— Да так… — стараясь говорить как можно беспечнее, сказала Вяземская. — Появились кое-какие вопросы.
Покровский осторожно взял Анну за локоть.
— Голубушка! Мой вам совет — больше занимайтесь практическими делами. С Паниной как раз все более или менее ясно. За шесть лет пребывания в клинике ее случай достаточно хорошо изучен. Найдете вы ответы на свои вопросы или нет — большого значения это не имеет. Она все равно останется здесь. До самого конца.
— И все-таки, Валентин Власович… — Вяземская просительно заглянула профессору в глаза.
Старик не мог устоять перед молодой красивой женщиной.
— Ну конечно, конечно, дитя мое, — он потешно замахал руками. — Любопытство — страшное искушение. Самый лучший способ борьбы с искушением — это поддаться ему. По себе знаю — я ведь тоже когда-то был молодым. — Покровский расправил плечи и горделиво задрал подбородок. — И красивым, — многозначительно добавил он после паузы.
— Профессор! Полагаю, что прошедшее время здесь неуместно, — польстила Анна. — На мой взгляд, вы — мужчина в полном расцвете сил.
Покровский радостно улыбнулся. В этот момент он был похож на ребенка, получившего долгожданный новогодний подарок.
— Знаю, что преувеличиваете, но как приятно! Напишите заявку, я завизирую. Но только, — он снова стал серьезным и строгим. — Прошу вас, не забывайте: копание в прошлом иногда бывает опасным.
— Я учту, — кивнула Анна. — Спасибо, Валентин Власович!
Через полчаса Вяземская вошла в помещение архива. Архивариус, тщедушный старичок с трогательным венчиком седых волос и стальными глазами средневекового инквизитора, изучил заявку и через несколько минут принес серую картонную папку. Анна устроилась за свободным столом, положила рядом блокнот и ручку и открыла дело Паниной.
Пожелтевшие страницы загадочно шелестели. Они словно намекали, что хранят некую тайну, но раскрывать ее не торопились.
Анна углубилась в работу.
23
Конвоир отвел Рудакова в кабинет Рюмина, на четвертый этаж правого крыла здания. С самого начала Михаилу показалось, что капитан настроен более приветливо и благодушно, нежели вчера. Конечно, он не улыбался и не бросился навстречу с распростертыми объятиями, но, по крайней мере, в его движениях не было той мягкой кошачьей агрессии, что сквозила накануне.
— Присаживайтесь, Михаил Наумович! — сказал Рюмин и показал на стул.
Рудаков примостился на самом краешке и начал беспокойно ерзать.
— Контролер передал, что вы хотите что-то сообщить, — Рюмин призывно кивнул. — Прошу вас, не стесняйтесь. Или опять потребуете адвоката?
Увидев, что Рудаков колеблется, капитан добавил:
— Беседа неофициальная, без протокола. Можете убедиться — я не прячу диктофон и не собираюсь играть в грязные игры. Все честно.
В этом Михаил был почти уверен. Несмотря на скверный характер, Рюмин был достаточно прямолинеен: такие, как он, не ищут окольных путей — действуют решительно и в лоб.
Рудаков отбросил сомнения и заявил:
— Я могу объяснить, откуда взялся мой отпечаток на зеркале.
Капитан удивленно поднял брови; выражение его лица говорило: «Так почему же вы молчали об этом раньше?».
Михаил занервничал:
— Выслушайте меня, только прошу — не перебивайте! Иначе…
— Да, конечно, я понимаю, — согласился Рюмин. — Итак…
Рудаков достал платок, вытер слезившиеся глаза и потный затылок.
— На прошлой неделе я ездил в Европу. Лондон, Париж… Рутина. Обычная командировка — хотел посмотреть новые ткани, модели, аксессуары и так далее.
Рюмин молча кивнул: действительно, что может быть банальнее, чем командировка в Лондон и Париж?
— Все знали, что я вернусь в субботу вечером. Но это не так. Уже в пятницу я был в Москве. А все — из-за нее… — Михаил с тоской уставился в пустоту и тяжело вздохнул. — Конечно, наш роман с Ингрид ни для кого не был секретом. Кроме моей жены, я надеюсь…
Рюмин состроил недоверчивую гримасу, но, верный данному обещанию, не сказал ни слова.
— Понимаете, я не могу с ней развестись, — пояснил Рудаков. — Основные фонды, имущество, даже моя машина, — все записано на жену. Если что-то случится, я уйду от нее голым… Ну, вы понимаете…
— Еще как понимаю, Михаил Наумович, — поддакнул капитан. — В свое время я был рад, что благоверная не стала претендовать на мои дырявые носки. Впрочем, это к делу не относится. Давайте перейдем к вечеру пятницы.
— Да… — Рудаков снова замер, будто прокручивал картину перед глазами. — В пятницу я прилетел в Москву и сразу же, из аэропорта, позвонил Ингрид. Ее мобильный был отключен. Это могло означать только одно — она была с другим мужчиной. В последний месяц у нас как-то не ладилось, но одно дело — подозревать и совсем другое — знать. Я схватил такси и помчался к ней на квартиру…
— Было это?.. — вставил капитан.
— Около… около восьми вечера. Да, пожалуй. Я приехал на Тимирязевскую и позвонил. Никто не ответил. Тогда я открыл дверь своим ключом и вошел. В квартире было пусто. Я подождал полчаса, а потом спустился вниз. Знаете, там есть такая забегаловка? «Брюссель»?
— Знаю.
— Так вот. Я решил, что перед серьезным разговором необходимо выпить. Ну, и…
— Увлеклись? — подсказал Рюмин.
— Увлекся — это мягко сказано. «Брюссель» закрывается в одиннадцать, к тому времени я был пьян, как свинья. Да к тому же… — Рудаков выразительно похлопал себя по груди, где обычно висел цилиндрик с порошком.
— Понимаю, — неодобрительно обронил капитан.
— Я проснулся в скверике перед ее подъездом. Была уже глубокая ночь. Я сидел в какой-то песочнице, совершенно разбитый и, простите за подробность, с заблеванными ботинками. Но я все равно хотел выяснить все до конца.
Рюмин развел руками — ну конечно! А как же иначе?
— Я поднялся в квартиру. Дверь была незаперта. Я вошел и увидел… — Михаил сделал глотательное движение и оглядел кабинет в поисках воды.
Рюмин достал из сейфа поллитровую бутылочку негазированной «Бонаквы» и протянул Рудакову.
— Спасибо! — поблагодарил Михаил. Сделал несколько торопливых глотков, утер губы ладонью. — Я увидел… ее. Она была еще теплой, и ее кровь, дымясь, остывала у меня на руках. Это было ужасно. Если бы у меня оставались силы, я бы кричал. Но сил не нашлось. Помню, я поплелся в ванную и хорошенько забил ноздри. Не знаю, почему, но я всегда это делаю перед зеркалом. Наверное, в этом есть элемент глупой бравады и… стыда, что ли? Я по привычке выдавил собственному отражению левый глаз и только тут заметил, что все руки у меня в крови. Я умылся. Сделал все тщательно, чтобы не оставлять следов, а про отпечаток на зеркале… — Рудаков пожал плечами. — Просто забыл. Вот и все.
— Больше ничего? — строго спросил Рюмин. Рудаков покачал головой.
— Ничего.
— Ладно.
Рюмин снова открыл сейф, и Михаил с замиранием ждал, что же он оттуда достанет на этот раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76