.. Вдруг открылась дверь, и на пороге показалась Соня. Она сразу вспыхнула и сделала удивленный жест, точно испугалась.
— Янко? — произнесла она тихо, почти смущенно. И, обернувшись назад, в комнату, крикнула: — Это Янко, мама! Он уже целую неделю здесь и наконец пришел к нам.
Янко стоял, смотрел на Соню и не знал, что сказать. Соня! Среди ледяного холода гостиной его вдруг обдало жаром, точно от печки. Он чувствовал, что ведет себя глупо, чрезвычайно глупо, но не мог произнести ни слова.
— Холодно! — воскликнула рядом баронесса, и Янко поспешил поздороваться с дамами по всем правилам вежливости. Он поцеловал маленькую холодную руку баронессы и даже прищелкнул каблуками, точно на нем всё еще был военный мундир. Он смущенно засмеялся и начал быстро рассказывать что-то громким голосом.
Баронесса сидела, накинув на плечи лиловую шаль, ее маленькое личико заострилось. Большими деревянными спицами она вязала белую накидку. На полу лежал клубок шерсти, и время от времени, когда у баронессы кончалась нитка, она откатывала клубок резким движением ноги. Казалось, она очень спешила. Спицы торопливо и даже как-то сердито пощелкивали в ее маленьких проворных ручках. На ней было золотое пенсне, и порой она поглядывала поверх него на Янко быстрым, пристальным взглядом. Вид у нее был обиженный и рассерженный.
— Здесь тоже за это время случилось немало, — сказала она и, с упреком взглянув на Янко, прибавила: — Боже мой, чего только не рассказывают в городе! Какая везде распущенность!
Янко сильно смутился. Только теперь он понял упрек в суровых глазах баронессы. Она явно намекала на историю с Розой. Роза жила в его доме, Роза разъезжала с ним по городу, и после этого он осмелился прийти сюда! Это было, конечно, неприлично, но Янко просто не подумал об этом. Соня, разумеется, тоже знала всё; он видел это по ее глазам, но она ни разу не упрекнула его. Она улыбалась чуть заметной, снисходительной улыбкой. Если бы она его любила, у него ничего не было бы с Розой. Но женщины этого не понимают!
Смущенно и запинаясь, рассказывал он о своем путешествии. Сегодня у него всё не клеилось, какой-то несчастливый день.
— О, это, верно, было очень интересно! — неоднократно восклицала Соня, подбадривая Янко несколько деланной улыбкой. Она находила поведение матери ужасным. С ней трудно было ладить в эти дни.
Баронесса вдруг выпрямилась и забыла про свою работу.
— Северное сияние! Вы видели в Стокгольме настоящее северное сияние, барон? — Она была так сердита, что даже титуловала его бароном. — Ах, я всю жизнь мечтала увидеть полуночное солнце! И пирамиды, верблюдов в пустыне! Ну а теперь мне придется весь остаток моей жизни просидеть здесь. А айсберги вы тоже видели? — наивно спросила она.
Соня громко рассмеялась. Наконец-то, в первый раз, ей есть над чем по-настоящему посмеяться.
— Что ты, мама! Стокгольм находится не так уж далеко на севере.
Баронесса почувствовала себя оскорбленной смехом Сони. Если там бывает северное сияние, то почему бы не быть и айсбергам? Что тут смешного?
— А как вы нашли Жака? — неожиданно спросила Соня несколько изменившимся голосом.
— Жака? В отвратительном настроении. Скука убивает его, говорит он.
— Скука?
Соня наморщила лоб.
— Да, он сказал: «Скука меня погубит!» Баронесса вздохнула:
— Мы ничего больше не слышим о Жаке и не видим его. О деле с Г. он, кажется, совсем забыл.
Деревянные спицы взволнованно защелкали. Дело с Г.! Одно время она надеялась на это. Лицо ее вдруг поблекло, на нем изобразилось уныние, она закашлялась.
— Может быть, к нам он тоже приходил от скуки, мама? — сказала Соня с какой-то чужой, ледяной улыбкой. — А мы, глупые, думали, что его приводил интерес к нам и, может быть, даже что-то большее. Я боюсь, — обратилась она к Янко, и из ее светлых глаз брызнул яркий свет, — боюсь, что наш Жак весьма расчетлив.
Янко горячо запротестовал:
— Нет, ни одного дурного слова о Жаке! Нет, нет! Ничего подобного! Он совсем не расчетлив, готов на всякие жертвы. Он в состоянии всё отдать людям, которых любит.
— Любит? Вы думаете, Жак действительно способен любить? Я сомневаюсь в этом. Он большой эгоист, наш милый Жак, — продолжала Соня, и голос ее показался Янко странно взволнованным. — А впрочем, разве все мы не эгоисты? Что знаем мы о себе?
Янко простился, и дамы не удерживали его. Задушевного разговора сегодня так и не получилось. Очевидно, он пришел совсем некстати. Баронесса, как видно, чем-то озабочена, у нее неудачи в делах. Что это может быть за дело с Г.? Она больна, жалуется на слабость сердца. Соня, очевидно, страдает от капризов матери. Янко нашел ее похудевшей и побледневшей, и в ее голосе не было прежней звучности и свежести. Она казалась рассеянной. В ней не было того непосредственного, теплого участия, которое она выказывала своим друзьям. Да, она была холодна.
Лишь тогда, когда Соня провожала Янко через ледяную гостиную с мебелью в чехлах, он опять услышал ее прежний голос. Она порадовалась тому, что у него опять всё идет хорошо. У него такой довольный, почти счастливый вид. Она сказала это без зависти.
— Путешествие пошло вам на пользу!
— Я начинаю новую жизнь, — сказал Янко, не чувствуя, как смешно это звучит.
— Новую жизнь? — Соня недоверчиво улыбнулась, но сразу же посерьезнела и поспешно добавила: — А почему бы и нет? Желаю вам мужества и поздравляю вас. — Она замолчала, а затем взглянула на него своими светлыми глазами и тихо сказала: — Когда я вас видела в последний раз, в ту ночь, я очень тревожилась за вас, Янко. Вам тогда было очень плохо.
Янко пробормотал что-то насчет благодарности, что он никогда не забудет ее доброты...
— Благодарность? К чему благодарность? К счастью, всё хорошо кончилось, — сказала она и вдруг вздрогнула. — О, здесь настоящий мороз! До свидания, Янко!
Янко не чувствовал холода.
— До свидания, Соня!
Но Соня позвала его назад, хотя в гостиной и было холодно. Она опять заговорила о Жаке, просила передать ему привет.
— Не передадите ли вы ему от меня кое-что, Янко? — Ее лицо вдруг приняло надменное выражение, которое ему так не нравилось. Так она смотрела на него прежде, когда он прикасался к ее руке или позволял себе маленькие вольности.
— Передайте ему... но только запомните хорошенько и передайте слово в слово: «Соня велела сказать тебе, что и у нее это было только от скуки».
Янко ничего не понял. Она, по-видимому, сердита на Жака. Что они — поссорились? Покачивая головой, он оставил дом баронессы. Соня изменилась, это несомненно. Что с ней? Она казалась холодной, неприступной, даже жестокой. Но, несмотря на это, он ясно чувствовал, что рядом с ней он становится совсем другим. Она преображала его своими чарами. В его душе поднималось что-то новое, сильное, чистое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Янко? — произнесла она тихо, почти смущенно. И, обернувшись назад, в комнату, крикнула: — Это Янко, мама! Он уже целую неделю здесь и наконец пришел к нам.
Янко стоял, смотрел на Соню и не знал, что сказать. Соня! Среди ледяного холода гостиной его вдруг обдало жаром, точно от печки. Он чувствовал, что ведет себя глупо, чрезвычайно глупо, но не мог произнести ни слова.
— Холодно! — воскликнула рядом баронесса, и Янко поспешил поздороваться с дамами по всем правилам вежливости. Он поцеловал маленькую холодную руку баронессы и даже прищелкнул каблуками, точно на нем всё еще был военный мундир. Он смущенно засмеялся и начал быстро рассказывать что-то громким голосом.
Баронесса сидела, накинув на плечи лиловую шаль, ее маленькое личико заострилось. Большими деревянными спицами она вязала белую накидку. На полу лежал клубок шерсти, и время от времени, когда у баронессы кончалась нитка, она откатывала клубок резким движением ноги. Казалось, она очень спешила. Спицы торопливо и даже как-то сердито пощелкивали в ее маленьких проворных ручках. На ней было золотое пенсне, и порой она поглядывала поверх него на Янко быстрым, пристальным взглядом. Вид у нее был обиженный и рассерженный.
— Здесь тоже за это время случилось немало, — сказала она и, с упреком взглянув на Янко, прибавила: — Боже мой, чего только не рассказывают в городе! Какая везде распущенность!
Янко сильно смутился. Только теперь он понял упрек в суровых глазах баронессы. Она явно намекала на историю с Розой. Роза жила в его доме, Роза разъезжала с ним по городу, и после этого он осмелился прийти сюда! Это было, конечно, неприлично, но Янко просто не подумал об этом. Соня, разумеется, тоже знала всё; он видел это по ее глазам, но она ни разу не упрекнула его. Она улыбалась чуть заметной, снисходительной улыбкой. Если бы она его любила, у него ничего не было бы с Розой. Но женщины этого не понимают!
Смущенно и запинаясь, рассказывал он о своем путешествии. Сегодня у него всё не клеилось, какой-то несчастливый день.
— О, это, верно, было очень интересно! — неоднократно восклицала Соня, подбадривая Янко несколько деланной улыбкой. Она находила поведение матери ужасным. С ней трудно было ладить в эти дни.
Баронесса вдруг выпрямилась и забыла про свою работу.
— Северное сияние! Вы видели в Стокгольме настоящее северное сияние, барон? — Она была так сердита, что даже титуловала его бароном. — Ах, я всю жизнь мечтала увидеть полуночное солнце! И пирамиды, верблюдов в пустыне! Ну а теперь мне придется весь остаток моей жизни просидеть здесь. А айсберги вы тоже видели? — наивно спросила она.
Соня громко рассмеялась. Наконец-то, в первый раз, ей есть над чем по-настоящему посмеяться.
— Что ты, мама! Стокгольм находится не так уж далеко на севере.
Баронесса почувствовала себя оскорбленной смехом Сони. Если там бывает северное сияние, то почему бы не быть и айсбергам? Что тут смешного?
— А как вы нашли Жака? — неожиданно спросила Соня несколько изменившимся голосом.
— Жака? В отвратительном настроении. Скука убивает его, говорит он.
— Скука?
Соня наморщила лоб.
— Да, он сказал: «Скука меня погубит!» Баронесса вздохнула:
— Мы ничего больше не слышим о Жаке и не видим его. О деле с Г. он, кажется, совсем забыл.
Деревянные спицы взволнованно защелкали. Дело с Г.! Одно время она надеялась на это. Лицо ее вдруг поблекло, на нем изобразилось уныние, она закашлялась.
— Может быть, к нам он тоже приходил от скуки, мама? — сказала Соня с какой-то чужой, ледяной улыбкой. — А мы, глупые, думали, что его приводил интерес к нам и, может быть, даже что-то большее. Я боюсь, — обратилась она к Янко, и из ее светлых глаз брызнул яркий свет, — боюсь, что наш Жак весьма расчетлив.
Янко горячо запротестовал:
— Нет, ни одного дурного слова о Жаке! Нет, нет! Ничего подобного! Он совсем не расчетлив, готов на всякие жертвы. Он в состоянии всё отдать людям, которых любит.
— Любит? Вы думаете, Жак действительно способен любить? Я сомневаюсь в этом. Он большой эгоист, наш милый Жак, — продолжала Соня, и голос ее показался Янко странно взволнованным. — А впрочем, разве все мы не эгоисты? Что знаем мы о себе?
Янко простился, и дамы не удерживали его. Задушевного разговора сегодня так и не получилось. Очевидно, он пришел совсем некстати. Баронесса, как видно, чем-то озабочена, у нее неудачи в делах. Что это может быть за дело с Г.? Она больна, жалуется на слабость сердца. Соня, очевидно, страдает от капризов матери. Янко нашел ее похудевшей и побледневшей, и в ее голосе не было прежней звучности и свежести. Она казалась рассеянной. В ней не было того непосредственного, теплого участия, которое она выказывала своим друзьям. Да, она была холодна.
Лишь тогда, когда Соня провожала Янко через ледяную гостиную с мебелью в чехлах, он опять услышал ее прежний голос. Она порадовалась тому, что у него опять всё идет хорошо. У него такой довольный, почти счастливый вид. Она сказала это без зависти.
— Путешествие пошло вам на пользу!
— Я начинаю новую жизнь, — сказал Янко, не чувствуя, как смешно это звучит.
— Новую жизнь? — Соня недоверчиво улыбнулась, но сразу же посерьезнела и поспешно добавила: — А почему бы и нет? Желаю вам мужества и поздравляю вас. — Она замолчала, а затем взглянула на него своими светлыми глазами и тихо сказала: — Когда я вас видела в последний раз, в ту ночь, я очень тревожилась за вас, Янко. Вам тогда было очень плохо.
Янко пробормотал что-то насчет благодарности, что он никогда не забудет ее доброты...
— Благодарность? К чему благодарность? К счастью, всё хорошо кончилось, — сказала она и вдруг вздрогнула. — О, здесь настоящий мороз! До свидания, Янко!
Янко не чувствовал холода.
— До свидания, Соня!
Но Соня позвала его назад, хотя в гостиной и было холодно. Она опять заговорила о Жаке, просила передать ему привет.
— Не передадите ли вы ему от меня кое-что, Янко? — Ее лицо вдруг приняло надменное выражение, которое ему так не нравилось. Так она смотрела на него прежде, когда он прикасался к ее руке или позволял себе маленькие вольности.
— Передайте ему... но только запомните хорошенько и передайте слово в слово: «Соня велела сказать тебе, что и у нее это было только от скуки».
Янко ничего не понял. Она, по-видимому, сердита на Жака. Что они — поссорились? Покачивая головой, он оставил дом баронессы. Соня изменилась, это несомненно. Что с ней? Она казалась холодной, неприступной, даже жестокой. Но, несмотря на это, он ясно чувствовал, что рядом с ней он становится совсем другим. Она преображала его своими чарами. В его душе поднималось что-то новое, сильное, чистое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119