А уж в новых домах, бетонных, там просто беда. Помню, в микрорайоне Чертаново мне приходилось гнезда перфоратором делать, туда деревянные пробки вбивать, и вот только в них уже — гвозди. Так одержимого и прибивали. Согласитесь, извращение богопротивное?
— Богопротивное, — соглашаемся мы с Габриэлычем.
— Но есть неплохой вариант к полу прибить. Там под ковром паркет ведь, да?
— Ну да… — говорит Габриэлыч совсем уже неуверенно.
— Тогда поехали! — командует Амвросий. — Диван прочь! Ковер скатываем, стелим чистую простынку. За дело!
Ну, мы с Габриэлычем переглянулись, он кивает, мол, надо. И мы действительно готовим место посреди комнаты. Сворачиваем и выносим ковер. Пол под ним пыльный — жуть. Аришка выходит и быстренько его моет. И просится уйти вообще из квартиры, потому что боится. Амвросий уговаривает ее остаться, чтобы она стучала в бубен или кастрюлю, но она отказывается, страшно ей за меня. В общем, ушла. А мы выносим диван в коридор, прислоняем к входной двери. И я иду на кухню кипятить гвозди. Гвозди Амвросий принес с собой, новые, здоровенные такие, в масле все, в хозяйственную бумагу завернуты. Но я настоял, чтобы их прокипятить. Отец Амвросий прямо изворчался весь, сказал, что уже два года бесов гоняет, а такого зануду первый раз видит. Сказал, что это во мне бесы занудства поселились. Но я знаю эти дела! У меня мать пневмонией болела в позапрошлом году, в больницу клали, так я весь инет излазил, все медицинские сайты. И не только про пневмонию, вообще всего поначитался, особенно про СПИД и гепатит С — там много страшилок на эту тему. Поэтому гвозди я содой оттер от масла и кипятил в кастрюльке ровно сорок минут — у меня в мобильнике таймер, специально заводил секундомер. И молоток спиртом протер. Ну, спирта, конечно, не нашли, Габриэлыч — он непьющий, но одеколон нашли у него в ванной. Им и протерли. Еще на деревянную ручку попало, впиталось — и получился самый благоухающий в мире молоток.
Вот ты спросишь — страшно мне было прибиваться к полу? А вот поверишь ли — не страшно. Когда в тебя менты стреляют из пистолета — страшнее, чем в кругу друзей стерильными гвоздями к полу. Снял я рубашку, снял носки, остался в одних брюках. Лег на простыню в центре комнаты, ноги вместе, руки крестом раскинул. Ступни и ладони протерли мне одеколоном. Амвросий мне правую руку прижал к полу коленом и молитву начал на староцерковном. Мало чего понятно.
Я смотреть не стал, как прибивают, смотрел в потолок, на люстру, на лепнину. В старых домах всегда на потолке рюшечки и прочая шняга. По краю потолка тянутся гипсовые листочки, а в центре — здоровая гипсовая розочка, и из нее люстра торчит. Люстра у Габриэлыча не старинная, так. Обычный крюк на пять хрустальных чашек, лампочками вверх. Прямо надо мной. Чашки красивые, только пыльные. И на дне мухи дохлые, бабочки, даже ос пара — в общем, братская могила. Чувствую: тюк! В руке кольнуло резко — и все. Снова: тюк, тюк, тюк! И по комнате аромат одеколона от молотка расплывается… Отец Амвросий встает с моей руки.
— Ну? — говорит. — Как самочувствие?
А надо мной уже Габриэлыч возвышается озабоченно, в руках держит нашатырный спирт — ну, типа вдруг мне плохо станет, чтоб в чувство привести.
— Нормально, — говорю, — только рука ноет. А так — почти не больно.
— Во! — говорит отец Амвросий. — Потому что уметь надо! Чтобы жилы не порвать, вены не задеть и кости не подробить! Этому долго учат.
— Да, вы мастер, — говорю.
— Ну, — смущается отец Амвросий. — стараемся. Разное бывает. Вот когда я в Чертаново работал, полчаса мучился с каждой рукой, все мимо деревянной пробки по бетону норовил попасть — вот это было плохо. А на полу — вообще без проблем. Люблю работать в паркетных домах.
И на вторую руку ложится. Чувствую, поставил гвоздь мне в центр ладони… Бац! — и дикая боль в пальце! Я дергаюсь, ору!
— Извини, — говорит отец Амвросий. — Нечистый попутал — молотком мимо гвоздя попал немножко…
— Ни хрена себе немножко!!!
— Одержимый! Не забывайся! — строго говорит Амвросий. — Подумаешь, промахнулся! Мы здесь не беречь себя Е собрались, а бесов гонять! Считай, это бесам досталось.
— Ладно, — говорю хмуро, — давайте уже быстрей, терпения моего нету. Быстрее начнем — быстрее освободимся от бесов.
— Поспешишь, — говорит Амвросий, — людей насмешишь.
Но ускоряется. Левую руку прибил мигом, с ногами тоже быстро справился. Мне отчего-то казалось, что на всех картинках ноги складываются крест-накрест и прибиваются одним гвоздем, но отец Амвросий заявил, что это старый стиль и вообще на гвоздях экономить в таких делах — это маразм и мещанство.
Кстати, ноги прибивать оказалось больнее, чем руки, вот уж не знаю почему. Пусть медики объяснят этот феномен. В общем, мне поставили на живот утюг и включили его в сеть. Отец Амвросий с Габриэлычем долго вертели утюг сначала. Амвросий говорил, что регулятор надо с Божьей помощью на “капрон” поставить, то есть на самый мизер для начала. Вот они этот “капрон” искали, вроде нашли, сделали минимум. Поставили мне, значит, утюг на пузо. И в розетку включили. Он ледяной, противный. И сели рядом, на меня смотрят.
— Чего, — говорю, — молитву читаем?
— Рано еще, — говорит отец Амвросий. — Как бесу в тебе извиваться начнут, так и молитву начнем.
— Ладно, — говорю. — Ждем бесов.
Посидели мы, помолчали. Ну, в смысле, они посидели на стульях вокруг меня, а я полежал. Жестко, кстати, на полу, и дует. Хорошо, что утюг уже не такой ледяной, теплеть стал, но все равно прохладно.
— А вы, — говорю, чтоб разговор поддержать, — вы, отец Амвросий, какую семинарию оканчивали?
— А никакую, — отзывается Амвросий охотно. — Поступал два раза. Один раз в подмосковную. На вступительных на философии завалили гады преподы. Другой раз — в Киеве, отучился там семестр, но не сложилось.
— Отчислили за неуспеваемость?
— Ну… Не важно… Можно и так сказать. Не сложилось, в общем. Так что я все сам, по книгам. Как Ленин.
— А сами вы где работаете?
— В центре нашем и работаю. Целительский дом пресвятой Дарьи Ерохиной. Я тебе потом оставлю наш прайс-лист, может, пригодится. Не тебе — так знакомым. Мы и бесов, и крещение, и СПИД, и рак, и отпевание. Приворот-отворот, порча-сглаз, венец безбрачия, поиск аномальных зон в квартирах, снятие отрицательных биополей, курсы духовного роста и похудение с Божьей помощью. Сейчас мы расширились, второй офис купили в Измайлово. Нам бы только этот процесс выиграть. Давит нас официальная церковь, душит. Сначала наехали, с какой стати мы православным целительским домом называемся? А как нам называться прикажете? Левославным? Ну, выиграли они процесс, пришлось нам менять вывеску, квитанции, бланки, печати, рекламные полосы в газетах… Второй раз они на нас наехали уже через прокуратуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Богопротивное, — соглашаемся мы с Габриэлычем.
— Но есть неплохой вариант к полу прибить. Там под ковром паркет ведь, да?
— Ну да… — говорит Габриэлыч совсем уже неуверенно.
— Тогда поехали! — командует Амвросий. — Диван прочь! Ковер скатываем, стелим чистую простынку. За дело!
Ну, мы с Габриэлычем переглянулись, он кивает, мол, надо. И мы действительно готовим место посреди комнаты. Сворачиваем и выносим ковер. Пол под ним пыльный — жуть. Аришка выходит и быстренько его моет. И просится уйти вообще из квартиры, потому что боится. Амвросий уговаривает ее остаться, чтобы она стучала в бубен или кастрюлю, но она отказывается, страшно ей за меня. В общем, ушла. А мы выносим диван в коридор, прислоняем к входной двери. И я иду на кухню кипятить гвозди. Гвозди Амвросий принес с собой, новые, здоровенные такие, в масле все, в хозяйственную бумагу завернуты. Но я настоял, чтобы их прокипятить. Отец Амвросий прямо изворчался весь, сказал, что уже два года бесов гоняет, а такого зануду первый раз видит. Сказал, что это во мне бесы занудства поселились. Но я знаю эти дела! У меня мать пневмонией болела в позапрошлом году, в больницу клали, так я весь инет излазил, все медицинские сайты. И не только про пневмонию, вообще всего поначитался, особенно про СПИД и гепатит С — там много страшилок на эту тему. Поэтому гвозди я содой оттер от масла и кипятил в кастрюльке ровно сорок минут — у меня в мобильнике таймер, специально заводил секундомер. И молоток спиртом протер. Ну, спирта, конечно, не нашли, Габриэлыч — он непьющий, но одеколон нашли у него в ванной. Им и протерли. Еще на деревянную ручку попало, впиталось — и получился самый благоухающий в мире молоток.
Вот ты спросишь — страшно мне было прибиваться к полу? А вот поверишь ли — не страшно. Когда в тебя менты стреляют из пистолета — страшнее, чем в кругу друзей стерильными гвоздями к полу. Снял я рубашку, снял носки, остался в одних брюках. Лег на простыню в центре комнаты, ноги вместе, руки крестом раскинул. Ступни и ладони протерли мне одеколоном. Амвросий мне правую руку прижал к полу коленом и молитву начал на староцерковном. Мало чего понятно.
Я смотреть не стал, как прибивают, смотрел в потолок, на люстру, на лепнину. В старых домах всегда на потолке рюшечки и прочая шняга. По краю потолка тянутся гипсовые листочки, а в центре — здоровая гипсовая розочка, и из нее люстра торчит. Люстра у Габриэлыча не старинная, так. Обычный крюк на пять хрустальных чашек, лампочками вверх. Прямо надо мной. Чашки красивые, только пыльные. И на дне мухи дохлые, бабочки, даже ос пара — в общем, братская могила. Чувствую: тюк! В руке кольнуло резко — и все. Снова: тюк, тюк, тюк! И по комнате аромат одеколона от молотка расплывается… Отец Амвросий встает с моей руки.
— Ну? — говорит. — Как самочувствие?
А надо мной уже Габриэлыч возвышается озабоченно, в руках держит нашатырный спирт — ну, типа вдруг мне плохо станет, чтоб в чувство привести.
— Нормально, — говорю, — только рука ноет. А так — почти не больно.
— Во! — говорит отец Амвросий. — Потому что уметь надо! Чтобы жилы не порвать, вены не задеть и кости не подробить! Этому долго учат.
— Да, вы мастер, — говорю.
— Ну, — смущается отец Амвросий. — стараемся. Разное бывает. Вот когда я в Чертаново работал, полчаса мучился с каждой рукой, все мимо деревянной пробки по бетону норовил попасть — вот это было плохо. А на полу — вообще без проблем. Люблю работать в паркетных домах.
И на вторую руку ложится. Чувствую, поставил гвоздь мне в центр ладони… Бац! — и дикая боль в пальце! Я дергаюсь, ору!
— Извини, — говорит отец Амвросий. — Нечистый попутал — молотком мимо гвоздя попал немножко…
— Ни хрена себе немножко!!!
— Одержимый! Не забывайся! — строго говорит Амвросий. — Подумаешь, промахнулся! Мы здесь не беречь себя Е собрались, а бесов гонять! Считай, это бесам досталось.
— Ладно, — говорю хмуро, — давайте уже быстрей, терпения моего нету. Быстрее начнем — быстрее освободимся от бесов.
— Поспешишь, — говорит Амвросий, — людей насмешишь.
Но ускоряется. Левую руку прибил мигом, с ногами тоже быстро справился. Мне отчего-то казалось, что на всех картинках ноги складываются крест-накрест и прибиваются одним гвоздем, но отец Амвросий заявил, что это старый стиль и вообще на гвоздях экономить в таких делах — это маразм и мещанство.
Кстати, ноги прибивать оказалось больнее, чем руки, вот уж не знаю почему. Пусть медики объяснят этот феномен. В общем, мне поставили на живот утюг и включили его в сеть. Отец Амвросий с Габриэлычем долго вертели утюг сначала. Амвросий говорил, что регулятор надо с Божьей помощью на “капрон” поставить, то есть на самый мизер для начала. Вот они этот “капрон” искали, вроде нашли, сделали минимум. Поставили мне, значит, утюг на пузо. И в розетку включили. Он ледяной, противный. И сели рядом, на меня смотрят.
— Чего, — говорю, — молитву читаем?
— Рано еще, — говорит отец Амвросий. — Как бесу в тебе извиваться начнут, так и молитву начнем.
— Ладно, — говорю. — Ждем бесов.
Посидели мы, помолчали. Ну, в смысле, они посидели на стульях вокруг меня, а я полежал. Жестко, кстати, на полу, и дует. Хорошо, что утюг уже не такой ледяной, теплеть стал, но все равно прохладно.
— А вы, — говорю, чтоб разговор поддержать, — вы, отец Амвросий, какую семинарию оканчивали?
— А никакую, — отзывается Амвросий охотно. — Поступал два раза. Один раз в подмосковную. На вступительных на философии завалили гады преподы. Другой раз — в Киеве, отучился там семестр, но не сложилось.
— Отчислили за неуспеваемость?
— Ну… Не важно… Можно и так сказать. Не сложилось, в общем. Так что я все сам, по книгам. Как Ленин.
— А сами вы где работаете?
— В центре нашем и работаю. Целительский дом пресвятой Дарьи Ерохиной. Я тебе потом оставлю наш прайс-лист, может, пригодится. Не тебе — так знакомым. Мы и бесов, и крещение, и СПИД, и рак, и отпевание. Приворот-отворот, порча-сглаз, венец безбрачия, поиск аномальных зон в квартирах, снятие отрицательных биополей, курсы духовного роста и похудение с Божьей помощью. Сейчас мы расширились, второй офис купили в Измайлово. Нам бы только этот процесс выиграть. Давит нас официальная церковь, душит. Сначала наехали, с какой стати мы православным целительским домом называемся? А как нам называться прикажете? Левославным? Ну, выиграли они процесс, пришлось нам менять вывеску, квитанции, бланки, печати, рекламные полосы в газетах… Второй раз они на нас наехали уже через прокуратуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97