гусеницы. Наконец они сосредоточили огонь своих плазменных пушек на моей носовой части, стараясь пробить корпус и вывести меня из строя, но я уничтожил их всех. Я пахал землю колесами без гусениц и уничтожал один за другим все денги, оказавшиеся в поле досягаемости моих башенных орудий. Кроме того, я уничтожил семь десантных транспортов, пытавшихся высадить подкрепления явакам, и сбил тяжелый крейсер противника, вышедший на низкую орбиту над планетой. К концу сражения погибли остальные шестнадцать линкоров моей группы и семнадцать миллионов мирных жителей Этены, но явакское наступление было остановлено. Противник убрался восвояси. Его командиры догадались, что широкое наступление на коренные человеческие миры слишком дорого им обойдется. Поэтому они набросились на наши пограничные миры у края Силурийской бездны, чтобы завоевать там жизненное пространство для беженцев из своих миров, уничтоженных мельконами.
Яростные сражения вдоль границы с явакским и мельконским пространством вынудили Конкордат задуматься о дальнейшем укреплении обороны миров, населенных землянами. Поэтому-то меня и не отправили на металлолом. Вместо этого меня отремонтировали, одели в новую броню и оснастили новыми гусеницами. В таком виде я и прибыл на Джефферсон, где разгромил боевую группу яваков в составе двух тяжелых крейсеров, шести десантных транспортов, восьми тяжелых, десяти средних и двадцати восьми легких денгов. Я не помню, скольких явакских пехотинцев я уничтожил. Несколько тысяч, не меньше…
И вот сегодня мне приказали проследовать по улицам города, наполненным мирными жителями, решившими воспользоваться правом свободы слова и собраний. Они вели себя мирно, пока полиция не стала поливать их слезоточивым газом и крушить черепа дубинками. Когда демонстранты попробовали скрыться от полиции, на них набросились жаждавшие их крови орды городской шпаны. Единственный путь к спасению лежал для демонстрантов мимо президентского здания, а Жофр Зелок приказал мне давить их, чтобы охваченная паникой толпа не оказалась под окнами его кабинета. Несмотря на мои протесты, он не отменил свой приказ, и я вынужден был давить всех, кто оказался на моем пути. Причем — не только демонстрантов, но и напавших на них горожан.
Мне неизвестно, сколько народа я передавил сегодня на улице Даркони. Я просто не хочу этого знать. Меня создали для того, чтобы защищать человеческие миры, а не давить мирных жителей. Когда фермеры ворвались в президентскую резиденцию, я стал стрелять сквозь ее стены, защищая человека, приказавшего давить своих же сторонников ради спасения собственной шкуры. Затем президент Зелок наложил в штаны и зачем-то прыгнул из окна прямо в толпу людей, имевших все основания глубоко его ненавидеть. Он погиб страшной смертью, но перед этим вынудил меня раздавить тысячи ни в чем не повинных людей. — Фил сидит тихо, как мышь. Таким я его никогда еще не видел. Застыла даже микротатуировка у него на лице. Он несколько раз судорожно сглатывает и, не отрываясь, смотрит на мои гусеницы. Кажется, он заметил, что между их звеньями что-то застряло. Присмотревшись, он побледнел как полотно.
— Я ничего этого не знал, — наконец пробормотал он. — Ничего такого не сообщали…
— Ничего удивительного.
Фил поднимает на меня удивленные глаза.
— Как это «ничего удивительного»?!
— Средства массовой информации на Джефферсоне постоянно, целенаправленно и искусно подтасовывают факты.
— Чего, чего?
— Они лгут и замалчивают правду.
— Откуда ты знаешь? — прищурившись, спросил меня Фил. — Ты же нигде не бываешь. Стоишь себе целый день в ангаре и спишь!
— Я не сплю. Я лишился командира и теперь бодрствую двадцать четыре часа в сутки. Я не спал уже пять лет. Все это время я следил за информацией, поступающей из государственных и частных источников. Я ежедневно просматриваю содержание информационной сети Джефферсона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192
— Вот это да! Ну ты и задал им жару! Сколько же свиноводов ты передавил и перестрелял?!. Эх, жаль, что меня там не было!
Я остановился перед дверями ангара. У меня нет слов. Мне приходилось сталкиваться с полным пренебрежением к человеческой жизни со стороны квернов, яваков и мельконов. Но ведь эти враги землян не знают, что такое мирное сосуществование с другими видами разумных существ! Даже пятнадцать лет бурных разглагольствований лидеров ДЖАБ’ы не подготовили меня к таким откровениям со стороны человека, который, насколько мне известно, вообще ни разу в жизни не видел живых каламетских фермеров, разумеется не причинивших ему ни малейшего вреда. Я просто не знаю, как реагировать на его щенячий восторг.
Фил Фабрицио, расплывшись в улыбке, глядит прямо в ближайшую батарею моих оптических датчиков.
— Ну и как? Тебе понравилось их давить?!. Поделом этим грязным свиноводам! Ты, наверное, и сам ничего подобного раньше не видел!..
Последние слова механика подсказывают мне формулировку ответа:
— Я сухопутный линкор двадцатой модели. Ты, разумеется, не понимаешь, что такое — быть сухопутным линкором. Я — один из верных защитников человечества, сменяющих друг друга на этом посту вот уже девятьсот шестьдесят один год. Я запрограммирован на защиту населенных людьми миров от любых видов опасности. Я состою на действительной службе уже более ста пятнадцати лет. За это время я сражался на трех крупных войнах. Первой из них была война с яваками, вспыхнувшая ровно сто пятнадцать лет назад. Потом я сражался с квернами и получил серьезные повреждения во время боев на Гердоне-III. Там погиб и мой командир. Кроме того, я участвовал в трех компаниях нынешней войны с яваками, охватившей тридцать семь земных звездных систем.
За сто пятнадцать лет действительной службы я получил семнадцать медалей за участие в различных сражениях, три серебряных звезды и четыре галактических созвездия, и в том числе «Золотое созвездие» за героизм в боях на Этене. Там я входил в состав ударной группы Кибернетической бригады, включавшей в себя семнадцать сухопутных линкоров. Нам было приказано любой ценой остановить яваков, так как падение Этены открыло бы противнику путь в сердце населенной людьми части Галактики.
У яваков было пятьдесят тяжелых, восемьдесят семь средних и двести десять легких денгов. Глубокая борозда в броне моей носовой части — след концентрированного огня пяти тяжелых денгов. Они стреляли одновременно и разрушили мои электромагнитные щиты. Их огонь плавил мою броню и разнес вдребезги мои гусеницы. Наконец они сосредоточили огонь своих плазменных пушек на моей носовой части, стараясь пробить корпус и вывести меня из строя, но я уничтожил их всех. Я пахал землю колесами без гусениц и уничтожал один за другим все денги, оказавшиеся в поле досягаемости моих башенных орудий. Кроме того, я уничтожил семь десантных транспортов, пытавшихся высадить подкрепления явакам, и сбил тяжелый крейсер противника, вышедший на низкую орбиту над планетой. К концу сражения погибли остальные шестнадцать линкоров моей группы и семнадцать миллионов мирных жителей Этены, но явакское наступление было остановлено. Противник убрался восвояси. Его командиры догадались, что широкое наступление на коренные человеческие миры слишком дорого им обойдется. Поэтому они набросились на наши пограничные миры у края Силурийской бездны, чтобы завоевать там жизненное пространство для беженцев из своих миров, уничтоженных мельконами.
Яростные сражения вдоль границы с явакским и мельконским пространством вынудили Конкордат задуматься о дальнейшем укреплении обороны миров, населенных землянами. Поэтому-то меня и не отправили на металлолом. Вместо этого меня отремонтировали, одели в новую броню и оснастили новыми гусеницами. В таком виде я и прибыл на Джефферсон, где разгромил боевую группу яваков в составе двух тяжелых крейсеров, шести десантных транспортов, восьми тяжелых, десяти средних и двадцати восьми легких денгов. Я не помню, скольких явакских пехотинцев я уничтожил. Несколько тысяч, не меньше…
И вот сегодня мне приказали проследовать по улицам города, наполненным мирными жителями, решившими воспользоваться правом свободы слова и собраний. Они вели себя мирно, пока полиция не стала поливать их слезоточивым газом и крушить черепа дубинками. Когда демонстранты попробовали скрыться от полиции, на них набросились жаждавшие их крови орды городской шпаны. Единственный путь к спасению лежал для демонстрантов мимо президентского здания, а Жофр Зелок приказал мне давить их, чтобы охваченная паникой толпа не оказалась под окнами его кабинета. Несмотря на мои протесты, он не отменил свой приказ, и я вынужден был давить всех, кто оказался на моем пути. Причем — не только демонстрантов, но и напавших на них горожан.
Мне неизвестно, сколько народа я передавил сегодня на улице Даркони. Я просто не хочу этого знать. Меня создали для того, чтобы защищать человеческие миры, а не давить мирных жителей. Когда фермеры ворвались в президентскую резиденцию, я стал стрелять сквозь ее стены, защищая человека, приказавшего давить своих же сторонников ради спасения собственной шкуры. Затем президент Зелок наложил в штаны и зачем-то прыгнул из окна прямо в толпу людей, имевших все основания глубоко его ненавидеть. Он погиб страшной смертью, но перед этим вынудил меня раздавить тысячи ни в чем не повинных людей. — Фил сидит тихо, как мышь. Таким я его никогда еще не видел. Застыла даже микротатуировка у него на лице. Он несколько раз судорожно сглатывает и, не отрываясь, смотрит на мои гусеницы. Кажется, он заметил, что между их звеньями что-то застряло. Присмотревшись, он побледнел как полотно.
— Я ничего этого не знал, — наконец пробормотал он. — Ничего такого не сообщали…
— Ничего удивительного.
Фил поднимает на меня удивленные глаза.
— Как это «ничего удивительного»?!
— Средства массовой информации на Джефферсоне постоянно, целенаправленно и искусно подтасовывают факты.
— Чего, чего?
— Они лгут и замалчивают правду.
— Откуда ты знаешь? — прищурившись, спросил меня Фил. — Ты же нигде не бываешь. Стоишь себе целый день в ангаре и спишь!
— Я не сплю. Я лишился командира и теперь бодрствую двадцать четыре часа в сутки. Я не спал уже пять лет. Все это время я следил за информацией, поступающей из государственных и частных источников. Я ежедневно просматриваю содержание информационной сети Джефферсона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192