- обиженно засопел Ракушкин, понял, что в моем лице вряд ли найдет защиту своим «законным интересам». - Не буду говорить! Адвоката!
Таким голосом обычно кричат: «Доктора!»
- Будешь ты говорить, животина. Еще как будешь. - Я взял его за шею и притянул к себе. - Ты думаешь, волчина позорная, что тут с тобой кто-то сюсюкаться будет? Нет. Ты убийца. И никуда тебе от этого не деться. Будешь отвечать… Тебе сейчас за жизнь свою надо бороться. Признаешься, изобразишь в суде на своей поганой роже чистосердечное раскаяние, глядишь, от стенки отмажешься. Получишь каких-нибудь лет пятнадцать… Сейчас общественность наша такую мразь, как ты, обожает. Вам и гуманизм судебный, и помилования, и амнистии. Глядишь, и выживешь. Я отпустил его и отбросил на спинку стула.
- На понт берете, менты!
- Ух ты, какие они слова знают.
- Ничего не скажу! - визгливо завопил Ракушкин.
- Правда? Заложишь ты своих корешей, как миленький, деваться тебе некуда.
- Нет!
- Ты что, боишься их? Что за стукача сочтут, отомстят? Не отомстят и за стукача не сочтут, потому как скоро вы будете наперебой друг друга закладывать, чтобы свою вину на других свалить.
- Нет!
- Тебе не их надо бояться. У водителя, в которого ты штырем тыкал, трое детей осталось, притом одна из дочек больна церебральным параличом, прикована к коляске. А Гейдар Абдуллаев, тот милиционер, его вы месяц назад «сделали». Он через Афган и Чернобыль прошел. А вы его, сучьи дети, бензином облили и еще живого сожгли.
- Это не я. Я ничего не скажу, - долдонил Ракушкин. - Я требую адвоката.
- До адвоката еще дожить надо… Слушай, Сергей, а ты летать умеешь?
- Как это?
- У нас на допросах всякое бывает. Иногда клиенты нервные попадаются, из окон выпрыгивают. А тут шестой этаж, внизу двор УВД, плиты навалены - гараж строим. Самое главное, это окно ниоткуда со стороны не просматривается. Улавливаешь?
- На понт берете! Ментам это нельзя… Я взял его за шкирку, сдернул со стула и потащил к открытому окну.
- А!… - начал было орать Ракушкин, но я так сдавил ему ладонью рот, что теперь вырывалось только мычание. Я прижал мерзавца к подоконнику. Он смотрел на меня, выпучив глаза. Не знаю, что он такого прочитал в моем лице, но только начал бледнеть. Я подтолкнул его вперед. Еще одно усилие - и он полетит вниз.
- Даю тебе три секунды на размышление.
Я прижал его так, что только косточки хрустнули.
- Скажу… Все скажу!…
Он рассказал все. Клык - Виктор Клычков: «у своей бабы на Челюскинской»; Балбес - Матвей Шипунов: «наверняка дома чалится, очкарик»: Гоги Паркадзе, кличка Гога: «в спортзале на Купеческой железяки тягает». Из оружия у банды два пистолета и обрез. Клык с пистолетом не расстается, любит его больше родной мамы…
- Семеныч, - сказал я в телефонную трубку. - Поднимай своих ребят в ружье. Три группы по три-четыре бойца. «Рафик» и «Жигули» - твои, остальной транспорт - мой.
- Кого берем? - уточнил командир спецназа.
- Банду по ОПД «Дальнобойщики». Три бандюка. Вооруженные, так что экипируй своих по тяжелому варианту.
- Отлично. А то мои хлопцы без дела размякли.
- Через двадцать минут жду вас в моем кабинете та инструктаж.
Через сорок минут три группы на семи машинах разъехались по городу.
- А здорово вы Ракушкина «расплющили», Виктор Иванович, - уважительно сказал Володька Алимов. - Он даже поверил, что вы его в окно выкинете.
- А ты не поверил?
Алимов только усмехнулся.
«Выкинул бы. Не сомневайся. Такая гнида права не имеет небо коптить», - сказал я, но не в слух, а про себя.
Вложил всех Ракушкин со страху тютелька в тютельку. В указанной им квартире на Челюскинской действительно кто-то находился. Мы пошли к соседке сверху. Она пожаловалась, что «Натаха со своим мужиком совсем достали»: шум, музыка, пьяные вопли - и так уже три дня. По описаниям «Натахин хахаль» явно походил на Клыка, равно как и на словесный портрет, составленный нами ранее со слов потерпевших. Мы нарисовали план квартиры, а потом взялись задело.
- Пошли, - сказал Семеныч.
Спецназовец размахнулся и с одного удара «ключом» - тяжеленной квадратной кувалдой - высадил дверь. Трое бойцов в бронежилетах влетели в квартиру. Шум, звон разбиваемого стекла, звуки ударов, мужской вопль, женский визг, буханье какой-то перевертываемой мебели. «Лежать, сука!…»
Все. Сделано! Теперь можно входить без риска помять костюм.
Голый, как Адам, красавчик лет двадцати пяти лежал в наручниках на полу. Его голливудскую физиономию слегка портил расквашенный нос. Голая, как Ева, девица сидела на мятой кровати, прижав ладонь ко рту и всхлипывала. На полу валялся пистолет «Макарова».
- Под подушкой прятал, супермен хренов, - сказал Семеныч.
В комнате царил беспорядок. В углу стояли ряды бутылок. Мартини, виски - да, тут самогоном баловаться брезговали. На полу были раскиданы какие-то очистки, тряпье. На подоконнике лежал здоровенный пакет с анашой и валялись обугленные самокрутки.
- Бог ты мой, чем вы тут занимались? - покачал я головой, осматриваясь.
- Чем, чем?! - Девица распрямилась, стыдливость не относилась к числу ее достоинств. - Пили и трахались три дня! И никуда не выходили!
- Ну да, после последнего дела расслабиться надо было, Не так ли, Клык?
- Ох, - застонал он.
Балбеса взяли прямо в его собственной квартире. Он сидел за компьютером. Гогу также задержали в том месте, которое назвал Ракушкин. Последний при задержании что-то недопонял и даже попытался принять боевую стойку, чтобы продемонстрировать свою завидную физическую подготовку. Но после удара прикладом автомата по голове весь его боевой пыл куда-то испарился.
К пяти часам вечера вся компания успела расколоться. Они начали писать признательные показания. Клык поведал нам о семи убийствах.
- Так бы дальше и убивали? - спросил я его. Клык нахально улыбнулся. Он уже успел освоиться у нас и теперь сидел, закинув ногу на ногу.
- А что? И убивали бы.
- Зачем?
- Бабки нужны были. Ну и нравилось. Это как наркота затягивает, Стоит только раз попробовать.
- Как будто приоткрываешь дверь в иную действительность, где все по-другому, где чужая боль разливается жгучим удовольствием по всему телу, где вырываешься из тоскливой обыденности и скучищи…
- Похоже… Откуда ты знаешь, начальник?.. - Клык даже в лице изменился.
- От верблюда…
Вечером я вспомнил о своих делах. О том, что надо все-таки разобраться с квартирой номер семнадцать, что в доме на улице Клары Цеткин. Я вызвал Володю Алимова.
- Мне надо кое-какую установку сделать. Подстрахуешь?
- Нет вопросов,
У оперов не принято проявлять излишнее любопытство в подобных случаях.
И вот я опять на улице Цеткин перед почти что выселенным домом. Как и вчера, здесь было пустынно. Мы направились к интересующей нас квартире. К моему удивлению, дверь была опечатана ремонтно-эксплуатационным управлением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Таким голосом обычно кричат: «Доктора!»
- Будешь ты говорить, животина. Еще как будешь. - Я взял его за шею и притянул к себе. - Ты думаешь, волчина позорная, что тут с тобой кто-то сюсюкаться будет? Нет. Ты убийца. И никуда тебе от этого не деться. Будешь отвечать… Тебе сейчас за жизнь свою надо бороться. Признаешься, изобразишь в суде на своей поганой роже чистосердечное раскаяние, глядишь, от стенки отмажешься. Получишь каких-нибудь лет пятнадцать… Сейчас общественность наша такую мразь, как ты, обожает. Вам и гуманизм судебный, и помилования, и амнистии. Глядишь, и выживешь. Я отпустил его и отбросил на спинку стула.
- На понт берете, менты!
- Ух ты, какие они слова знают.
- Ничего не скажу! - визгливо завопил Ракушкин.
- Правда? Заложишь ты своих корешей, как миленький, деваться тебе некуда.
- Нет!
- Ты что, боишься их? Что за стукача сочтут, отомстят? Не отомстят и за стукача не сочтут, потому как скоро вы будете наперебой друг друга закладывать, чтобы свою вину на других свалить.
- Нет!
- Тебе не их надо бояться. У водителя, в которого ты штырем тыкал, трое детей осталось, притом одна из дочек больна церебральным параличом, прикована к коляске. А Гейдар Абдуллаев, тот милиционер, его вы месяц назад «сделали». Он через Афган и Чернобыль прошел. А вы его, сучьи дети, бензином облили и еще живого сожгли.
- Это не я. Я ничего не скажу, - долдонил Ракушкин. - Я требую адвоката.
- До адвоката еще дожить надо… Слушай, Сергей, а ты летать умеешь?
- Как это?
- У нас на допросах всякое бывает. Иногда клиенты нервные попадаются, из окон выпрыгивают. А тут шестой этаж, внизу двор УВД, плиты навалены - гараж строим. Самое главное, это окно ниоткуда со стороны не просматривается. Улавливаешь?
- На понт берете! Ментам это нельзя… Я взял его за шкирку, сдернул со стула и потащил к открытому окну.
- А!… - начал было орать Ракушкин, но я так сдавил ему ладонью рот, что теперь вырывалось только мычание. Я прижал мерзавца к подоконнику. Он смотрел на меня, выпучив глаза. Не знаю, что он такого прочитал в моем лице, но только начал бледнеть. Я подтолкнул его вперед. Еще одно усилие - и он полетит вниз.
- Даю тебе три секунды на размышление.
Я прижал его так, что только косточки хрустнули.
- Скажу… Все скажу!…
Он рассказал все. Клык - Виктор Клычков: «у своей бабы на Челюскинской»; Балбес - Матвей Шипунов: «наверняка дома чалится, очкарик»: Гоги Паркадзе, кличка Гога: «в спортзале на Купеческой железяки тягает». Из оружия у банды два пистолета и обрез. Клык с пистолетом не расстается, любит его больше родной мамы…
- Семеныч, - сказал я в телефонную трубку. - Поднимай своих ребят в ружье. Три группы по три-четыре бойца. «Рафик» и «Жигули» - твои, остальной транспорт - мой.
- Кого берем? - уточнил командир спецназа.
- Банду по ОПД «Дальнобойщики». Три бандюка. Вооруженные, так что экипируй своих по тяжелому варианту.
- Отлично. А то мои хлопцы без дела размякли.
- Через двадцать минут жду вас в моем кабинете та инструктаж.
Через сорок минут три группы на семи машинах разъехались по городу.
- А здорово вы Ракушкина «расплющили», Виктор Иванович, - уважительно сказал Володька Алимов. - Он даже поверил, что вы его в окно выкинете.
- А ты не поверил?
Алимов только усмехнулся.
«Выкинул бы. Не сомневайся. Такая гнида права не имеет небо коптить», - сказал я, но не в слух, а про себя.
Вложил всех Ракушкин со страху тютелька в тютельку. В указанной им квартире на Челюскинской действительно кто-то находился. Мы пошли к соседке сверху. Она пожаловалась, что «Натаха со своим мужиком совсем достали»: шум, музыка, пьяные вопли - и так уже три дня. По описаниям «Натахин хахаль» явно походил на Клыка, равно как и на словесный портрет, составленный нами ранее со слов потерпевших. Мы нарисовали план квартиры, а потом взялись задело.
- Пошли, - сказал Семеныч.
Спецназовец размахнулся и с одного удара «ключом» - тяжеленной квадратной кувалдой - высадил дверь. Трое бойцов в бронежилетах влетели в квартиру. Шум, звон разбиваемого стекла, звуки ударов, мужской вопль, женский визг, буханье какой-то перевертываемой мебели. «Лежать, сука!…»
Все. Сделано! Теперь можно входить без риска помять костюм.
Голый, как Адам, красавчик лет двадцати пяти лежал в наручниках на полу. Его голливудскую физиономию слегка портил расквашенный нос. Голая, как Ева, девица сидела на мятой кровати, прижав ладонь ко рту и всхлипывала. На полу валялся пистолет «Макарова».
- Под подушкой прятал, супермен хренов, - сказал Семеныч.
В комнате царил беспорядок. В углу стояли ряды бутылок. Мартини, виски - да, тут самогоном баловаться брезговали. На полу были раскиданы какие-то очистки, тряпье. На подоконнике лежал здоровенный пакет с анашой и валялись обугленные самокрутки.
- Бог ты мой, чем вы тут занимались? - покачал я головой, осматриваясь.
- Чем, чем?! - Девица распрямилась, стыдливость не относилась к числу ее достоинств. - Пили и трахались три дня! И никуда не выходили!
- Ну да, после последнего дела расслабиться надо было, Не так ли, Клык?
- Ох, - застонал он.
Балбеса взяли прямо в его собственной квартире. Он сидел за компьютером. Гогу также задержали в том месте, которое назвал Ракушкин. Последний при задержании что-то недопонял и даже попытался принять боевую стойку, чтобы продемонстрировать свою завидную физическую подготовку. Но после удара прикладом автомата по голове весь его боевой пыл куда-то испарился.
К пяти часам вечера вся компания успела расколоться. Они начали писать признательные показания. Клык поведал нам о семи убийствах.
- Так бы дальше и убивали? - спросил я его. Клык нахально улыбнулся. Он уже успел освоиться у нас и теперь сидел, закинув ногу на ногу.
- А что? И убивали бы.
- Зачем?
- Бабки нужны были. Ну и нравилось. Это как наркота затягивает, Стоит только раз попробовать.
- Как будто приоткрываешь дверь в иную действительность, где все по-другому, где чужая боль разливается жгучим удовольствием по всему телу, где вырываешься из тоскливой обыденности и скучищи…
- Похоже… Откуда ты знаешь, начальник?.. - Клык даже в лице изменился.
- От верблюда…
Вечером я вспомнил о своих делах. О том, что надо все-таки разобраться с квартирой номер семнадцать, что в доме на улице Клары Цеткин. Я вызвал Володю Алимова.
- Мне надо кое-какую установку сделать. Подстрахуешь?
- Нет вопросов,
У оперов не принято проявлять излишнее любопытство в подобных случаях.
И вот я опять на улице Цеткин перед почти что выселенным домом. Как и вчера, здесь было пустынно. Мы направились к интересующей нас квартире. К моему удивлению, дверь была опечатана ремонтно-эксплуатационным управлением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90