И. люди объясняли: Карлос – это и есть Тореро.
Да, Тореро, кумир андалузцев, был родным сыном короля Филиппа, преследовавшего его своей ненавистью. Ну же, одно только усилие – и короля-святошу вместе со всеми его монахами сметет, будто соломинку в бурю, и у нас, наконец, будет добрый король: раз он жил и страдал среди народа, он сумеет понять его нужды, проникнется его горестями, будет сочувствовать ему и, более того, сможет облегчить его муки.
Все то, что мы объясняем так долго, толпа осознала в неуловимую долю секунды. Отдадим должное этим простолюдинам: большая часть их слышала и понимала только одно – кто-то хотел арестовать Тореро, их божество!
То, что он был сыном Филиппа, то, что из него хотели сделать нового короля, не имело для них никакого значения. Для них он был Тореро – и этим все было сказано.
Ах так, его хотят арестовать! Ну что ж, клянусь кровью Христовой! Сейчас мы покажем, что за люди андалузцы и можно ли у них безнаказанно отнимать их кумира!
Предсказания герцога Кастраны сбывались. Все эти люди – буржуа, простолюдины, кабальеро, пришедшие сюда из любви к корриде и минуту назад ведать не ведавшие о том, что здесь замышлялось, вдруг словно обезумели и мгновенно превратились в бойцов, готовых пролить свою кровь, защищая Тореро.
Как по мановению волшебной палочки, появилось оружие. Кто его принес? Кто раздавал? Этого никто не знал, да никого это и не интересовало. Просто те, у кого его не было, вдруг обнаружили в своей руке кто нож, кто кинжал, кто стилет, кто заряженный пистолет – и никто не мог сказать, как это произошло.
В то же самое мгновение толпа, подобно сокрушительному горному селю, ринулась к ограде, сломала, вырвала, разметала ее – и очутилась лицом к лицу с войсками, бесстрастно на все взиравшими.
Старый офицер, командовавший частью королевских войск, на миг ощутил прилив жалости – он понимал, сколь неравной будет готовая вот-вот начаться битва.
– Всем стоять на месте, не двигаться, – закричал он громовым голосом, – или я дам приказ стрелять!
Чей-то решительный голос, уловив в едва заметную долю секунды, что толпа колеблется, крикнул в ответ:
– Стреляйте! Но потом у вас не останется времени, чтобы перезарядить аркебузы!
Другой голос завопил, увлекая толпу:
– Вперед!
И все подчинились этой команде.
Старый офицер привел свою угрозу в исполнение.
Раздался ужасный залп, от которого задрожали стекла в свинцовых рамах, и первые ряды бежавших упали, как подкошенные, обливаясь кровью, словно охапка красных маков.
В подобные мгновения чудовищного кошмара самые хладнокровные, самые уравновешенные люди часто теряют рассудительность. И это, в общем-то, к лучшему, ибо подчас именно благодаря их упущениям катастрофа все-таки не принимает масштабов непоправимого бедствия.
Если бы испанские королевские офицеры потрудились прибегнуть к элементарному приему, велев солдатам стрелять шеренга за шеренгой, у войск хватило бы времени перезарядить аркебузы и побоище сразу же превратилось бы в бойню, ведь толпа была очень плотной и состояла в основном из людей, у которых не было кирасы, а только грудь, чтобы подставить ее под пули.
Однако офицеры не подумали об этой простой вещи. А если и подумали, то солдаты не поняли, в чем дело, и не выполнили приказа. Залп грянул одновременно во всех рядах, и произошло то самое, что предсказал незнакомый голос: после того, как солдаты разрядили свои аркебузы, им пришлось отражать удары холодного оружия.
Силы в каком-то смысле сделались почти равными, ибо если солдаты в касках и в кирасах из буйволовой кожи или из стали были менее уязвимы для своих противников, то эти последние имели над ними численное превосходство.
Началась рукопашная схватка, упорная и яростная с обеих сторон.
Тем временем защитники Тореро увлекли его за собой, увлекли, невзирая на его протесты, мольбы, заклинания, угрозы, невзирая на его отчаянное сопротивление.
Тех, кто в самом начале событий окружил его и увел с собой, было человек пятьдесят. Меньше чем через минуту их было уже пятьсот, и со всех сторон к ним присоединялись все новые и новые люди.
Впрочем, «отнять короля Карлоса» – как выражались эти люди – у двадцати солдат, которым было поручено задержать его, оказалось делом нехитрым. Куда опаснее обещали быть следующие минуты: предстояло справиться с теми верными Филиппу дворянами, которые вот-вот должны были преградить им дорогу.
Фауста, получив необходимые сведения от герцога Кастраны, прекрасно знавшего поле предстоящей битвы, организовала похищение Тореро очень и очень тщательно, не упуская ни единой мелочи.
Было заранее продумано, каким путем следовать похитителям. Им надлежало неукоснительно придерживаться разработанного принцессой плана, и они и впрямь поступали в соответствии с ним.
Нужно было увлечь Тореро не к выходу, где они неизбежно столкнулись бы с отрядами из дворян и солдат, а к кулисам арены. Как мы уже говорили, эти кулисы находились внутри стены, опоясывавшей площадь, иными словами, прямо на площади.
Хотя Эспиноза все рассчитал, он все же не мог предвидеть, что дона Сезара увлекут как раз туда, ведь там не было выхода. Все улицы были перегорожены солдатами, и потому он не позаботился о том, чтобы расставить солдат еще и за кулисами. Именно на это и рассчитывала Фауста.
Итак, кулисы оказались занятыми сторонниками принцессы, ее люди были расставлены повсюду. Они вежливо, но твердо подталкивали Тореро до тех пор, пока он не очутился перед домом, принадлежавшим одному из заговорщиков.
Несмотря на сопротивление юноши, его все-таки втащили в этот дом, и вскоре он уже стоял посреди узкой улочки, – при всем желании он бы не смог объяснить, как он туда попал, – оказавшись позади многочисленных отрядов, охранявших улицу и обязанных преградить дорогу любому, кто попытается выйти с площади.
Как всегда случается в подобных обстоятельствах, солдаты тщательно охраняли то, что находилось перед ними, и ничуть не интересовались тем, что происходит у них в тылу.
Когда это главное препятствие было преодолено, обнаружилось, что у Фаусты везде равномерно расставлены свои посты, укрытые в надежных местах, и разъяренного Тореро в мгновение ока вывели за пределы города и для большей безопасности заперли в каком-то здании в комнате, весьма смахивающей на темницу.
Почему же Тореро так стремился вырваться из рук тех, кто спасал его вопреки его собственной воле и вопреки его отчаянному сопротивлению?
Он думал о Жиральде.
С ним случилось нечто необыкновенное, но он совершенно забыл о себе; все его мысли были только о возлюбленной. Остальное для него, если можно так выразиться, просто не существовало. И, отбиваясь от тех, кто увлекал его за собой, он мысленно без конца повторял одну и ту же фразу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Да, Тореро, кумир андалузцев, был родным сыном короля Филиппа, преследовавшего его своей ненавистью. Ну же, одно только усилие – и короля-святошу вместе со всеми его монахами сметет, будто соломинку в бурю, и у нас, наконец, будет добрый король: раз он жил и страдал среди народа, он сумеет понять его нужды, проникнется его горестями, будет сочувствовать ему и, более того, сможет облегчить его муки.
Все то, что мы объясняем так долго, толпа осознала в неуловимую долю секунды. Отдадим должное этим простолюдинам: большая часть их слышала и понимала только одно – кто-то хотел арестовать Тореро, их божество!
То, что он был сыном Филиппа, то, что из него хотели сделать нового короля, не имело для них никакого значения. Для них он был Тореро – и этим все было сказано.
Ах так, его хотят арестовать! Ну что ж, клянусь кровью Христовой! Сейчас мы покажем, что за люди андалузцы и можно ли у них безнаказанно отнимать их кумира!
Предсказания герцога Кастраны сбывались. Все эти люди – буржуа, простолюдины, кабальеро, пришедшие сюда из любви к корриде и минуту назад ведать не ведавшие о том, что здесь замышлялось, вдруг словно обезумели и мгновенно превратились в бойцов, готовых пролить свою кровь, защищая Тореро.
Как по мановению волшебной палочки, появилось оружие. Кто его принес? Кто раздавал? Этого никто не знал, да никого это и не интересовало. Просто те, у кого его не было, вдруг обнаружили в своей руке кто нож, кто кинжал, кто стилет, кто заряженный пистолет – и никто не мог сказать, как это произошло.
В то же самое мгновение толпа, подобно сокрушительному горному селю, ринулась к ограде, сломала, вырвала, разметала ее – и очутилась лицом к лицу с войсками, бесстрастно на все взиравшими.
Старый офицер, командовавший частью королевских войск, на миг ощутил прилив жалости – он понимал, сколь неравной будет готовая вот-вот начаться битва.
– Всем стоять на месте, не двигаться, – закричал он громовым голосом, – или я дам приказ стрелять!
Чей-то решительный голос, уловив в едва заметную долю секунды, что толпа колеблется, крикнул в ответ:
– Стреляйте! Но потом у вас не останется времени, чтобы перезарядить аркебузы!
Другой голос завопил, увлекая толпу:
– Вперед!
И все подчинились этой команде.
Старый офицер привел свою угрозу в исполнение.
Раздался ужасный залп, от которого задрожали стекла в свинцовых рамах, и первые ряды бежавших упали, как подкошенные, обливаясь кровью, словно охапка красных маков.
В подобные мгновения чудовищного кошмара самые хладнокровные, самые уравновешенные люди часто теряют рассудительность. И это, в общем-то, к лучшему, ибо подчас именно благодаря их упущениям катастрофа все-таки не принимает масштабов непоправимого бедствия.
Если бы испанские королевские офицеры потрудились прибегнуть к элементарному приему, велев солдатам стрелять шеренга за шеренгой, у войск хватило бы времени перезарядить аркебузы и побоище сразу же превратилось бы в бойню, ведь толпа была очень плотной и состояла в основном из людей, у которых не было кирасы, а только грудь, чтобы подставить ее под пули.
Однако офицеры не подумали об этой простой вещи. А если и подумали, то солдаты не поняли, в чем дело, и не выполнили приказа. Залп грянул одновременно во всех рядах, и произошло то самое, что предсказал незнакомый голос: после того, как солдаты разрядили свои аркебузы, им пришлось отражать удары холодного оружия.
Силы в каком-то смысле сделались почти равными, ибо если солдаты в касках и в кирасах из буйволовой кожи или из стали были менее уязвимы для своих противников, то эти последние имели над ними численное превосходство.
Началась рукопашная схватка, упорная и яростная с обеих сторон.
Тем временем защитники Тореро увлекли его за собой, увлекли, невзирая на его протесты, мольбы, заклинания, угрозы, невзирая на его отчаянное сопротивление.
Тех, кто в самом начале событий окружил его и увел с собой, было человек пятьдесят. Меньше чем через минуту их было уже пятьсот, и со всех сторон к ним присоединялись все новые и новые люди.
Впрочем, «отнять короля Карлоса» – как выражались эти люди – у двадцати солдат, которым было поручено задержать его, оказалось делом нехитрым. Куда опаснее обещали быть следующие минуты: предстояло справиться с теми верными Филиппу дворянами, которые вот-вот должны были преградить им дорогу.
Фауста, получив необходимые сведения от герцога Кастраны, прекрасно знавшего поле предстоящей битвы, организовала похищение Тореро очень и очень тщательно, не упуская ни единой мелочи.
Было заранее продумано, каким путем следовать похитителям. Им надлежало неукоснительно придерживаться разработанного принцессой плана, и они и впрямь поступали в соответствии с ним.
Нужно было увлечь Тореро не к выходу, где они неизбежно столкнулись бы с отрядами из дворян и солдат, а к кулисам арены. Как мы уже говорили, эти кулисы находились внутри стены, опоясывавшей площадь, иными словами, прямо на площади.
Хотя Эспиноза все рассчитал, он все же не мог предвидеть, что дона Сезара увлекут как раз туда, ведь там не было выхода. Все улицы были перегорожены солдатами, и потому он не позаботился о том, чтобы расставить солдат еще и за кулисами. Именно на это и рассчитывала Фауста.
Итак, кулисы оказались занятыми сторонниками принцессы, ее люди были расставлены повсюду. Они вежливо, но твердо подталкивали Тореро до тех пор, пока он не очутился перед домом, принадлежавшим одному из заговорщиков.
Несмотря на сопротивление юноши, его все-таки втащили в этот дом, и вскоре он уже стоял посреди узкой улочки, – при всем желании он бы не смог объяснить, как он туда попал, – оказавшись позади многочисленных отрядов, охранявших улицу и обязанных преградить дорогу любому, кто попытается выйти с площади.
Как всегда случается в подобных обстоятельствах, солдаты тщательно охраняли то, что находилось перед ними, и ничуть не интересовались тем, что происходит у них в тылу.
Когда это главное препятствие было преодолено, обнаружилось, что у Фаусты везде равномерно расставлены свои посты, укрытые в надежных местах, и разъяренного Тореро в мгновение ока вывели за пределы города и для большей безопасности заперли в каком-то здании в комнате, весьма смахивающей на темницу.
Почему же Тореро так стремился вырваться из рук тех, кто спасал его вопреки его собственной воле и вопреки его отчаянному сопротивлению?
Он думал о Жиральде.
С ним случилось нечто необыкновенное, но он совершенно забыл о себе; все его мысли были только о возлюбленной. Остальное для него, если можно так выразиться, просто не существовало. И, отбиваясь от тех, кто увлекал его за собой, он мысленно без конца повторял одну и ту же фразу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111