Пока те рассаживались по местам и получали инструкции от помощника секретаря, Пэджиты и их адвокаты не сводили с них глаз, сверяя свои заметки в раздобытых где-то списках.
Дэнни был просто, но мило одет в белую рубашку с длинными рукавами и наглаженные брюки цвета хаки. Наученный Уилбенксом, он то и дело улыбался, изображая кроткое дитя, чья невиновность вот-вот станет очевидной.
Сидевшие по другую сторону прохода Эрни Гэддис и его менее многочисленная команда тоже разглядывали пул присяжных. Гэддису помогали два ассистента-юриста, один секретарь и второй обвинитель по имени Хенк Хатен. Секретарь носил портфели и папки. Хатен, судя по всему, просто присутствовал, чтобы Эрни было с кем посоветоваться в случае необходимости.
Бэгги склонился ко мне, как делал всегда, когда хотел сообщить что-нибудь конфиденциально, и зашептал:
— Вон тот парень в коричневом костюме, — он кивком указал на Хатена, — спал с Родой Кассело.
Я был шокирован, что отчетливо отразилось на моем лице, и, отстранившись, недоверчиво посмотрел на Бэгги. Мой сотрудник самодовольно кивнул и сказал то, что говорил всегда, когда раскапывал нечто эдакое:
— Это я тебе говорю.
Фраза означала, что у него нет никаких сомнений. Бэгги часто ошибался, но не сомневался никогда.
Несмотря на раннюю седину, Хатену, весьма привлекательному и хорошо одетому господину, было на вид лет сорок.
— Откуда он? — так же шепотом спросил я. В ожидании выхода судьи Лупаса зал гудел голосами.
— Здешний. Время от времени ведет кое-какие дела, касающиеся недвижимости, ничего важного. Настоящий мерзавец. Дважды разведен и всегда в поиске.
— А Гэддис знает, что его помощник встречался с жертвой?
— Черта с два, конечно же, нет. Иначе он его тут же заменил бы.
— Ты думаешь, что Уилбенкс знает?
— Никто не знает, — еще более самодовольно сообщил Бэгги, словно он-то лично застукал любовников в постели, но держал это в тайне до настоящего момента. Я не мог решить, верить ли ему...
Мисс Калли появилась за несколько минут до девяти. Исав проводил жену в зал, но сам был вынужден выйти, поскольку ему места не нашлось. Она зарегистрировалась у делопроизводителя, и тот, снабдив бланком анкеты, которую следовало заполнить, указал ей кресло в третьем ряду. Она поискала меня взглядом, но нас разделяло слишком много народу. Кроме нее, я насчитал среди кандидатов еще четыре черных лица.
Секретарь суда провозгласил: «Встать, суд идет», и это прозвучало как сигнал тревоги. Когда все садились с разрешения судьи Лупаса, показалось, что пол содрогнулся. Лупас перешел прямо к делу, настроение у него, судя по всему, было отменное: зал ломился от избирателей, а через два года предстояли перевыборы. Впрочем, конкурентов у него никогда не было. Шесть кандидатов были освобождены сразу, поскольку оказались старше шестидесяти пяти лет. Еще пятеро — по медицинским показаниям. Работа входила в рутинное русло. Я не мог оторвать взгляда от Хенка Хатена. Этот тип, безусловно, был похож на дамского угодника.
Когда тур предварительных вопросов завершился, число кандидатов сократилось до семидесяти девяти. Теперь мисс Калли оказалась во втором ряду — не слишком добрый знак, если она хотела избежать участия в жюри. Судья Лупас уступил слово Эрни Гэддису, который, представившись кандидатам, стал пространно объяснять, что представляет интересы штата Миссисипи, налогоплательщиков, граждан, выбравших его, чтобы преследовать преступников в судебном порядке. Таким образом, он является представителем народа.
В настоящий момент он поддерживает обвинение против Дэнни Пэджита, дело которого передано в суд на основании обвинительного акта Большого жюри, состоящего, подчеркнул он, из достойных граждан и предъявившего Дэнни Пэджиту обвинение в изнасиловании и убийстве Роды Кассело. Затем Гэддис спросил, есть ли среди кандидатов в присяжные кто-нибудь, кто ничего не слышал об этом убийстве. Не поднялась ни одна рука.
Эрни имел тридцатилетний опыт выступлений в судах. Его речь текла гладко, дружелюбно, умело создавая у будущих присяжных впечатление, будто с ним можно обсуждать все, что угодно, в том числе в открытом судебном заседании. Теперь обвинитель постепенно приступал к теме устрашения. Не пытался ли кто-нибудь посторонний вступить в контакт с вами по поводу предстоящего дела? Какой-нибудь незнакомец? Может быть, кто-то из друзей делал попытки повлиять на ваше мнение? Свою повестку вы получили по почте, список предполагаемых присяжных был засекречен. Предполагается, что никто не должен знать о вашем участии в резерве присяжных. Не говорил ли с вами кто-нибудь об этом? Не угрожали ли вам? Не делали ли каких-нибудь предложений? Пока Эрни задавал все эти вопросы, в зале стояла мертвая тишина.
Никто, как и ожидалось, не поднял руки. Однако Эрни успешно удалось внушить присутствующим мысль, что эти ужасные люди, Пэджиты, рыщут по темным углам округа Форд. Он повесил над кланом еще более зловещее облако, дав понять, что он-то, окружной прокурор и народный заступник, знает всю правду.
В заключение Гэддис задал вопрос, который хлестко, словно ружейный выстрел, рассек тишину:
— Все ли отдают себе отчет в том, что попытка оказать давление на жюри является преступлением? — Похоже, все отдавали себе в этом отчет. — И что я как прокурор буду обязан возбудить судебное преследование, предъявить обвинение, довести дело до суда и сделать все от меня зависящее, чтобы осудить любого, кто попытается влиять на присяжных? Это всем понятно?!
Когда Эрни закончил, все чувствовали себя неуютно. Над каждым, кто с кем-либо обсуждал предстоящее дело, — а обсуждали его в округе все без исключения, — казалось, нависла угроза быть обвиненным и затравленным до смерти прокурором Гэддисом.
— Он свое дело знает, — шепнул мне репортер из Тьюпело.
Люсьен Уилбенкс начал с длинной и страшно занудной лекции о презумпции невиновности, которая является краеугольным камнем американской юриспруденции. Независимо от того, что будущие присяжные читали в местной газете (здесь он изобразил презрительную гримасу, взглянув в мою сторону), они должны воспринимать его присутствующего здесь клиента как человека невиновного. А если кто-то не в состоянии этого сделать, он или она обязаны поднять руку и открыто об этом заявить.
Ни одной поднятой руки не обнаружилось.
— Отлично, — продолжил Уилбенкс. — Своим молчанием вы, следовательно, заявляете суду, что все вы, глядя сейчас на Дэнни Пэджита, считаете его невиновным. Так ли это? — Подобными вопросами он еще долго донимал аудиторию, после чего перешел к следующей лекции на тему непреложной обязанности штата представить безоговорочные, не допускающие никаких сомнений доказательства виновности его клиента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Дэнни был просто, но мило одет в белую рубашку с длинными рукавами и наглаженные брюки цвета хаки. Наученный Уилбенксом, он то и дело улыбался, изображая кроткое дитя, чья невиновность вот-вот станет очевидной.
Сидевшие по другую сторону прохода Эрни Гэддис и его менее многочисленная команда тоже разглядывали пул присяжных. Гэддису помогали два ассистента-юриста, один секретарь и второй обвинитель по имени Хенк Хатен. Секретарь носил портфели и папки. Хатен, судя по всему, просто присутствовал, чтобы Эрни было с кем посоветоваться в случае необходимости.
Бэгги склонился ко мне, как делал всегда, когда хотел сообщить что-нибудь конфиденциально, и зашептал:
— Вон тот парень в коричневом костюме, — он кивком указал на Хатена, — спал с Родой Кассело.
Я был шокирован, что отчетливо отразилось на моем лице, и, отстранившись, недоверчиво посмотрел на Бэгги. Мой сотрудник самодовольно кивнул и сказал то, что говорил всегда, когда раскапывал нечто эдакое:
— Это я тебе говорю.
Фраза означала, что у него нет никаких сомнений. Бэгги часто ошибался, но не сомневался никогда.
Несмотря на раннюю седину, Хатену, весьма привлекательному и хорошо одетому господину, было на вид лет сорок.
— Откуда он? — так же шепотом спросил я. В ожидании выхода судьи Лупаса зал гудел голосами.
— Здешний. Время от времени ведет кое-какие дела, касающиеся недвижимости, ничего важного. Настоящий мерзавец. Дважды разведен и всегда в поиске.
— А Гэддис знает, что его помощник встречался с жертвой?
— Черта с два, конечно же, нет. Иначе он его тут же заменил бы.
— Ты думаешь, что Уилбенкс знает?
— Никто не знает, — еще более самодовольно сообщил Бэгги, словно он-то лично застукал любовников в постели, но держал это в тайне до настоящего момента. Я не мог решить, верить ли ему...
Мисс Калли появилась за несколько минут до девяти. Исав проводил жену в зал, но сам был вынужден выйти, поскольку ему места не нашлось. Она зарегистрировалась у делопроизводителя, и тот, снабдив бланком анкеты, которую следовало заполнить, указал ей кресло в третьем ряду. Она поискала меня взглядом, но нас разделяло слишком много народу. Кроме нее, я насчитал среди кандидатов еще четыре черных лица.
Секретарь суда провозгласил: «Встать, суд идет», и это прозвучало как сигнал тревоги. Когда все садились с разрешения судьи Лупаса, показалось, что пол содрогнулся. Лупас перешел прямо к делу, настроение у него, судя по всему, было отменное: зал ломился от избирателей, а через два года предстояли перевыборы. Впрочем, конкурентов у него никогда не было. Шесть кандидатов были освобождены сразу, поскольку оказались старше шестидесяти пяти лет. Еще пятеро — по медицинским показаниям. Работа входила в рутинное русло. Я не мог оторвать взгляда от Хенка Хатена. Этот тип, безусловно, был похож на дамского угодника.
Когда тур предварительных вопросов завершился, число кандидатов сократилось до семидесяти девяти. Теперь мисс Калли оказалась во втором ряду — не слишком добрый знак, если она хотела избежать участия в жюри. Судья Лупас уступил слово Эрни Гэддису, который, представившись кандидатам, стал пространно объяснять, что представляет интересы штата Миссисипи, налогоплательщиков, граждан, выбравших его, чтобы преследовать преступников в судебном порядке. Таким образом, он является представителем народа.
В настоящий момент он поддерживает обвинение против Дэнни Пэджита, дело которого передано в суд на основании обвинительного акта Большого жюри, состоящего, подчеркнул он, из достойных граждан и предъявившего Дэнни Пэджиту обвинение в изнасиловании и убийстве Роды Кассело. Затем Гэддис спросил, есть ли среди кандидатов в присяжные кто-нибудь, кто ничего не слышал об этом убийстве. Не поднялась ни одна рука.
Эрни имел тридцатилетний опыт выступлений в судах. Его речь текла гладко, дружелюбно, умело создавая у будущих присяжных впечатление, будто с ним можно обсуждать все, что угодно, в том числе в открытом судебном заседании. Теперь обвинитель постепенно приступал к теме устрашения. Не пытался ли кто-нибудь посторонний вступить в контакт с вами по поводу предстоящего дела? Какой-нибудь незнакомец? Может быть, кто-то из друзей делал попытки повлиять на ваше мнение? Свою повестку вы получили по почте, список предполагаемых присяжных был засекречен. Предполагается, что никто не должен знать о вашем участии в резерве присяжных. Не говорил ли с вами кто-нибудь об этом? Не угрожали ли вам? Не делали ли каких-нибудь предложений? Пока Эрни задавал все эти вопросы, в зале стояла мертвая тишина.
Никто, как и ожидалось, не поднял руки. Однако Эрни успешно удалось внушить присутствующим мысль, что эти ужасные люди, Пэджиты, рыщут по темным углам округа Форд. Он повесил над кланом еще более зловещее облако, дав понять, что он-то, окружной прокурор и народный заступник, знает всю правду.
В заключение Гэддис задал вопрос, который хлестко, словно ружейный выстрел, рассек тишину:
— Все ли отдают себе отчет в том, что попытка оказать давление на жюри является преступлением? — Похоже, все отдавали себе в этом отчет. — И что я как прокурор буду обязан возбудить судебное преследование, предъявить обвинение, довести дело до суда и сделать все от меня зависящее, чтобы осудить любого, кто попытается влиять на присяжных? Это всем понятно?!
Когда Эрни закончил, все чувствовали себя неуютно. Над каждым, кто с кем-либо обсуждал предстоящее дело, — а обсуждали его в округе все без исключения, — казалось, нависла угроза быть обвиненным и затравленным до смерти прокурором Гэддисом.
— Он свое дело знает, — шепнул мне репортер из Тьюпело.
Люсьен Уилбенкс начал с длинной и страшно занудной лекции о презумпции невиновности, которая является краеугольным камнем американской юриспруденции. Независимо от того, что будущие присяжные читали в местной газете (здесь он изобразил презрительную гримасу, взглянув в мою сторону), они должны воспринимать его присутствующего здесь клиента как человека невиновного. А если кто-то не в состоянии этого сделать, он или она обязаны поднять руку и открыто об этом заявить.
Ни одной поднятой руки не обнаружилось.
— Отлично, — продолжил Уилбенкс. — Своим молчанием вы, следовательно, заявляете суду, что все вы, глядя сейчас на Дэнни Пэджита, считаете его невиновным. Так ли это? — Подобными вопросами он еще долго донимал аудиторию, после чего перешел к следующей лекции на тему непреложной обязанности штата представить безоговорочные, не допускающие никаких сомнений доказательства виновности его клиента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106