Она остановилась и резко повернулась к нему — так резко, что он был вынужден опереться одной рукой о выступ скалы, а другой схватиться за нее, чтобы не упасть лицом вниз. Она стояла, не шелохнувшись, и плечо ее, которое он судорожно сжимал, было надежной ему опорой. Приступ дурноты прошел.
— Было бы глупо, — сказала она бесстрастно, — носить мужскую одежду и зваться женским именем. Разве не так, месье?
С.Т. приказывал себе снять руку с ее плеча, но не делал этого. Впервые он коснулся ее, когда она была в нормальном состоянии, и она не приказывала ему отпустить ее.
— Да, это убедительно, — сказал он и попытался улыбнуться ей.
Какое-то мгновение ему казалось, что его намерение встретит успех. В глазах ее что-то дрогнуло, черные ресницы опустились, скрыв на миг голубизну, но, когда она взглянула на него, глаза ее были ледяными.
— Что с вами такое, что вы так неловки? — она попыталась высвободить плечо.
С.Т. тут же убрал руку.
— Общая неумелость, как вы видите. — Он оперся на другую руку, прижимаясь к карнизу скалы и стараясь выглядеть как можно более небрежно. — Есть еще жалобы, Солнышко?
— С вами что-то неладно, — сказал она. Он попробовал, глядя на нее в упор, заставить отвести глаза.
— Спасибо.
— Что с вами?
— Отстаньте от меня, мадемуазель.
— Ради Бога, не называйте меня так, ведь нас могут услышать.
— Ах да, мы все должны думать, что вы — эдакий здоровый детина, да? В таком случае, отстань, ты, сукин сын. Ну, как, это устраивает ваше мужское самолюбие?
Казалось, ее нельзя было вывести из себя. Она только пристально посмотрела на него, и он испытал такую же неловкость, как если бы стоял раздетым на Елисейских полях. Он глубоко вздохнул, выдерживая ее взгляд, чувствуя себя упрямым и глупым, каким, без сомнения, ей казался. Но он не мог сказать ей правду. Язык бы не повернулся произнести слова: я оглох. Я наполовину глухой, я больше не могу сохранять равновесие. Я не могу слышать, и не могу ездить верхом, и не могу драться, и едва могу спуститься с холма, не упав при этом вниз лицом.
Она знала. Как могла не знать? Она не сводила с него своих ледяных глаз. О небо, она была так прекрасна, а он — просто неловкая спотыкающаяся, нелепая тень того, кем был раньше, и он готов был бы лгать, как Люцифер, чтобы заполучить ее, только бы знать, что это у него выйдет… Но на это была слабая надежда. Поэтому ему оставалось только держаться за свою тупоголовую гордость.
— В любом случае вам незачем идти со мной. Вас никто не звал, — сказал он.
«Блестящий образец ума, подросток и тот придумал бы лучше», — с досадой отметил он.
Снова какая-то заминка, снова хмуро отведены глаза. Она уперлась взглядом ему в грудь, и он мог наблюдать, как она думает взвешивая «за» и «против».
— Я вам нужна, — промолвила она наконец.
Не «хочу». Не «мне приятно в вашем обществе». Не «я думаю, мы бы могли понравиться друг другу».
Просто долг. Видимо, она уже давно решила, что он ей бесполезен в осуществлении первоначального плана. Что, кстати, так и было. Но он бы предпочел сам ее осадить.
— Премного благодарен, — сказал он, не скрывая сарказма. — Но мне ваша помощь не нужна, мисс Страхан, — по правде сказать, вы скорее не помощь, а обуза. Вы можете думать, что ваша одежда обманет француза, но Немо ни за что не подойдет ко мне, пока вы упорствуете и крадетесь где-то рядом.
Она пожала плечами.
— Тогда скажите мне, когда отойти в сторону.
— Дьявол! — он шумно выдохнул воздух. — Неужели вы ничего не знаете о чутье животных? Он обнаружит меня задолго до того, как я замечу его. Оставьте меня, мисс Страхан, если вам больше не требуется моя помощь. Просто оставьте меня.
Оттолкнувшись от скалы, он прошел мимо, едва не касаясь ее. Не останавливаясь, он спустился до следующего поворота тропы и миновал его подчеркнуто спокойно, не забывая касаться рукой скалы, а перед глазами держать ровный ствол дерева, чтобы обуздывать головокружение. Он не слышал никакого движения на тропе за спиной. Ему удалось бросить быстрый взгляд вверх через заросли кустарника и увидеть, что она все еще стоит на том же месте, словно поняла его буквально.
Отлично. Великолепно. Он бы позволил ей тащиться следом за ним, если бы она проявила хоть малейшую вежливость. По правде сказать, если Немо можно еще найти, он нашел бы его с ней или без нее. По правде сказать, ему было очень приятно иметь кого-то рядом, о ком можно заботиться, — о, тупица, помешавшийся на юбках! — устраивать привалы, когда было видно, что ей пора отдохнуть, следить, чтобы она не переутомлялась, чтобы сумасшедшая девчонка не загоняла себя до полусмерти.
Она напоминала ему звереныша. Она все шла и шла, как неразмышляющее животное, как раненый, спотыкающийся олень, — все время вперед, не замечая препятствий и боли. Только бы двигаться — как будто само движение было целью. Разум подсказывал ему бросить ее, ведь он спас достаточно попавших в беду девиц, чтобы хватило на десять жизней. Но душа наполняла его видениями полуночной дороги, скандальной славы… воспоминанием о чувственном, страстном удовольствии, о счастье, жгущем его вены, когда он был в седле или в объятиях женщины.
Любовь всегда была быстротечной, и все кончалось ничем раньше, чем он успевал привязаться. Он вручал себя мечте, но она ускользала. И она погубила его.
Он не должен хоть теперь терять голову.
Но она была совсем не похожа на других.
Может, в этот раз все будет по-другому.
Жалкий шут! Он каждый раз думал, что все будет по-другому. Он каждый раз думал: вот теперь…
Но на этот раз, кажется, в самом деле… Вот теперь…
Проклятие.
К тому времени, когда он достиг деревни, головокружение почти прошло, и осталась только неважная ориентация, с чем он давно научился мириться, и какая-то общая рассеянность, из-за чего он и спотыкался. Он не знал, шла она за ним или нет — ведь эта сумасшедшая могла пойти по любой из множества тропинок, отходящих от той, по которой они шли вместе к деревне, ведущих на север, юг, запад, восток, — да мало ли куда!
Деревушка Ла Пэр гордилась двумя мостиками, перекинутыми через узкую реку, а больше, пожалуй, ничем. Таверна Марка прилепилась к краю утеса между ними. Марк использовал стены старого форта, побелил их, покрыл черепичной крышей и навесил зеленые ставни. Дома деревушки словно вырастали из края ущелья и смотрели на его дно, напоминая пирамиду детских кубиков, которые каким-то чудом не падают вниз.
Когда он впервые оказался здесь, то подумал, что и деревня, и каньон, и мосты, изогнувшиеся в ста футах над узким потоком, очень живописны. Марк смеялся его шуткам, подавал ему доброе красное вино, а кругом было столько простора для Немо! И солнце как нектар, и все это было бесконечно далеко от его прошлого:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110