Анна посмотрела на его лицо и поняла — что-то не так. Она бросила быстрый взгляд на оборот снимка…
На обороте стояла надпись: «Дружному коллективу съемочной группы от счастливых молодоженов». И — вместо автографа — большая буква «М». В точности такая же, как над кроватями убитых девушек.
— Что это? — голос Анны прозвучал глухо, и Зубриков насторожился.
— Что «это», прелесть моя? — спросил он, но уже не так беспечно, как прежде.
Встревоженная блондинка вскочила и нагнулась над столом. Юбка моментально закрыла колени, однако хитрая ткань, повинуясь закону сохранения материи, тут же обнажила великолепный бюст, при виде которого Памела Андерсон почернела бы от зависти.
Анна ткнула в букву.
— Вот эта «М»?
— Фу-у-у, — с облегчением вздохнул Зубриков. — Ты меня напугала, прелесть моя! Вся съежилась, ручки задрожали… Ну прямо Джульетта Мазинав финале «Ночей Кабирии»! Присмотрись повнимательнее. Это вовсе не «М». Это «Л» и «К». «Лиза» и «Константин». Они сами это выдумали.
Анна проследила взглядом переплетение линий. Все стало на свои места. Раньше четко срабатывал стереотип восприятия — за деревьями она не видела леса. Теперь же, при всем желании, не могла разглядеть в изящном вензеле букву «М». Действительно, как все просто! «Л» и «К». «Лиза» и… «Константин»?
Вяземская покосилась на Северцева. Тот еле заметно кивнул: мол, обсудим без лишних свидетелей и убрал фото во внутренний карман куртки.
— Спасибо, Володя! Мы пойдем, — сказала Анна.
Зубриков широко раскинул руки и завопил:
— Прощай, любовь моя! О, как ты быстротечна! — затем добавил громким шепотом — так, чтобы все слышали: — Жаркие поцелуи отложим на другой раз, а то наши будут ревновать. Зачем дразнить гусей?
Блондинка пропустила выпад мимо ушей, но Северцев несколько изменился в лице. Режиссер довольно ухмыльнулся.
— Пока, Отелло! — сказал он, пожимая Александру руку. — Ко мне ревнуют — значит, я чего-то стою! Как думаешь? — подмигнул он блондинке.
— Двадцать баксов — вместе с джинсами, — спокойно произнесла она, усаживаясь на место. — Если по частям, то дороже.
— По частям? Это мысль! — воскликнул Зубриков и, придав лицу зверское выражение, набросился на «Мэрилин».
Завершение сцены Анна и Северцев уже не увидели. Они вышли из кабинета и закрыли за собой дверь. В кино это называется — «открытый финал».***
Вяземская и Александр вышли на улицу. Анна вдруг почувствовала, как сильные пальцы Северцева стиснули ее локоть.
— Что случилось?
— Откуда вы его знаете? Этого… Зубрикова?
— А-а-а… Старая история! — отмахнулась Вяземская.
— Может, расскажете? — настаивал Александр.
Анна обернулась, посмотрела ему в глаза и… все поняла. Ей стало смешно.
— В чем дело? Вы ревнуете?
— Я?! С какой стати? — возразил Северцев. Помолчал и добавил. — Если честно, то — да.
— Володя помог мне купить машину, — желая поддразнить его, кокетливо сказала Анна.
Она сделала несколько шагов. Северцев, понурый и молчаливый, остался стоять на месте.
— Господи! Не понимаю, почему я должна перед вами отчитываться? — притворно возмутилась Вяземская. Однако в глубине души она почувствовала радостное ликование — ведь ревность не возникает сама по себе, она всегда является признаком чего-то большего. — Два года назад я поставила перед собой цель: купить хорошую машину. И после работы ездила по вызовам — кодировала алкоголиков. Зубриков был моим постоянным клиентом — поскольку не умеет вовремя остановиться. Вот и все. А вы что подумали?
— Я? — на лице Северцева расцвела широкая улыбка. — Я подумал…
Он вдруг решился — подошел и крепко обнял Анну.
— Я подумал, что вы мне очень дороги, — Александр нагнулся, и Вяземская не стала вырываться и прятать лицо.
Она ждала этого поцелуя.
29
— Мизерная зацепка, короткая пробежка и — новый тупик! Фирменный рюминский стиль?
Капитан тоскливо посмотрел в окно кабинета. В общем-то, в словах полковника Надточия была доля правды. И немалая.
— Два убийства — за три дня! А у тебя — ни одной убедительной версии! «Мне кажется… Я думаю…». Где результаты?
Результатов не было. Рюмин молча пожал плечами.
— Прокуратура уже приняла постановление об объединении этих дел в единое производство! От нас ждут конкретных действий! Что ты можешь предложить?
Ничего. Но произносить это вслух не следовало. Нельзя прерывать начальника, особенно если он в гневе.
Надточий сел за стол, сцепил руки и положил их перед собой.
— Ну? Теперь твоя очередь. Я слушаю.
— Товарищ полковник, — начал Рюмин. — Серийные убийства — самое сложное, что может быть в розыске…
— Спасибо, что просветил, — ядовито отозвался Надточий.
— Этот убийца не оставляет следов. И не совершает ошибок.
— В отличие от тебя, — сказал начальник. Краска бросилась капитану в лицо.
— Если вы имеете в виду Рудакова, то я не вижу здесь своей вины. Улики указывали на него, любое алиби, предоставленное его адвокатами, развалилось бы при тщательной проверке, мотивация — предельно ясна…
— Все хорошо и гладко, за исключением одного — он не убивал. Ты хоть представляешь, что тут началось бы, если бы ты его не отпустил? Шум, гам, пресса, правозащитники в дырявых свитерах… Ужас! — Надточий расстегнул пиджак и с опаской оглядел кабинет, словно ожидал увидеть в каждом углу по правозащитнику.
— Господин Рудаков больше не будет вас беспокоить. За это я ручаюсь.
Полковник с удивлением уставился на подчиненного.
— Рюмин! — сказал он. — А ты — идеалист. При чем здесь Рудаков? Ему достаточно было один раз позвонить, и все. Машина завертелась. Дело находится на личном контроле прокурора Москвы. В курсе, что это означает?
— Ничего хорошего, — пробурчал капитан.
— Сдержанная оценка. Я, пожалуй, уточню. Через семьдесят два часа начальник городского управления внутренних дел ждет меня с подробным докладом. А доложить пока нечего — потому что мой сотрудник никак не может вытащить палец из задницы и начать работать!
Сказано было грубо. Рюмин этого не заслуживал.
— Я работаю! — процедил он сквозь зубы.
— Но почему я этого не вижу?! — Надточий вскочил со стула. — Отрабатывай связи, знакомства! Восстанавливай хронологию событий! Что мне тебя, учить, что ли?
— Да какого черта?! — не выдержал капитан. — У меня было всего два дня! Какие связи и знакомства? При чем тут хронология событий?! Нет самого главного — мотива!! Убийца — маньяк! Я даже не знаю, в какую сторону двигаться!
Надточий снова застегнул пиджак (на все пуговицы, — заметил про себя капитан, — словно китель), одернул его и сел на место.
— Я тебе подскажу, в какую сторону двигаться, — спокойно сказал полковник. — В сторону отдела кадров — если через двое суток не будет конкретных результатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
На обороте стояла надпись: «Дружному коллективу съемочной группы от счастливых молодоженов». И — вместо автографа — большая буква «М». В точности такая же, как над кроватями убитых девушек.
— Что это? — голос Анны прозвучал глухо, и Зубриков насторожился.
— Что «это», прелесть моя? — спросил он, но уже не так беспечно, как прежде.
Встревоженная блондинка вскочила и нагнулась над столом. Юбка моментально закрыла колени, однако хитрая ткань, повинуясь закону сохранения материи, тут же обнажила великолепный бюст, при виде которого Памела Андерсон почернела бы от зависти.
Анна ткнула в букву.
— Вот эта «М»?
— Фу-у-у, — с облегчением вздохнул Зубриков. — Ты меня напугала, прелесть моя! Вся съежилась, ручки задрожали… Ну прямо Джульетта Мазинав финале «Ночей Кабирии»! Присмотрись повнимательнее. Это вовсе не «М». Это «Л» и «К». «Лиза» и «Константин». Они сами это выдумали.
Анна проследила взглядом переплетение линий. Все стало на свои места. Раньше четко срабатывал стереотип восприятия — за деревьями она не видела леса. Теперь же, при всем желании, не могла разглядеть в изящном вензеле букву «М». Действительно, как все просто! «Л» и «К». «Лиза» и… «Константин»?
Вяземская покосилась на Северцева. Тот еле заметно кивнул: мол, обсудим без лишних свидетелей и убрал фото во внутренний карман куртки.
— Спасибо, Володя! Мы пойдем, — сказала Анна.
Зубриков широко раскинул руки и завопил:
— Прощай, любовь моя! О, как ты быстротечна! — затем добавил громким шепотом — так, чтобы все слышали: — Жаркие поцелуи отложим на другой раз, а то наши будут ревновать. Зачем дразнить гусей?
Блондинка пропустила выпад мимо ушей, но Северцев несколько изменился в лице. Режиссер довольно ухмыльнулся.
— Пока, Отелло! — сказал он, пожимая Александру руку. — Ко мне ревнуют — значит, я чего-то стою! Как думаешь? — подмигнул он блондинке.
— Двадцать баксов — вместе с джинсами, — спокойно произнесла она, усаживаясь на место. — Если по частям, то дороже.
— По частям? Это мысль! — воскликнул Зубриков и, придав лицу зверское выражение, набросился на «Мэрилин».
Завершение сцены Анна и Северцев уже не увидели. Они вышли из кабинета и закрыли за собой дверь. В кино это называется — «открытый финал».***
Вяземская и Александр вышли на улицу. Анна вдруг почувствовала, как сильные пальцы Северцева стиснули ее локоть.
— Что случилось?
— Откуда вы его знаете? Этого… Зубрикова?
— А-а-а… Старая история! — отмахнулась Вяземская.
— Может, расскажете? — настаивал Александр.
Анна обернулась, посмотрела ему в глаза и… все поняла. Ей стало смешно.
— В чем дело? Вы ревнуете?
— Я?! С какой стати? — возразил Северцев. Помолчал и добавил. — Если честно, то — да.
— Володя помог мне купить машину, — желая поддразнить его, кокетливо сказала Анна.
Она сделала несколько шагов. Северцев, понурый и молчаливый, остался стоять на месте.
— Господи! Не понимаю, почему я должна перед вами отчитываться? — притворно возмутилась Вяземская. Однако в глубине души она почувствовала радостное ликование — ведь ревность не возникает сама по себе, она всегда является признаком чего-то большего. — Два года назад я поставила перед собой цель: купить хорошую машину. И после работы ездила по вызовам — кодировала алкоголиков. Зубриков был моим постоянным клиентом — поскольку не умеет вовремя остановиться. Вот и все. А вы что подумали?
— Я? — на лице Северцева расцвела широкая улыбка. — Я подумал…
Он вдруг решился — подошел и крепко обнял Анну.
— Я подумал, что вы мне очень дороги, — Александр нагнулся, и Вяземская не стала вырываться и прятать лицо.
Она ждала этого поцелуя.
29
— Мизерная зацепка, короткая пробежка и — новый тупик! Фирменный рюминский стиль?
Капитан тоскливо посмотрел в окно кабинета. В общем-то, в словах полковника Надточия была доля правды. И немалая.
— Два убийства — за три дня! А у тебя — ни одной убедительной версии! «Мне кажется… Я думаю…». Где результаты?
Результатов не было. Рюмин молча пожал плечами.
— Прокуратура уже приняла постановление об объединении этих дел в единое производство! От нас ждут конкретных действий! Что ты можешь предложить?
Ничего. Но произносить это вслух не следовало. Нельзя прерывать начальника, особенно если он в гневе.
Надточий сел за стол, сцепил руки и положил их перед собой.
— Ну? Теперь твоя очередь. Я слушаю.
— Товарищ полковник, — начал Рюмин. — Серийные убийства — самое сложное, что может быть в розыске…
— Спасибо, что просветил, — ядовито отозвался Надточий.
— Этот убийца не оставляет следов. И не совершает ошибок.
— В отличие от тебя, — сказал начальник. Краска бросилась капитану в лицо.
— Если вы имеете в виду Рудакова, то я не вижу здесь своей вины. Улики указывали на него, любое алиби, предоставленное его адвокатами, развалилось бы при тщательной проверке, мотивация — предельно ясна…
— Все хорошо и гладко, за исключением одного — он не убивал. Ты хоть представляешь, что тут началось бы, если бы ты его не отпустил? Шум, гам, пресса, правозащитники в дырявых свитерах… Ужас! — Надточий расстегнул пиджак и с опаской оглядел кабинет, словно ожидал увидеть в каждом углу по правозащитнику.
— Господин Рудаков больше не будет вас беспокоить. За это я ручаюсь.
Полковник с удивлением уставился на подчиненного.
— Рюмин! — сказал он. — А ты — идеалист. При чем здесь Рудаков? Ему достаточно было один раз позвонить, и все. Машина завертелась. Дело находится на личном контроле прокурора Москвы. В курсе, что это означает?
— Ничего хорошего, — пробурчал капитан.
— Сдержанная оценка. Я, пожалуй, уточню. Через семьдесят два часа начальник городского управления внутренних дел ждет меня с подробным докладом. А доложить пока нечего — потому что мой сотрудник никак не может вытащить палец из задницы и начать работать!
Сказано было грубо. Рюмин этого не заслуживал.
— Я работаю! — процедил он сквозь зубы.
— Но почему я этого не вижу?! — Надточий вскочил со стула. — Отрабатывай связи, знакомства! Восстанавливай хронологию событий! Что мне тебя, учить, что ли?
— Да какого черта?! — не выдержал капитан. — У меня было всего два дня! Какие связи и знакомства? При чем тут хронология событий?! Нет самого главного — мотива!! Убийца — маньяк! Я даже не знаю, в какую сторону двигаться!
Надточий снова застегнул пиджак (на все пуговицы, — заметил про себя капитан, — словно китель), одернул его и сел на место.
— Я тебе подскажу, в какую сторону двигаться, — спокойно сказал полковник. — В сторону отдела кадров — если через двое суток не будет конкретных результатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76