— Я хочу обратно играть с друзьями! Ударение, сделанное ребенком на последнем слове, явно говорило о том,, что Елена не включает родителей в число своих друзей. Удивительно, сколько ненависти может вложить пятилетний ребенок в одно незамысловатое слово!
— Ты поиграешь с ними завтра.
— Я хочу играть с ними сейчас!
— Нельзя всегда делать только то, что хочешь.
— Можно, — прошипела Елена. — Закон говорит, что можно!
Саймон не выдержал и поднялся из кресла:
— Елена!
Девочка повернула к отцу искаженное ненавистью хорошенькое личико:
— Не кричи на меня! Ты не имеешь права на меня кричать! Если ты будешь на меня кричать, я пожалуюсь на тебя и тебя посадят в тюрьму!
Елена бросилась к себе в комнату, размеры которой устанавливались законом, и хлопнула за собой дверью с такой силой, что на вбитых в стенку гвоздях подпрыгнули фотографии. Изнутри раздался щелчок замка, наличие которого в двери детской комнаты тоже требовал закон. Кафари расплакалась. Саймон долго не решался пошевелиться. Он опасался того, что любого движения ему хватит для того, чтобы взорваться. О том, что могло за этим последовать, он боялся даже думать.
Ему ужасно хотелось выбить дверь в комнату дочери, задать ей хорошую взбучку и выбить у нее из головы заученную в детском саду дурь, но он понимал, что ничем хорошим это не кончится. Взрыв негодования с его стороны сыграл бы на руку Витторио Санторини и его приспешникам, которые только и ждали повода, чтобы вторгнуться в дом Саймона и до конца разрушить его семью. Стоило ему хотя бы пальцем тронуть Елену, и ДЖАБ’а тут же ударилась бы в истерику, лишила бы родительских прав «отца-изувера» и воспользовалась бы этим предлогом, чтобы потребовать от Конкордата отставки Саймона и высылки его с Джефферсона. Впрочем сейчас он был настолько зол и полон недобрых предчувствий, что готов был сам покинуть эту планету под любым предлогом.
— Она сама не знает, что говорит, — дрожащим голосом сказала Кафари.
— Нет, знает, — хрипло проговорил Саймон.
— Но ведь она же не понимает…
— Да все она понимает! — отрезал он. — Ей достаточно понимать, что ей все дозволено! А дальше будет еще хуже. Гораздо хуже!
Кафари прикусила губу и затравленно покосилась на дверь спальни Елены:
— Вот бы забрать ее из этого проклятого садика!
— Для этого надо уехать с Джефферсона, — сказал Саймон, решив не добавлять: «А ты упорно не желаешь это понять!»
Они и так слишком часто спорили. Вместо этого он заговорил усталым и раздраженным голосом:
— Ты не представляешь себе, что тут будет твориться. Мне приказали выключить «Блудного Сына». Джабовцы прекрасно понимают, что без его помощи мне не разобраться в их интригах. Ведь я слежу за их действиями только благодаря тому, что линкор подключается к трансляции камер их систем безопасности. Я читаю не так быстро, чтобы охватить все содержимое информационной сети, и, уж конечно, мне не влезть в содержимое подключенных к ней компьютеров. Мне одному не прослушать телефоны, разговоры на радиоволнах или микрофоны компьютеров. Как только линкор заснет, я стану совсем беспомощным… Я был единственным фактором, сдерживающим безумие, охватившее эту планету, но сегодня и я утрачу свой вес. Я не могу вмешиваться во внутренние дела Джефферсона без неопровержимых доказательств того, что его правительство нарушает договор с Конкордатом. А без технических возможностей «Блудного Сына» мне никогда их не найти.
До Кафари стал постепенно доходить ужас происходящего, и она медленно опустилась на стул:
— А ты не можешь отказаться выключать его?
— Не могу.
Кафари посмотрела на мужа глазами, полными слез.
— Тебе, наверное, кажется, что умирает твой лучший друг.
Слова жены застали Саймона врасплох. У него на глаза навернулись слезы.
— Да, — глухо пробормотал он, заморгал глазами и тихо шепнул: — Я люблю тебя больше всего на свете, Кафари, но Сынок так долго был рядом со мной…
— Я знаю, — сказала Кафари, поняв, что у Саймона подступил комок к горлу.
Саймон молча кивнул. Тому, кто не бывал в смертельном бою, не объяснить, что это такое, но Кафари и самой приходилось сражаться. Она понимала, почему замолчал ее муж. Конечно, ее не было на Этене, но когда линкор вел бой с явакскими денгами, она находилась неподалеку и ее не защищала броня… Для нее этот бой был совсем другим, и она испытала страх, незнакомый Саймону, но у них в душе зияли похожие раны…
К безграничному удивлению Саймона его жена поняла, что значит для него потерять единственного друга. Друга, который знал о своем командире все и разделял с ним трагические дни на далекой Этене. Нет, он не заслуживает любви такой замечательной женщины… А тут еще новые заботы! Новые страхи! Новые сражения с коварным и лживым врагом, отравляющим умы наивных людей, чтобы добиться своих целей! Да ведь ДЖАБ’а вот-вот превратит эту цветущую планету в концлагерь!..
«Что же нам делать?!» — с ужасом спрашивал себя Саймон.
Но ведь он же военный, офицер! Он и сам знает, что должен делать!..
Как же тяжело бывает бремя долга!
II
Елена ненавидела школу.
Ей ужасно не хотелось покидать детский сад на «Ниневии», где ей так нравилось играть с другими детьми военных. Но военные исчезли. Вместо них появились полицейские, у которых вообще не было детей, а Елене исполнилось шесть лет, и ее отправили в одну из мэдисонских школ.
— Там будет очень интересно. Ты и не представляешь, как замечательно учиться в школе! — сказала ей мама утром первого школьного дня.
Мама оказалась права. В школе было здорово. Но не для Елены, сразу ставшей предметом всеобщей ненависти. Все началось в первый же день, когда заведующая младшими классами госпожа Голд велела детям по очереди вставать и рассказывать о себе и своих родителях.
— Елена Хрустинова, — произнесла госпожа Голд с таким видом, словно ей показали дохлую крысу, и у девочки по коже побежали мурашки.
Она медленно поднялась из-за парты на глазах у всего класса, в котором никого не знала, и проговорила дрожащим голосом:
— Мою маму зовут Кафари Хрустинова. Она работает с компьютерами в космопорте. Моего папу зовут Саймон Хрустинов. Он военный.
— Какой именно военный? — вкрадчиво спросила госпожа Голд, прищурив маленькие злые глазки.
— Он командует линкором. Линкор стреляет по его команде.
— Вы слышали! — воскликнула учительница. — Отец Елены приказывает железному монстру убивать людей! На одной из далеких планет это чудовище убило много миллионов людей! А вы знаете, что миллион — это очень много! На всей нашей планете живет только десять миллионов людей. На той планете линкор убил семнадцать миллионов людей. То есть он уничтожил всех мужчин, женщин и детей на Джефферсоне, а потом еще почти столько же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192