До Шуршика было очень далеко. Внизу плыла роща. Кажется, тополя. Или платаны. А может, березы? Кто их разберет, эти южные деревья. Я стиснул зубы и снова рывками полез вперед. Глупо! — думал я. Очень глупо. Так нельзя. Я так не хочу. Я не хочу так. Так нельзя.
Вышка была уже. близко, вдали громыхнули колеса — это проехала опорную вышку каретка подружки. Михайловна тоже кричала, она залезла с коленками на сиденье и совсем развернулась в мою сторону. Надо прыгать, подумал я. Иначе никак. Я сделал еще три перехвата, но руки вцепились в канат. Вышка была все ближе, канат дернулся под руками и резко пополз вверх, унося меня с собой. В воздухе мелькнули коленки Михайловны. Ну все, подумал я. Нет! — крикнул кто-то внутри. Все, повторил я. Нет! — крикнул голос внутри головы. Все, сказал я и закрыл глаза. Нет!!! — крикнул голос. Хорошо, сказал я и перекинул левую руку на другую сторону. Перед самыми колесами я спрыгну.
Но я не спрыгнул. Не знаю почему. Руки держали канат все крепче. Громыхнула на колесах каретка Михайловны и миновала вышку. Колеса вышки приближались — железные, лоснящиеся. Канат прокатывался между ними и, кажется, даже слегка плющился с обеих сторон. По-моему, я что-то крикнул. Помню только, что боли не почувствовал. Это даже была не боль. Будто опустил пальцы в кипяток. Или ударили по рукам с размаху чем-то тяжелым. Ощущение есть, а боли пока нет.
Помню, как сверху на лицо брызнула кровь и я полетел вниз. И последнее, что увидел, — оторванный указательный палец, который кружился в воздухе перед моим лицом.
Очнулся я на земле. Боли не было. Лежать было уютно. Далеко наверху сквозь ветки деревьев плыла черная нитка канатной дороги с каретками. Сколько времени прошло?
Если я мыслю, подумал я, значит, существую. Если существую, следовательно, со мной все в порядке. Не вполне логично, но что поделать — очень хочется жить. Вот только как жить без пальцев?
Я долго лежал и боялся посмотреть на свои руки. Затем мне пришло в голову, что руки могут истекать кровью и их надо перевязать. Поэтому я зажмурил глаза и поднес руки к лицу. И резко открыл глаза. Все пальцы были на месте! Я машинально пересчитал их — ровно десять. Более того — ни крови, никаких следов не было на пальцах! Пальцы как пальцы. С такими я родился, такими ковырял в носу в детстве и топтал клавиатуру компа.
Я сел на землю, посидел немного, затем встал на ноги и прислушался к своим ощущениям. Все в организме казалось исправным. Наверно, я все-таки спрыгнул в последний момент, подумалось мне. И очень удачно упал с такой высоты — сквозь ветки. Слишком удачно. Куда теперь идти?
Я огляделся и прикинул направление. Вверху ползла канатка, сзади торчала злополучная гора, на которую мы поднимались. Значит, надо идти вперед. И я пошел вперед, раздвигая ногами большие южные лопухи. Но не прошел и нескольких шагов, как увидел на лопухах красные брызги. Несомненно, это была кровь. Я пригляделся — один лопух посередине был пробит насквозь. Я приподнял его. На черной земле лежал палец. Бледный, обескровленный. Указательный. Я брезгливо поднял его и осмотрел. Он был точь-в-точь как тот, что рос у меня на руке. Это было непонятно. Это было дико. Я еще раз пошевелил рукой — все пальцы были на месте, все работали, послушно сгибались и разгибались. Хорошие, чистые, белые пальцы. Я посмотрел на ладонь — ладони были черные, в пыли и смазке от стального каната. А пальцы — белые, розовые. Словно никогда не ползали по канату. А отрубленный палец — черный. Я не смог найти этому никакого объяснения. Просто положил палец в карман и пошел дальше,
Дороги в лесу не было. Я шел, перелезая через овраги, груды замшелых камней, продирался сквозь кусты. И лишь старался не удаляться от нитки канатной дороги, висевшей высоко над деревьями. Местность то спускалась ниже, то поднималась. Забравшись на очередную груду камней, я увидел впереди за деревьями пересадочную станцию. И тут же услышал топот. Оттуда неслись люди. Впереди бежал Баранов — с очумевшим красным лицом и открытым ртом. За ним, чуть поотстав, неслась Аленка. За ней — Шуршик, и замыкала процессию спотыкающаяся Ольга. Я подождал, пока они подбегут поближе.
— Эй! — окликнул я и помахал рукой. — Куда это вы?
Баранов остановился как вкопанный, Аленка с размаху врезалась в него. Баранов поднял голову вверх и стал смотреть на ползущие вверху каретки.
— Я здесь! — сказал я. — Внимание на кучу камней!
Баранов и Аленка, как по команде, уставились на меня. К ним медленно подошел Шуршик, а за ним Ольга.
— Привет! — сказал я. — Куда это вы несетесь?
— А… — сказал Баранов тупо и показал пальцем вверх, а затем на меня.
— Что такое? — спросил я. — В чем дело? И стал неспешно спускаться к ним.
— Ты это… Как? — наконец выдавил Шуршик.
— Все нормально, — сказал я. — Просто захотелось прогуляться понизу.
— Но… — сказал Шуршик. — Ты совсем?
— Что — совсем?
— Совсем цел?
— Совсем. — Я вытянул вперед руки и пошевелил пальцами.
Аленка бросилась мне на шею и заплакала.
— Надо выпить, — сказал наконец Баранов. — А то я ничего не понимаю.
— Ты же упал и разбился? — сказала Ольга.
— Кто сказал? Никто не разбился, никто не упал. То есть упал, но не разбился.
— У тебя кровь на лице, — сказала Ольга. — На лбу. Я поплевал на пальцы и потер лоб.
— А так?
Ольга заботливо вынула платочек и стала тереть мне лоб.
— Все, — сказала она. — Теперь нету.
— И отлично, — сказал я. — Пойдемте, нам еще надо успеть на обратный автобус.
И мы пошли. Дошли до пересадки канатной дороги, к нам бросилась бабулька-смотритель.
— Ну что? — закричала она. — Нашли?
— Кого нашли? — спросил я холодно.
— Ну кто у вас там вниз упал?
— Никто у нас вниз не падал, — сказал я. — Откуда такая информация?
Бабулька посмотрела на меня сурово, поджала губы, но ничего больше не сказала. Мы сели на канатку и без приключений спустились вниз, в долину. И на автобус успели, и вернулись в поселок у моря, где снимали сарайчик. Мы весело болтали всю дорогу и, казалось, уже забыли, что кто-то падал сегодня с канатной дороги вниз. Да и мне уже казалось, что ничего этого не было.
Неприятность ждала нас в поселке при выходе из автобуса. На остановке стоял милицейский фургончик, возле него толпились трое скучающих ментов. По-южному загорелые и поджарые, они ленивыми глазами провожали всех, кто вылезал из автобуса, но прицепились почему-то только к нам.
— Ребята, документики готовим, — сказал один из них.
— А что случилось? — спросил я.
— Ничего, — пожал плечами милиционер. — Проверка. Документики. Регистрация. Отдыхающие?
— Отдыхающие.
— Значит, регистрация должна быть. Если нет регистрации — штрафчик.
Регистрации у нас, конечно, не было, какая там регистрация, на две недельки к морю выбрались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97