В словах Андрея были и вопрос, и утверждение.
– Получается, что так. Дело в другом: где здесь вообще есть телефон? – поинтересовался Алеша.
– Михалыч, доставайте карту, – почти скомандовал Андронов.
Неузнаваемый Михалыч кротко достал карту; сопя и вздыхая, стал показывать на ней места, где есть телефонная связь. Вроде бы есть в Бриндаките. Это ближайший поселок, фактория. Это сто пятьдесят километров, в долине Келамы. Это по ту сторону хребта. Есть военная база, Хабатай, – это триста километров на север, уже в тундре. Есть Голамда, но это на восток, и все-таки далеко, километров четыреста.
С полминуты царило молчание: народ переваривал информацию. И тут раздался уверенный, веселый голос:
– Сто, совсем подымался ест? Сяй пить будем? Кушить будем?
Обдавая всех запахом прелых тряпок и табака, в зимовье ввалились эвенки. Мало того, что над их ушами орали и вопили так, что самим становилось страшно. К ним в палатку забирались и таскали, трясли их за руки и за ноги, специально, чтобы разбудить.
– Будем кушать, Афанасий! Будем кушать, Николай! Давайте миски.
У эвенков была одна деревянная миска. Судя по ее виду и запаху, из этой миски ели еще предки эвенкийского народа во время всего своего нескончаемо долгого пути от озера Байкал к нынешним местам расселения. А вот на что не нашлось времени за все эти тысячелетия – так это чтобы помыть миску.
– Мужики, кто доел? Давайте быстренько помоем, – снова начинал командовать Михалыч.
Эвенки не очень понимали, зачем нужно мыть миску и зачем их должно быть целых две, но Алешка сбегал и свою миску помыл. Остальные продолжали спорить. Вроде бы ясно, что идти надо было на Кемалу, к Бриндакиту. С другой стороны – а как идти? Всем колхозом? А кто же тогда будет мамонтов стеречь? А если разделяться – то кто остается? И кто уходит, чтобы позвонить?
Дымился невероятной крепости чай, хрустел на крепких желтых зубах сахар, и Лисицын с его опытом таежника угадал нужный момент и начал расспрашивать эвенков.
– Как думаешь, Николай, доберемся мы до Бриндакита?
– Почему не доберемся? Доберемся. Три… лучше четыре дня ходи, и доберемся.
– А может, лучше на оленях? По снегу?
– Не, по снегу не пойдем. Сейчас зачем ходи? Сейчас сиди надо. День сиди, снег. Два день сиди, потом снега нету, потом ходи.
– Понимаешь, Николай, мне сейчас в Бриндакит надо. Я не могу никак ждать, а по снегу идти боюсь. – Лицо Николая отразило стоическое отношение к его непроходимой тупости. Молодой, неопытный Афанасий хохотал так, что свалился навзничь на спину, стал перекатываться с места на место.
Николай пихнул ногой Афанасия, спросил все с тем же стоицизмом:
– Зачем бояться идти по снегу? Надо лижи брать и не бояться…
– А у тебя есть лыжи, Николай?
– Путилька путет?
– Будет, будет! А сколько у тебя лыж, Николай?
– Две… – страшно удивился Николай.
– Двое лыж или две лыжины?
Почти минуту Николай тупо всматривался в Андрея. Потом решительно поднялся.
– Я сисяс.
И вернулся, неся в каждой руке по такой плетеной штуке, вроде теннисной ракетки, но длиннее. Такая очень вытянутая ракетка, длиной больше полуметра.
– Один лижа, – сказал Николай, взмахнув одной ракеткой под самым носом у Андрея. – Два лижа, – продолжил он, взмахивая второй: – Вот.
– Ты не дашь лыжи?
– Обе? – уточнил Николай.
– Конечно, обе.
– Тогда две путилька давай.
– Бери. Только расскажи, как надо идти в Бриндакит?
– Совсем просто ходи… Трахт!
– Это тебе просто, Николай! Ты мне расскажи, как бы ты шел?
– Как, как… Ходи и ходи…
– Исвиркет надо переходить?
– У тебя глаза есть?! Можно через хребет ходи, а через река не ходи?!
– А где через нее лучше ходи?
– Ну где… Ходи туда… Там видишь – камни, камни, а вода широко, шумит, ревет, а ничего не может. Там ходи. – Николай глубоко задумался, и все-таки добавил: – Там лижи надо снимай.
Афанасий опять зашелся от восторга. Разговор был мучителен для Николая – это понимал Андрей, понимали и Андронов с Михалычем. Николай не привык думать о дорогах, воспринимая их как данность. Знание, как «ходи», давалось не объяснением, не думанием, а только опытом и ничем больше. Не знать, как пройти из долины Исвиркета в долину Кемалы, мог только маленький ребенок или пускающий пузыри идиот. Николай искренне не знал, как объяснить, путал важные приметы с чепухой, страдал, потел, кряхтел, но трудился искренне и честно – вспоминал приметы, рисовал, объяснял, что и на что похоже.
Постепенно накапливались расстояния и приметы, карту уснащало все больше надписей и рисунков, нанесенных карандашом. Все больше записей делалось в блокнот. Через час почти все, наверное, смогли бы дойти до Бриндакита.
– Ну что, народ, надо всем идти или…
– Нет, Михалыч, всем идти нельзя, надо мамонтов стеречь и надо врагов одолеть, Мишку отнять.
– Для спасения Мишки надо посылать парламентеров… эвенков, мы же говорили.
– Насяльник, а путилька путет? – непосредственно вмешался Николай.
– Будет, Коля, будет… Одна – прямо сейчас, за лыжи и за помощь. Вторая – потом, если врагам письмо отнесете.
– Я не Коля, насяльник… Я – Николай!
– Ну, будет бутылка, Николай.
– Так что, Михалыч, идти придется одному, вот что совсем нехорошо…
– Потому что лыж на одного, Павел?
– Именно…
– А мы все, получается, останемся и будем тут сидеть, пока стает снег?
– Так ведь не просто так сидеть, Михалыч. Стает снег – и начнем операции, к своему лагерю пойдем.
– Алеша, а если снег еще неделю не стает?
И опять вмешался Николай:
– Такой снег быстро уходи…
– А стает снег – и займемся лагерем, который захватили чижиковцы.
– А кто пойдет, Михалыч?
– Я, – спокойно обронил Андрей.
Михалыч кивнул, соглашаясь. Закивали и Андронов, и Сергей. И Алексей ничего не имел против. И высказался только Павел Бродов:
– Да понимаешь, Андрюша… Думаю, идти надо мне.
Не один Андрей Лисицын, все набившиеся в зимовье выпучили глаза на Павла. Заявление, что и говорить, было уж очень нестандартное.
– А давай-ка проверим, как ты пойдешь на этих лыжах?! – нашелся, наконец, Андрей: – Я на зимних лыжах с пяти лет стоял!
– А нас и этому учили, парень. Не с пяти лет, конечно… Но давай мне лыжи, пробегу.
И правда, Павел лихо побежал, сделал на лыжах круг.
– Что, съели?! А идти надо мне, у меня документ есть, что я из угрозыска. Мне телефон точно дадут.
Глава 12
Себе на уме
28–31 мая 1998 года
Не только Чижиков и Простатитов не получили своевременных известий. Точно так же молчал и сотовый телефон Ямиками Тоекуды. Неудивительно, ведь сотовый телефон Михалыча так и остался висеть на лиственнице где-то между устьями речек Коттуях и Исвиркет. А вернуться за ним и поискать Михалыч при всем желании не мог, потому что в то самое время, когда надо было выходить на связь, Михалыч как раз брел, сцепив зубы, под хлопьями падающего снега и сам очень походил на снеговика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110