Судья Лупас объяснил присяжным, что на стадии определения наказания штат обратит их внимание на обстоятельства, отягчающие вину подсудимого, и постарается доказать необходимость смертного приговора. Защита, напротив, сосредоточится на смягчающих обстоятельствах. Судья полагал, что это не займет много времени. Была пятница, всем казалось, что суд длится уже целую вечность; и присяжные, и все клэнтонцы мечтали о том, чтобы Дэнни Пэджита наконец отправили куда следует и можно было вернуться к нормальной жизни.
Эрни Гэддис правильно уловил настрой аудитории. Он поблагодарил присяжных за справедливый вердикт и признался, что, с его точки зрения, никаких дополнительных доказательств не требуется. Преступление само по себе столь чудовищно, сказал он, что какие уж тут отягчающие обстоятельства. Он лишь попросил присяжных держать перед мысленным взором фотографию Роды в качалке на веранде мистера Диси и помнить описание ее ран, представленное патологоанатомом, а также не забывать об обстоятельствах, при которых она умерла. Но главное — помнить о детях. «Ради Бога, помните о ее несчастных детях», — драматически произнес окружной прокурор.
Будто кто-то мог забыть о них.
После этого Гэддис без лишнего пафоса потребовал смертной казни для подсудимого. Сделал краткий экскурс в историю, чтобы напомнить, почему мы, добропорядочные и принципиальные американцы, твердо уверены в необходимости столь суровой меры возмездия. Объяснил, что наказание — не только кара конкретного преступника, но и средство предупреждения новых преступлений. Процитировал Священное Писание.
За тридцать лет работы в судах шести округов, признался Эрни, он еще ни разу не встречался с преступлением, виновный в котором столь безоговорочно заслуживал бы смертной казни. Наблюдая за лицами присяжных, я не сомневался, что он получит то, чего требовал.
В заключение прокурор напомнил присяжным, что каждого из них выбрали в жюри лишь после того, как они заверили суд, что при любых обстоятельствах сумеют исполнить требование закона, и зачитал выдержку из кодекса, в которой говорилось, в каких случаях закон предусматривает смертную казнь.
— Штат Миссисипи доказал вину подсудимого, — заключил он, захлопнув толстый зеленый свод законов. — Вы признали Дэнни Пэджита виновным в изнасиловании и убийстве. Закон требует в этом случае смертной казни, и ваш долг выполнить требование закона.
Завораживающее представление Эрни длилось всего пятьдесят одну минуту — я старался все хронометрировать, — и, когда оно закончилось, я уже знал, что жюри готово приговорить Пэджита к смерти даже не один, а два раза.
По словам Бэгги, когда речь шла о преступлении, карающемся смертной казнью, подсудимый, на протяжении всего процесса не признававший свою вину, но осужденный присяжными, обычно вставал и каялся в преступлении, причастность к которому отрицал.
— Они умоляют, плачут, — рассказывал Бэгги, — устраивают целый спектакль.
Но катастрофа, которую сам себе устроил накануне Пэджит, исключала какое бы то ни было его обращение к жюри. Поэтому Люсьен вызвал на свидетельское место его мать, Летти Пэджит. Это была женщина, разменявшая шестой десяток, миловидная, с седеющими коротко стриженными волосами, в черном платье — словно уже надела траур по сыну. Люсьен проводил ее на место, поддерживая под руку, и она прерывающимся голосом начала свою речь, совершенно очевидно до последней паузы, до мельчайших нюансов интонации написанную ей адвокатом. Вот ее Дэнни, маленький мальчик, который каждый день после школы отправляется на рыбалку. Вот он сломал ногу — выпал из шалаша на дереве. Вот он получает грамоту на конкурсе по правописанию в четвертом классе. С ним не было никаких хлопот, никаких. Да, в сущности, и потом, когда он повзрослел, с ним не было хлопот, он доставлял только радость. Два его старших брата вечно попадали в какие-нибудь истории, Дэнни — никогда.
Речь свидетельницы была такой глупой и так шита белыми нитками, что граничила с фарсом. Но в жюри сидели три матери — мисс Калли, миссис Барбара Болдуин и миссис Максин Рут. Люсьен надеялся разжалобить хотя бы одну из них. Собственно, только одна и была ему нужна.
Разумеется, вскоре миссис Пэджит уже обливалась слезами. Она никогда не поверит, что ее сын совершил столь ужасное преступление, но, если присяжные думают иначе, она постарается смириться с их решением. Пусть они только не отнимают у нее сына. Зачем убивать ее мальчика? Что обретет мир, если его казнят?
Ее боль была неподдельной. Трудно смотреть на бурное проявление такого горя. Какое нормальное человеческое существо не посочувствует матери, которая вот-вот потеряет сына! В конце концов миссис Пэджит, содрогаясь от рыданий, закрыла лицо руками и уронила голову. Люсьен не спешил помогать ей сойти со свидетельского места. То, что начиналось почти как фарс, закончилось душераздирающей драмой, заставившей большинство присяжных потупить взгляд.
Люсьен объявил, что других свидетелей у него нет. Они с Эрни поочередно подвели краткие итоги, и около одиннадцати часов жюри снова отправили совещаться.
* * *
Джинджер затерялась в толпе. Я удалился ждать ее в редакцию, но, поскольку она там так и не появилась, решил навестить Гарри Рекса. Тот послал секретаршу за сандвичами, и мы расположились на обед в его захламленном конференц-зале. Как большинство клэнтонских адвокатов, он почти все свое рабочее время проводил в суде, наблюдая за процессами, что не приносило ему никакой материальной выгоды.
— Ваша девушка не спасует? — поинтересовался он с полным ртом, набитым индейкой и швейцарским сыром.
— Вы имеете в виду мисс Калли?
— Ага. Как она насчет газовых камер?
— Понятия не имею. Мы с ней об этом не говорили.
— Она нас беспокоит, так же как и этот калека.
Гарри Рекс как-то незаметно включился в процесс, так что у окружающих создалось впечатление, будто он работает на Эрни Гэддиса и штат. И он был не единственным в городе адвокатом, который поддерживал обвинение.
— Им понадобилось меньше часа, чтобы признать его виновным, — напомнил я. — Разве это не добрый знак?
— Видите ли, присяжные порой ведут себя непредсказуемо, когда приходит пора ставить подпись под смертным приговором.
— Ну и что? Тогда он получит пожизненное заключение. Судя по тому, что я слышал о тюрьме Парчмен, лучше газовая камера, чем пожизненный срок в таком месте.
— Так-то оно так, Уилли, но пожизненное... оно ведь вовсе не пожизненное, — проговорил он, вытирая лицо бумажным полотенцем.
Я положил свой сандвич на тарелку, а он принялся за следующий.
— А какое же оно? — удивился я.
— Десять лет, может, и меньше.
Я попытался осмыслить услышанное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106