— Ну, что там с ключами? — вернул меня к действительности проклятый Чиж.
— Ничего особенного… Не брелок, а порнографическая гадость. Приличный человек такую дрянь и в руки не возьмет. А если и возьмет, то будет потом полдня отмываться. Хочешь взглянуть?
Глаза Чижа блеснули дьявольским любопытством, и я поняла, что перестаралась. Ничто так не возбуждает человеческую особь, как упоминание о гадости и дряни. Тем более порнографической.
— Хочу! — Презирая себя, Чиж протянул ко мне требовательные пальцы.
— Не для слабонервных, предупреждаю. — Я как могла оттягивала время, пытаясь прямо в кармане отсоединить от брелка ключ-пантеру. Наконец это мне удалось, и я протянула Чижу брелок.
— Юмористка! — Чиж с упоением рассматривал презент от индийских производителей ширпотреба, больше похожий на воплощенный в медной болванке рисунок из привокзального сортира.
— Ну, что я говорила!..
— Ладно… Черт с ними, с ключами… А ведь они могли нас загрызть… Собаки, я имею в виду…
Изогнувшись, я осмотрела безнадежно испорченный тулуп: недостающий кусок овчины, казалось, был аккуратно срезан ножом. Представив эти ножи на своей куцей шее, я судорожно вздохнула.
— Но во всем этом есть один положительный момент.
— Какой же?
— Мы перешли на “ты”. — Чиж перевернулся на живот, подпер подбородок кулаком и взглянул мне прямо в глаза. — Так как насчет того, чтобы пообедать вместе? Когда все закончится.
— Мне кажется, это никогда не кончится, — я обвела глазами предбанник, — и мы будем вынуждены бродить по этому дому целую вечность.
— Тоже неплохо. — Чижа словно бес попутал. Он протянул ладонь и крепко сжал мои пальцы. — Я согласен.
— По-моему, ты форсируешь события…
— А по-моему, нет. Во-первых, роковые обстоятельства сближают. Близость смерти активизирует все ферменты организма. Химический состав корректируется, реакции ускоряются… Во-вторых, еще неизвестно, что будет через час или два. Возможно, я окажусь единственным мужчиной, который поможет тебе скрасить ожидание конца… В-третьих, ты мне нравишься, чего уж тут скрывать.
Только теперь мне стало ясно, почему из пестрой толпы возможных преступников и возможных свидетелей преступления Чиж выбрал именно меня. Я ему нравилась, надо же! Что ж, в этом нет ничего удивительного. Три беллетристические дивы были намного старше его, а Дашка… Дашка была уж слишком красива! И у бедняги Чижа не было ни малейшего шанса. Оставалась только я: не особая красавица, но и среди экспонатов Кунсткамеры мне тоже делать нечего. Так что если скромняга Чиж и вздумает приударить за мной, это не будет выглядеть мезальянсом. По степени привлекательности мы оба находимся в нижней части квалификационной сотни, сразу же за суматранской плащеносной ящерицей.
— ..очень нравишься, — еще раз повторил Чиж.
— Ты очень наглядно это продемонстрировал. Особенно, когда бежал впереди собственного визга. И даже ни разу не оглянулся. — Теперь, находясь в тепле и безопасности, я решила чуть-чуть пообижаться.
— Я вел тебя за собой, служил ориентиром… Живым маяком, так сказать. — Он ничуть не смутился. — Так как насчет обеда где-нибудь в приличном ресторанчике?
— Не пойдет.
— Почему?
— Ты не в моем вкусе.
Это известие нисколько не расстроило Чижа, даже наоборот, привело его в веселую ярость.
— Все мои женщины говорили мне об этом, — сказал он, делая ударение на слове “мои”.
— Женщины всегда правы, — сказала я, делая ударение на слове “женщины”.
— Все мои женщины говорили мне об этом. Прежде, чем лечь со мной в койку.
— Ну, насчет койки у меня совсем другие планы. Чиж откинулся на спину и расхохотался.
— Жалкий фриц, как же я мог забыть! Ходячая обложка журнала для гомосеков! Урод! Поди, еще и волосы бреет во всех местах… Тьфу! Он как раз из тех самовлюбленных болванов, которые считают самым выдающимся изобретением человечества палочки для чистки ушей! И посвящают венок сонетов своему драгоценному члену. Скажешь, нет?
Я с тоской вспомнила шикарное тело простака Райнера-Вернера и его ритуальные пляски вокруг собственного паха. Конечно же, Чиж был прав, тысячу раз прав. Но это была завистливая правда не слишком эффектного самца, всегда проигрывающего битву за самку.
— Кстати, Алиса, ты не находишь, что он.., м-м.., несколько трусоват?
— Он осторожен. Как и любой иностранец, заброшенный со спецзаданием в нашу великую страну…
— Он трус! Гансик недобитый! Трус, сын труса и сын сына труса! Мой дед мочил его деда еще во время операции “Березина”! Мой дед снял с его деда кожаный плащ. И забрал у него две серебряные ложки с гравировкой “Георг Хольх и фрау”! Русские немцев всегда били, ты это учти на будущее… Ихнему шнапсу против нашей водки делать нечего!
Как ни прискорбно это звучало, но термин “трус” в общем подходил господину Рабенбауэру. При его габаритах и развороте плеч, заставляющих вспомнить Бруклинский мост, он мог быть и поактивнее. Да что там поактивнее! Он просто обязан был возглавить операцию по спасению слабых женщин и деморализованных мужчин. Но этого не случилось, и я вдруг испытала ненависть к Чижу. Уж он-то находился в полной безопасности! Никому бы и в голову не пришло потребовать от тщедушного оператора широкомасштабных наступательных действий.
— Ну, ты тоже не проявил чудеса храбрости.
— Как сказать… — Чиж вытянул ноги и поболтал в воздухе цепочкой, некогда принадлежавшей Доржо (или Дугаржапу). — Интересно все-таки, что это такое?
— Это строгий ошейник, — грянул с небес совсем не строгий голос. — Строгий ошейник для собак. Наши парни всегда носят их с собой.
От неожиданности Чиж икнул, а я зажала себе рот рукой — чтобы не завопить от ужаса. Путаясь в тулупчиках, мы вскочили на ноги.
Прямо перед нами, в мягкой полутьме предбанника, возвышался Ботболт.
— Черт возьми, вы нас напугали, Ботболт! — промямлил Чиж. — Вы давно здесь стоите?
— Не очень…
— Что это за дурацкая привычка — подкрадываться!
— Я не подкрадывался, я просто подошел. Только что. А потом услышал ваш вопрос и решил ответить.
— А больше вы ничего не слышали? — Чиж почему-то покраснел.
— Ничего.
— Нас едва не сожрали ваши собаки.
— Я предупреждал. Собаки у нас серьезные. Чиж похрустел пальцами и с подозрением уставился на Ботболта.
— Это вы закрыли дверь, чтобы мы не могли войти?
— Я не закрывал дверь.
— Вы ее закрыли. Вы что, специально это сделали?
— Я не закрывал дверь. — Ботболт был воплощением буддистского спокойствия. — Я подошел сюда лишь сейчас. Услышал голоса и подошел.
— Тогда кто ее закрыл?
— Не знаю.
— То есть как это не знаете?! Кто-то злонамеренно решил обречь нас на смерть, а вы не знаете!
— Если бы кто-то хотел злонамеренно обречь вас на смерть, он вряд ли посоветовался со мной, — наставительно подняв палец, произнес Ботболт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95