Социальная работница поддержала прошение. Люсьен говорил десять минут, нес обычный адвокатский вздор. Последним выступал отец Дэнни, который прочувствованно умолял освободить сына. Тот очень, мол, нужен дома, где семья усердно трудится на ниве производства пиломатериалов, щебенки, асфальта, а также берет подряды на грузоперевозки по суше и по воде. У сына будет столько работы, что свободного времени не останется вовсе, так что ни в какие неприятности он попасть не сможет.
Шериф Макнэт отважно выступил от имени граждан округа Форд. Он нервничал и вообще не был златоустом, но постарался подробно воспроизвести обстоятельства преступления. Разумеется, Макнэт не счел нужным напомнить о том, что присяжным, принадлежащим к тому же сообществу людей, которые выбрали его шерифом, Дэнни Пэджит угрожал во время суда.
Четырьмя голосами против одного Дэнни Пэджит был выпущен из тюрьмы под честное слово.
* * *
Клэнтон был раздосадован, но не взорвался. Пока шел суд, город жаждал крови и испытывал горькое разочарование по поводу того, что присяжные не вынесли смертного приговора. Однако минуло девять лет, и уже после первых слушаний об условно-досрочном освобождении все смирились с тем, что Дэнни в конце концов выйдет на свободу. Никто не ожидал, что это случится так скоро, но шоком происшедшее уже не стало.
Два фактора повлияли на спокойное отношение горожан к случившемуся.
Во-первых, у Роды Кассело в здешних краях не было родственников, чей незатухающий гнев не позволил бы умереть памяти о чудовищном злодеянии. Люди не видели рядом с собой скорбящих родителей, что постоянно подогревало бы чувство сострадания и жажду справедливости. Детей Роды увезли, и вскоре все о них забыли. Убитая вела затворническую жизнь, так что не осталось у нее и близких друзей, которые не дали бы сойти на нет ненависти к убийце.
Во-вторых, Пэджиты словно бы существовали в каком-то ином мире. Они так редко появлялись на публике, что нетрудно было себя убедить: Дэнни просто сгинет на своем острове, и никто его больше никогда не увидит. Какая, собственно, разница для жителей округа, где он: в тюрьме или на острове? Раз он не будет мозолить глаза, ничто по-прежнему не будет напоминать и о его преступлении. За все девять лет после суда я ни разу не встречал в Клэнтоне ни одного из Пэджитов. В своей весьма острой статье после его освобождения я написал: «Хладнокровный убийца снова среди нас», однако, в сущности, это не было правдой.
Ни информационные материалы первой полосы, ни моя статья не вызвали ни единого читательского отклика. Об освобождении посудачили, но недолго.
Через неделю после выхода Дэнни на свободу, как-то утром Бэгги проскользнул в мой кабинет и прикрыл за собой дверь. Это всегда было хорошим знаком: значит, он принес такой слух, которым можно поделиться только без лишних ушей.
Обычно я приезжал на работу к одиннадцати, а он отправлялся на поиски жареного около полудня, так что у нас оставался час на то, чтобы обсудить дела и обменяться сплетнями.
На этот раз, с опаской оглядев стены, словно они могли быть нашпигованы «жучками», он сообщил:
— Вытащить парня из тюрьмы стоило Пэджитам ста тысяч кусков.
Ни сумма, ни сам факт подкупа меня не потрясли, удивило то, что Бэгги сумел раскопать эту информацию.
— Не может быть, — сказал я исключительно для того, чтобы раззадорить его.
— Это я тебе говорю! — ответил он, как отвечал всегда, когда раздобывал сенсационную новость.
— И кому достались деньги?
— Это самое интересное. Ты не поверишь.
— Так кому же?
— Упадешь.
— Да кому же, говори!
Даже медленнее, чем обычно, он выполнил ритуал прикуривания сигареты. В первые годы я чуть ли не кидался на стену, когда Бэгги вот так затягивал паузу, чтобы произвести больший эффект своей драматической новостью, но со временем научился ждать спокойно. Вот и теперь я просто продолжил писать то, что начал до его прихода.
— Вообще-то это не должно ни для кого быть сюрпризом, — нелогично продолжил он, попыхивая сигаретой. — Я-то нисколько не удивился.
— Ты скажешь наконец или нет?
— Тео.
— Сенатору Мортону?
— Именно так.
Признаться, я таки удивился, и немало. И не стал этого скрывать, иначе Бэгги утратил бы интерес к продолжению рассказа.
— Тео?! — воскликнул я.
— Он вице-председатель сенатского комитета по исправительным учреждениям. Сто лет заседает в нем и отлично знает, за какие ниточки надо дергать. Ему нужны были сто тысяч, Пэджиты были готовы их заплатить, они договорились, и парень вышел. Все просто.
— Я думал, Тео не берет взяток, — сказал я на сей раз искренне.
Бэгги театрально фыркнул.
— Не будь таким наивным, — произнес он с обычным видом всезнайки.
— Где ты это услышал?
— Не могу сказать.
Существовала вероятность, что его покерная команда просто сочинила свежую басню, чтобы посмотреть, быстро ли она облетит площадь и вернется к ним. Но не менее вероятно было и то, что Бэгги действительно что-то разнюхал. Впрочем, разница особого значения не имела. Прохождение наличности все равно отследить невозможно.
* * *
В тот момент, когда я перестал думать о ранней пенсии, о том, чтобы обналичить свое имущество, уйти на покой, улететь в Европу, пешком пересечь Австралию, в тот момент, когда я вернулся к рутине и снова погрузился в проблемы отражения жизни города на страницах газеты, сочинение некрологов и охоту на каждого клэнтонского торговца как источник доходной рекламы, в мою жизнь снова вошел мистер Макгру. И не один. На сей раз он привез с собой своего клиента.
Рей Ноубл был одним из трех высших руководителей компании, которая уже владела тридцатью еженедельниками в южных штатах и желала расширить свою империю. Так же как мой друг и коллега Ник Динер, он вырос в семье, испокон веков занимавшейся газетным бизнесом, поэтому плавал в нем как рыба в воде. Он поклялся, что все останется в секрете, и выложил свой план. Его компания хотела приобрести «Таймс» вместе с газетами округов Тайлер и Ван-Бюрен. Оборудование двух последних они собирались продать и все производство сосредоточить в Клэнтоне, потому что качество нашей печати было гораздо лучше, а также консолидировать счета и централизовать работу всех изданий с рекламой. В прошлый раз Макгру утверждал, что миллион двести тысяч — предельная цена.
Теперь они предлагали миллион триста.
— После уплаты налогов вы получите миллион чистенькими, — сказал Ноубл.
— Считать я умею, — заявил я таким тоном, будто совершал подобные сделки каждую неделю. Слова «миллион чистенькими» эхом отдались во всем моем организме.
Макгру и Ноубл немного давили на меня: мол, что касается двух остальных газет, вопрос можно считать решенным. У меня создалось впечатление, что дела у них как раз складывались не совсем так, как им хотелось бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Шериф Макнэт отважно выступил от имени граждан округа Форд. Он нервничал и вообще не был златоустом, но постарался подробно воспроизвести обстоятельства преступления. Разумеется, Макнэт не счел нужным напомнить о том, что присяжным, принадлежащим к тому же сообществу людей, которые выбрали его шерифом, Дэнни Пэджит угрожал во время суда.
Четырьмя голосами против одного Дэнни Пэджит был выпущен из тюрьмы под честное слово.
* * *
Клэнтон был раздосадован, но не взорвался. Пока шел суд, город жаждал крови и испытывал горькое разочарование по поводу того, что присяжные не вынесли смертного приговора. Однако минуло девять лет, и уже после первых слушаний об условно-досрочном освобождении все смирились с тем, что Дэнни в конце концов выйдет на свободу. Никто не ожидал, что это случится так скоро, но шоком происшедшее уже не стало.
Два фактора повлияли на спокойное отношение горожан к случившемуся.
Во-первых, у Роды Кассело в здешних краях не было родственников, чей незатухающий гнев не позволил бы умереть памяти о чудовищном злодеянии. Люди не видели рядом с собой скорбящих родителей, что постоянно подогревало бы чувство сострадания и жажду справедливости. Детей Роды увезли, и вскоре все о них забыли. Убитая вела затворническую жизнь, так что не осталось у нее и близких друзей, которые не дали бы сойти на нет ненависти к убийце.
Во-вторых, Пэджиты словно бы существовали в каком-то ином мире. Они так редко появлялись на публике, что нетрудно было себя убедить: Дэнни просто сгинет на своем острове, и никто его больше никогда не увидит. Какая, собственно, разница для жителей округа, где он: в тюрьме или на острове? Раз он не будет мозолить глаза, ничто по-прежнему не будет напоминать и о его преступлении. За все девять лет после суда я ни разу не встречал в Клэнтоне ни одного из Пэджитов. В своей весьма острой статье после его освобождения я написал: «Хладнокровный убийца снова среди нас», однако, в сущности, это не было правдой.
Ни информационные материалы первой полосы, ни моя статья не вызвали ни единого читательского отклика. Об освобождении посудачили, но недолго.
Через неделю после выхода Дэнни на свободу, как-то утром Бэгги проскользнул в мой кабинет и прикрыл за собой дверь. Это всегда было хорошим знаком: значит, он принес такой слух, которым можно поделиться только без лишних ушей.
Обычно я приезжал на работу к одиннадцати, а он отправлялся на поиски жареного около полудня, так что у нас оставался час на то, чтобы обсудить дела и обменяться сплетнями.
На этот раз, с опаской оглядев стены, словно они могли быть нашпигованы «жучками», он сообщил:
— Вытащить парня из тюрьмы стоило Пэджитам ста тысяч кусков.
Ни сумма, ни сам факт подкупа меня не потрясли, удивило то, что Бэгги сумел раскопать эту информацию.
— Не может быть, — сказал я исключительно для того, чтобы раззадорить его.
— Это я тебе говорю! — ответил он, как отвечал всегда, когда раздобывал сенсационную новость.
— И кому достались деньги?
— Это самое интересное. Ты не поверишь.
— Так кому же?
— Упадешь.
— Да кому же, говори!
Даже медленнее, чем обычно, он выполнил ритуал прикуривания сигареты. В первые годы я чуть ли не кидался на стену, когда Бэгги вот так затягивал паузу, чтобы произвести больший эффект своей драматической новостью, но со временем научился ждать спокойно. Вот и теперь я просто продолжил писать то, что начал до его прихода.
— Вообще-то это не должно ни для кого быть сюрпризом, — нелогично продолжил он, попыхивая сигаретой. — Я-то нисколько не удивился.
— Ты скажешь наконец или нет?
— Тео.
— Сенатору Мортону?
— Именно так.
Признаться, я таки удивился, и немало. И не стал этого скрывать, иначе Бэгги утратил бы интерес к продолжению рассказа.
— Тео?! — воскликнул я.
— Он вице-председатель сенатского комитета по исправительным учреждениям. Сто лет заседает в нем и отлично знает, за какие ниточки надо дергать. Ему нужны были сто тысяч, Пэджиты были готовы их заплатить, они договорились, и парень вышел. Все просто.
— Я думал, Тео не берет взяток, — сказал я на сей раз искренне.
Бэгги театрально фыркнул.
— Не будь таким наивным, — произнес он с обычным видом всезнайки.
— Где ты это услышал?
— Не могу сказать.
Существовала вероятность, что его покерная команда просто сочинила свежую басню, чтобы посмотреть, быстро ли она облетит площадь и вернется к ним. Но не менее вероятно было и то, что Бэгги действительно что-то разнюхал. Впрочем, разница особого значения не имела. Прохождение наличности все равно отследить невозможно.
* * *
В тот момент, когда я перестал думать о ранней пенсии, о том, чтобы обналичить свое имущество, уйти на покой, улететь в Европу, пешком пересечь Австралию, в тот момент, когда я вернулся к рутине и снова погрузился в проблемы отражения жизни города на страницах газеты, сочинение некрологов и охоту на каждого клэнтонского торговца как источник доходной рекламы, в мою жизнь снова вошел мистер Макгру. И не один. На сей раз он привез с собой своего клиента.
Рей Ноубл был одним из трех высших руководителей компании, которая уже владела тридцатью еженедельниками в южных штатах и желала расширить свою империю. Так же как мой друг и коллега Ник Динер, он вырос в семье, испокон веков занимавшейся газетным бизнесом, поэтому плавал в нем как рыба в воде. Он поклялся, что все останется в секрете, и выложил свой план. Его компания хотела приобрести «Таймс» вместе с газетами округов Тайлер и Ван-Бюрен. Оборудование двух последних они собирались продать и все производство сосредоточить в Клэнтоне, потому что качество нашей печати было гораздо лучше, а также консолидировать счета и централизовать работу всех изданий с рекламой. В прошлый раз Макгру утверждал, что миллион двести тысяч — предельная цена.
Теперь они предлагали миллион триста.
— После уплаты налогов вы получите миллион чистенькими, — сказал Ноубл.
— Считать я умею, — заявил я таким тоном, будто совершал подобные сделки каждую неделю. Слова «миллион чистенькими» эхом отдались во всем моем организме.
Макгру и Ноубл немного давили на меня: мол, что касается двух остальных газет, вопрос можно считать решенным. У меня создалось впечатление, что дела у них как раз складывались не совсем так, как им хотелось бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106