Казимир сунул руку под рубашку и почесал живот. Он был волосат, как обезьяна. «И не намного умнее», — подумала Людмила. Она не ожидала ответа и пожалела, что не сдержалась, — но не слишком сильно. Он все-таки ответил:
— Я знаю отряд, который или имеет, или знает, или может добыть какой-то немецкий самолет. Если мы доставим вас к ним, вы сможете на нем летать?
— Я не знаю, — сказала она. — Если он исправен, я, наверное, смогу летать на нем. Непохоже, что вы много знаете. — Через мгновение она добавила: — Об этом самолете, я имею в виду. Какого он типа? Где он? Он в исправном состоянии?
— Я не знаю, о чем вы говорите. Я не знаю, существует ли он вообще. А вот где? Это я знаю. Довольно далеко отсюда, на северо-запад от Варшавы, недалеко от места, где снова действуют нацисты. Если вы захотите отправиться туда, это, наверное, можно организовать.
Она задумалась: существует этот самолет или же Казимир просто хочет отделаться от нее? И старается загнать ее еще дальше от Родины. Он хотел, чтобы она ушла, потому что была русской. В его отряде было несколько русских, но они не показались ей идеальными образцами советских людей. С другой стороны, если самолет действительно есть, она сможет сделать с ним что-то полезное. Здесь она убила зря слишком много времени.
— Хорошо, — оживленно сказала она, — ладно. Какие проводники и пароли понадобятся мне, чтобы добраться до этого таинственного самолета?
— Мне понадобится некоторое время для подготовки, — сказал Казимир.
— Ее можно ускорить, если вы…
Он замолк: Людмила подняла пистолет и прицелилась ему в голову. У него хватило выдержки — и голос его не дрогнул:
— С другой стороны, может, и обойдется.
— Хорошо, — снова сказала Людмила и опустила пистолет.
Она не снимала его с предохранителя, но Казимир об этом не знал. Она даже не особенно сердилась на него. Он мог не быть «культурным», но он понимал слово «нет», когда смотрел в дуло пистолета. Некоторые мужчины — тут же вспомнился Георг Шульц — нуждаются в куда более серьезных намеках, чем этот.
Возможно, пистолет, направленный в лицо, убедил Казимира, что и в самом деле лучше быстро избавиться от Людмилы. Два дня спустя она в сопровождении двух провожатых — еврея по имени Аврам и поляка по имени Владислав — направилась на северо-запад в старой телеге, которую тянул старый осел. Людмила колебалась, не стоит ли ей избавиться от летного снаряжения, но, посмотрев, во что одеты поляк и еврей, отказалась от этого намерения. Владислав вполне мог сойти за красноармейца, хотя за спиной у него была немецкая винтовка «маузер-98». А крючковатый нос Аврама и густая седеющая борода казались совершенно неуместными под козырьком каски, похожей на перевернутое ведро для угля, которое уже никогда не понадобится неизвестному солдату вермахта.
Пока телега тряслась по холмистой местности к югу от Люблина, она успела заметить, насколько обычной была такая смесь предметов одежды, не только среди партизан, но и у обычных граждан — если предположить, что такие еще существовали в Польше. Каждый второй мужчина и примерно каждая третья женщина имели при себе винтовку или автомат. С одним лишь пистолетом Токарева у бедра Людмила чувствовала себя почти голой.
Она также смогла получше присмотреться к ящерам: то проезжала мимо колонна грузовиков, поднимая тучи пыли, то танки калечили дорогу, делая ее еще хуже. Случись такое в Советском Союзе, пулеметы этих танков уже давно бы разделались с телегой и тремя вооруженными людьми в ней, но эти проезжали мимо, пугающе тихие, даже не притормаживая.
На довольно приличном русском языке — Аврам и Владислав оба говорили на нем — еврей сказал:
— Они не знают, с ними мы или против них. Вдобавок они научились, что не надо разбираться в этом. Каждый раз, когда они ошибались и стреляли в людей, которые были их друзьями, они превращали множество своих сторонников во врагов.
— Почему в Польше так много добровольных изменников человечества? — спросила Людмила. Эта фраза из передач московского радио сорвалась с ее губ автоматически, и только потом она подумала, что ей следует быть более тактичной.
К счастью, ни Владислав, ни Аврам не рассердились. Напротив, они начали смеяться и принялись отвечать в один голос. Картинным жестом Аврам предоставил слово Владиславу. Поляк пояснил:
— После того как поживешь некоторое время под нацистами и некоторое время под красными, то ни нацисты, ни красные большинству народа не кажутся хорошими.
Теперь они совсем распоясались и оскорбили ее лично или по крайней мере ее правительство. Она сказала:
— Но я помню, что говорил товарищ Сталин в своем выступлении по радио. Единственная причина, по которой Советский Союз занял восточную половину Польши, состояла в том, что польское государство было внутренним банкротом, правительство разбежалось, украинцы и белорусы в Польше — братья советского народа — были оставлены на произвол судьбы. Советский Союз избавил польский народ от войны и дал ему возможность вести мирную жизнь, пока фашистская агрессия не наложила свою длань на всех нас.
— Именно так и говорилось по радио, в самом деле? — изумился Аврам.
Людмила выпятила вперед подбородок и упрямо кивнула. Она сосредоточилась и приготовилась к изощренным, беспощадным идеологическим дебатам, но Аврам и Владислав не были склонны спорить. Вместо этого они засмеялись душераздирающим смехом, как пара свихнувшихся волков, подвывающих на луну. Они колотили кулаками по бедрам и кончили тем, что обняли друг друга. Осел, которому надоело их поведение, хлопал ушами.
— Что я сказала такого забавного? — ледяным тоном осведомилась Людмила.
Аврам не ответил напрямую. Он задал встречный вопрос:
— Могу я научить вас Талмуду за несколько минут?
Она не знала, что такое Талмуд, и на всякий случай покачала головой.
— Правильно. Чтобы выучить Талмуд, вы должны научиться смотреть на мир по-новому и думать тоже по-новому — по новой идеологии, если хотите. — Он снова сделал паузу. На этот раз она кивнула. Он продолжил: — У вас уже есть идеология, но вы настолько свыклись с ней, что даже не замечаете. Вот это-то и забавно.
— Но моя идеология — научна и правильна, — сказала Людмила.
Почему-то после этого у еврея и поляка начался очередной приступ смеха. Людмила махнула рукой. С некоторыми людьми просто невозможно вести интеллектуальную дискуссию.
Местность понижалась в сторону долины Вислы. Высокий песчаный берег, прорезанный множеством оврагов, зарос ивами, ветви которых свисали до воды.
— Весной сюда приходят влюбленные, — заметил Владислав.
Людмила подозрительно глянула на него, но он умолк, так что, вероятно, это не следовало понимать как предложение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191
— Я знаю отряд, который или имеет, или знает, или может добыть какой-то немецкий самолет. Если мы доставим вас к ним, вы сможете на нем летать?
— Я не знаю, — сказала она. — Если он исправен, я, наверное, смогу летать на нем. Непохоже, что вы много знаете. — Через мгновение она добавила: — Об этом самолете, я имею в виду. Какого он типа? Где он? Он в исправном состоянии?
— Я не знаю, о чем вы говорите. Я не знаю, существует ли он вообще. А вот где? Это я знаю. Довольно далеко отсюда, на северо-запад от Варшавы, недалеко от места, где снова действуют нацисты. Если вы захотите отправиться туда, это, наверное, можно организовать.
Она задумалась: существует этот самолет или же Казимир просто хочет отделаться от нее? И старается загнать ее еще дальше от Родины. Он хотел, чтобы она ушла, потому что была русской. В его отряде было несколько русских, но они не показались ей идеальными образцами советских людей. С другой стороны, если самолет действительно есть, она сможет сделать с ним что-то полезное. Здесь она убила зря слишком много времени.
— Хорошо, — оживленно сказала она, — ладно. Какие проводники и пароли понадобятся мне, чтобы добраться до этого таинственного самолета?
— Мне понадобится некоторое время для подготовки, — сказал Казимир.
— Ее можно ускорить, если вы…
Он замолк: Людмила подняла пистолет и прицелилась ему в голову. У него хватило выдержки — и голос его не дрогнул:
— С другой стороны, может, и обойдется.
— Хорошо, — снова сказала Людмила и опустила пистолет.
Она не снимала его с предохранителя, но Казимир об этом не знал. Она даже не особенно сердилась на него. Он мог не быть «культурным», но он понимал слово «нет», когда смотрел в дуло пистолета. Некоторые мужчины — тут же вспомнился Георг Шульц — нуждаются в куда более серьезных намеках, чем этот.
Возможно, пистолет, направленный в лицо, убедил Казимира, что и в самом деле лучше быстро избавиться от Людмилы. Два дня спустя она в сопровождении двух провожатых — еврея по имени Аврам и поляка по имени Владислав — направилась на северо-запад в старой телеге, которую тянул старый осел. Людмила колебалась, не стоит ли ей избавиться от летного снаряжения, но, посмотрев, во что одеты поляк и еврей, отказалась от этого намерения. Владислав вполне мог сойти за красноармейца, хотя за спиной у него была немецкая винтовка «маузер-98». А крючковатый нос Аврама и густая седеющая борода казались совершенно неуместными под козырьком каски, похожей на перевернутое ведро для угля, которое уже никогда не понадобится неизвестному солдату вермахта.
Пока телега тряслась по холмистой местности к югу от Люблина, она успела заметить, насколько обычной была такая смесь предметов одежды, не только среди партизан, но и у обычных граждан — если предположить, что такие еще существовали в Польше. Каждый второй мужчина и примерно каждая третья женщина имели при себе винтовку или автомат. С одним лишь пистолетом Токарева у бедра Людмила чувствовала себя почти голой.
Она также смогла получше присмотреться к ящерам: то проезжала мимо колонна грузовиков, поднимая тучи пыли, то танки калечили дорогу, делая ее еще хуже. Случись такое в Советском Союзе, пулеметы этих танков уже давно бы разделались с телегой и тремя вооруженными людьми в ней, но эти проезжали мимо, пугающе тихие, даже не притормаживая.
На довольно приличном русском языке — Аврам и Владислав оба говорили на нем — еврей сказал:
— Они не знают, с ними мы или против них. Вдобавок они научились, что не надо разбираться в этом. Каждый раз, когда они ошибались и стреляли в людей, которые были их друзьями, они превращали множество своих сторонников во врагов.
— Почему в Польше так много добровольных изменников человечества? — спросила Людмила. Эта фраза из передач московского радио сорвалась с ее губ автоматически, и только потом она подумала, что ей следует быть более тактичной.
К счастью, ни Владислав, ни Аврам не рассердились. Напротив, они начали смеяться и принялись отвечать в один голос. Картинным жестом Аврам предоставил слово Владиславу. Поляк пояснил:
— После того как поживешь некоторое время под нацистами и некоторое время под красными, то ни нацисты, ни красные большинству народа не кажутся хорошими.
Теперь они совсем распоясались и оскорбили ее лично или по крайней мере ее правительство. Она сказала:
— Но я помню, что говорил товарищ Сталин в своем выступлении по радио. Единственная причина, по которой Советский Союз занял восточную половину Польши, состояла в том, что польское государство было внутренним банкротом, правительство разбежалось, украинцы и белорусы в Польше — братья советского народа — были оставлены на произвол судьбы. Советский Союз избавил польский народ от войны и дал ему возможность вести мирную жизнь, пока фашистская агрессия не наложила свою длань на всех нас.
— Именно так и говорилось по радио, в самом деле? — изумился Аврам.
Людмила выпятила вперед подбородок и упрямо кивнула. Она сосредоточилась и приготовилась к изощренным, беспощадным идеологическим дебатам, но Аврам и Владислав не были склонны спорить. Вместо этого они засмеялись душераздирающим смехом, как пара свихнувшихся волков, подвывающих на луну. Они колотили кулаками по бедрам и кончили тем, что обняли друг друга. Осел, которому надоело их поведение, хлопал ушами.
— Что я сказала такого забавного? — ледяным тоном осведомилась Людмила.
Аврам не ответил напрямую. Он задал встречный вопрос:
— Могу я научить вас Талмуду за несколько минут?
Она не знала, что такое Талмуд, и на всякий случай покачала головой.
— Правильно. Чтобы выучить Талмуд, вы должны научиться смотреть на мир по-новому и думать тоже по-новому — по новой идеологии, если хотите. — Он снова сделал паузу. На этот раз она кивнула. Он продолжил: — У вас уже есть идеология, но вы настолько свыклись с ней, что даже не замечаете. Вот это-то и забавно.
— Но моя идеология — научна и правильна, — сказала Людмила.
Почему-то после этого у еврея и поляка начался очередной приступ смеха. Людмила махнула рукой. С некоторыми людьми просто невозможно вести интеллектуальную дискуссию.
Местность понижалась в сторону долины Вислы. Высокий песчаный берег, прорезанный множеством оврагов, зарос ивами, ветви которых свисали до воды.
— Весной сюда приходят влюбленные, — заметил Владислав.
Людмила подозрительно глянула на него, но он умолк, так что, вероятно, это не следовало понимать как предложение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191