– У меня «пятерка», – из спальника похвастался Лисицын.
– Ты потому и не орешь?
– А может быть, еще и потому…
– А все-таки, будем мы двери открывать? – проявлял Алеша здоровую озабоченность.
– Ну, елки… Давайте дружно…
– Подождите, мужики! Тогда уж все.
Все, кроме Михалыча и Андронова, сгрудились у двери, приплясывая на ледяном полу. Навалились.
– Давай-давай, мужики! Ыть!!!
– А!
– Что такое?!
– Ногу!
– Что с ногой?!
– Ногу отдавили!
– Ну, разом, на выдохе! Ы-ыыыттть!!!
По шуму, по веселому ору было видно, что народ поспал, сколько хотел, доволен и счастлив и жаждет великих дел. Дверь отодвинулась еще немного, и тощий Серега даже просочился наружу и теперь приплясывал на снегу: в пылу великих дел как-то позабыл обуться…
– Лопату! Где лопата?
– Да нет здесь никакой лопаты!
– А у шефа? Складная такая?
– А она где?
– В рюкзаке, – подал голос, наконец, Михалыч. – А еще лучше – доску дайте. И заодно сапоги…
– А сапоги зачем?!
– А чтоб обулся.
Производя невероятно много шума, посиневшему Сереге передали кусок доски, складную, почти детскую лопатку, два сапога от разных пар, полушубок (одеться он тоже забыл, и, может, это даже к лучшему, потому что в полушубке он бы в щелку просто не пролез).
– Ну, елки…
Рыхлый снег разлетался фонтаном. Через несколько минут дверь под крики «ура!» сумели окончательно открыть.
– Ну, навоевались?! Давай мыться! Михалыч, вы сегодня за дежурного?!
– Сегодня я готовлю завтрак, Игорь поможет.
– Ура! Вот теперь я вижу, что такое застоявшийся народ…
– Не застоявшийся, а отдохнувший! А вообще, надо думать, что делать…
– Это, Андрюша, смотря что будет на улице, если снег, то сидим здесь, хочешь не хочешь.
– Не, Михалыч, надо нам теперь на них напасть, на тех, кто наш лагерь захватил!
– Алеша, ты себе это как представляешь?
– А это… Ой, давайте помогу!
– Давай, Алешенька, наполни это ведро снегом…
– Вы кашу варить будете?
– А есть альтернатива, Павел?
– Ну… К примеру, вареные рожки.
– Та-ак… Народ, кто за рожки? Нет, ну нельзя ж с такими лицами! А кто за гречку с тушенкой? Единогласно!
Шумно, весело валил народ на речку, кое-кто умывался и снегом. Снег на глазах терял прежнюю рассыпчатость и легкость, насыщался водой и темнел. В ладонях этот снег легко превращался в чудно пахнущую талую воду, начинал протекать между пальцами.
Так же шумно, весело усаживались за еду. Лисицын с Алешей и с Женей расстелили на полу брезент, полушубки, стали резать хлеб для завтрака. Аккуратный Игорь определил подле избушки место, в котором опорожнение кишечника не будет рассматриваться, как преступление перед общественностью, так он выразился. Он выкопал там снежную ямку, сделал отгораживающий от домика вал и воткнул в вал старую лыжную палку, валявшуюся здесь же.
Но и обильная еда не пресекла активности хорошо выспавшихся масс. Народ собирался прямо сейчас идти отвоевывать Мишу Будкина, пусть по колена в снегу, ворваться в собственный лагерь и отбить его у супостатов. Особо сокрушался Алеша:
– Эх, до чего жалко, что ушли!
– Ну и что было бы? – спросил Андронов.
– Как что? Они бы сунулись, а мы бы их!
– А они нас! – тут же вмешался Лисицын. – Ты давай не хорохорься, Алешка! Они же в лагерь почему полезли?
– А потому, – подхватил Паша Бродов, – что там был один только Мишка! А в лагерь, где все, они бы не полезли. Они бы нас из-за деревьев, из-за склонов бы и перебили.
– Или вошли бы в лагерь рано утром, – подхватил Андронов, – и открыли бы огонь по низу палаток, где лежат спящие. Мы ж не думали ни о чем таком, нас же голыми руками можно было… И такое же безумие – сейчас идти атаковать.
– Ну, елки… Мы тут треплемся, а Мишка?!
– А насчет Мишки надо послать парламентеров, – предложил Андрей Лисицын. – Например, наших милых эвенков. Передать с ними письмо и на словах, что считаем нужным.
– Дело! – загорелся чем-то новым Алеша. – Давайте им письмо писать!
– Уж ты напишешь…
– А что ты такой хмурый, Павел? Мишку правда надо выручать!
– Алеша, а почему ты думаешь, что выручить можем только мы сами?
– А кто еще? – обалдел Алешка.
И тут опять заговорил Андрей Лисицын, как всегда мудрый не по годам:
– Я не понимаю, о чем речь? Конечно, мы сидим тут, куда же мы пойдем по снегу? Там по колено… Надо позвонить этому японцу, как его… А, Ямиками Тоекуда! Ну вот, ему и позвонить. Михалыч, да чего вы тянете?! Звоните сейчас и расскажите, что здесь происходит.
И вот тут всем предстала редкая и поучительная картина – зрелище смущенного Михалыча.
Потому что это и правда было самое простое и своевременное – позвонить Ямиками Тоекуде и вызвать подмогу. Сделать нужно было именно это… но произвести такое простое, своевременное действие оказалось уже невозможно, и виноват был исключительно Михалыч. Потому что вчера, еще в первые часы хода от лагеря, Михалыч поотстал покакать. А какать по-таежному, едва приспустив штаны, с как можно большей скоростью, он, хоть убейте, не умел. Этот процесс для Михалыча всегда был продолжительным и сложным и даже отчасти торжественным, и десятки экспедиций перевоспитать его были не в силах. Вот и вчера Михалыч, как обычно, развесил на деревьях полушубок, рюкзак, полевую сумку и оружие, а заодно и теплые штаны. И сидел, размышляя то ли об организации еще одной Академии наук, то ли о своей новой книге про то, как строились курганы во втором веке до Рождества Христова.
Во всяком случае, рассуждения и размышления Михалыча были продолжительны и сложны, и собирался он, пребывая в состоянии некой элегической отрешенности. Ну и забыл на ветке сотовый телефон. Вот и вся история, ребята…
Все сидели, потупив очи в некотором смущении духа. Из-за привычки торжественно какать и из-за дурости Михалыча дело оборачивалось худо – не будет помощи, все надо делать только самим. И выручать Мишку, и доводить до конца экспедицию, и возвращаться домой.
Никому нельзя послать весточку, что происходит с отрядом. Даже если все полягут, никто и ничего не узнает. Они пропадут, как экспедиция барона де Толля, о которой до сих пор толком ничего не известно, что вообще произошло. Барон со своими людьми ушел куда-то в снежную пустыню и не вернулся. Только и всего.
– Ну, ведь до Карска пешком идти не надо… – задумчиво сказал Лисицын. – Нам бы только до ближайшего телефона…
– Да, верно! – оживился Михалыч. – Может, я как раз и схожу? Мы с Женей и сходим, разведаем…
– Вы вчера уже «сходили», не позорьтесь.
Игорь произнес это спокойно, без малейшего неуважения, но Михалыч мгновенно зарделся, опустил голову, словно хотел изучить собственные ступни.
– Ну, а кто?
Вопрос Павла упал словно маленький, но громко стукнувший камушек.
– Значит, придется разделяться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110