Две свечи на окне, когда будет безопасно встретиться в саду?
Будущее открылось перед ним, как пропасть. Он чувствовал, что тонет, беспомощный, ошеломленный тем, как плеснула она это ведро ледяной воды в его обгорелое лицо. Он все это видел, он все это так прекрасно знал, эти свидания в саду, но теперь радостное волнение имело горьковатый привкус, романтическое приключение превратилось в наказание.
— Нет не так, — сказал он. — Так не будет никогда. Это не для нас.
— А тогда как?
Он сжал правую руку в кулак. Почувствовал ожог.
— Солнышко, Солнышко… пропади все пропадом…
Плотная волна дыма плыла к ним. С.Т. зажмурился от едкой хмари. Приступ кашля согнул его вдвое. Когда он снова смог дышать и выпрямился, то увидел как устанавливали около здания пожарную помпу. Команда мужчин направила колеблющуюся водяную струю в окно в то время как остальные таскали ведра, заполняя пустеющий резервуар.
— Слишком поздно, — произнесла Ли. Она вытерла рукавом глаза: слезы или дым, он не мог сказать.
— Они могут… может быть… спасти крылья, — с трудом выговорил он, комок стоял в его измученном горле. Она пожала плечами.
— Не имеет значения. Все это ушло в прошлое.
— Ли. — Она снова оглянулась на него. Теперь в свете зарева он хорошо мог ее разглядеть: снова у нее был этот выжидающий вид, немного приподнятый подбородок, слегка приоткрытый рот.
— Я люблю тебя, — прохрипел он. — Ты запомнишь это?
Выражение ожидания исчезло. Она слегка печально улыбнулась.
— Я запомню, что ты это сказал.
— Я говорю правду, — голос его сорвался. Она подняла ведро с водой. Она собирается уходить, он видел это и паника охватила его. Он схватил ее за руку.
— Ты поедешь к своей кузине?
Она подняла на него глаза. Не с ожиданием, не с вопросом, не несчастные, признавшие поражение. Ее взгляд был как блеск сабли.
— Не уверена, — четко ответила она. Он выдержал ее взгляд, отказываясь сдаться, признать поражение, назвать это концом.
— Тогда куда ты еще можешь поехать?
— С тобой.
Она произнесла это просто. Тихо. Дыхание с трудом вырывалось из его больного горла.
Среди рева огня и дымного марева, жары и едкого запаха, и горького вкуса, он нашел то, что ускользало от него всю жизнь. И пришло оно. Как порядок, ничем не украшенное, без ленточек и побрякушек, без маскировки и ненужных мелочей.
Она не сказала, что любит, его. Ей не надо было это говорить. Двумя словами она смирила его.
Она напряженно наблюдала за ним: гордая и суровая, богиня с пламенной душой. Ее взгляд предлагал и требовал одновременно, просил о правде, призывал к честности. Он прожег его насквозь, прогнал прочь фантазии, остави его лицом к лицу с опустошительной реальностью.Он отпустил ее руку.
— Я не могу взять тебя с собой. Подумай о Мак-Уордере, его ищейках, идущих за мной по пятам. Как я могу взять тей сейчас с собой?
— Я не боюсь.
— Подожди меня, — убеждал он, — я тебя найду, я придумаю какой-нибудь выход для нас.
Она склонила голову. В этой покорности он прочел презрение, и оно потрясло его, разбило его сердце. Ему было стыдно коснуться ее. Все его прошлое, все безумства… встали перед ним. Она предлагала ему счастье, а ему нечего было дать взамен кроме фантазий.
Раньше фантазий всегда хватало. Никто не спрашивал с него большего.
— Это будет недолго, — говорил он, и голос его звучал трубо. — Эта суета быстро успокоится.
Она подняла глаза и поглядела сквозь него. Она презирала его обещания.
— Я придумаю способ, черт бы тебя побрал! — Он закинул голову, прислонился к дереву и смотрел, как летят в ночном небе искры, мигая в голых ветвях. — Верь мне, только верь в меня!
— Это не то, что я должна тебе дать, — сказала она, и голос ее больше не был спокойным. Он дрожал, выдавая ее чувства. — Я не могу быть для тебя девицей для спасения. Я не могу быть твоим зеркалом. Я только могу пойти с тобой, если ты меня позовешь.
Его охватил гнев. Он оттолкнулся от дерева, забыв о боли в руке.
— Я прошу тебя подождать! — Обида и дым помешали его крику; превратили его в оборванное рычание. — Хоть немножечко поверить в меня.
Она смотрела на него широко открытыми глазами, такая красивая, такая далекая, без малейших следов преданности, или нежности, или покорности. Он не мог сказать, что она чувствует, что думает.
— Ты должен уже идти, — наконец, сказала она.
— Ты будешь ждать?
Она посмотрела на дом, на пожарище, которое было ее домом.
— Мне ведь некуда идти.
— К твоей кузине Кларе Пэттон, в Лондон.
Странно мотнув головой, как будто стряхивая с нее даутину тумана, она сказала:
— Я позволила этому случиться. Я сама допустила, чтобы это со мной случилось. Я знаю. Я знаю. Я позволила этому случиться.
Его гнев растворился. Он поднял обе руки и прижал пальцы к ее щекам. Бинт выделялся белой тенью на фоне ее плеч. Он поцеловал ее…
— В Лондон. Я там буду.
Он почувствовал, как слезы ручьем полились по ее лицу. Они падали на его обожженные пальцы, холодные и жгучие.
— Уходи, — сказала она, отталкивая его. — Теперь уходи.
Он сделал шаг к ней, но она отвернулась и пошла. Ведро она уронила и теперь шагала вниз по холму, оставив ему только мокрые следы своих слез на пальцах. Он наблюдал за ней, пока она не подошла к пожарному насосу. Ее встретил Мак-Уордер. Магистрат посмотрел на Ли, потом вверх на холм. В этом взгляде не было прощения, только холодный вопрос, чего он медлит.
С.Т. посмотрел на тело Чилтона. Знакомая шпага без ножен валялась рядом с ним. Он прохромал по склону и подобрал свой эспадрон, рядом в тени нашел свою брошенную, отделанную серебром треуголку. Затем он сорвал с тела Чилтона свой плащ. Они закрыли проповеднику глаза, но его белое лицо было подсвечено призрачным медно-розовым светом отраженного пламени.
— Там, куда ты идешь, тебе дополнительное тепло не понадобится, — пробормотал С.Т., забирая свой плащ и поворачиваясь идти.
Никто не обращал на него внимания. Среди мешанины силуэтов и факелов он больше не мог разглядеть Ли. Он повернулся и побрел по холму вверх в темноту.
25
Трех месяцев было достаточно. Трех месяцев шотландской зимы, проведенных в пещере в конце узкой долины. Этого было больше, чем достаточно. Возможно, Красавчик Принц Чарльз и его босоногие горцы находили это привлекательным, но С.Т. был всего лишь слабый англичанин и чувствовал себя глубоко несчастным.
В старые времена он бы отправился сразу в Лондон до того, как поднимут тревогу и смогут его поймать. Он затерялся бы в толпах Коверн-гардена или Сент-Джемилса, где он знал, кому верить и кого избегать, и какие удобства может купить его золото. Но он не мог взять в такой длинный путь Немо с его раненой ногой, да и сам он не годился для дороги: с обгоревшими руками и лицом и раной на бедре, которая пронзала его мучительной болью при каждом шаге Мистраля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Будущее открылось перед ним, как пропасть. Он чувствовал, что тонет, беспомощный, ошеломленный тем, как плеснула она это ведро ледяной воды в его обгорелое лицо. Он все это видел, он все это так прекрасно знал, эти свидания в саду, но теперь радостное волнение имело горьковатый привкус, романтическое приключение превратилось в наказание.
— Нет не так, — сказал он. — Так не будет никогда. Это не для нас.
— А тогда как?
Он сжал правую руку в кулак. Почувствовал ожог.
— Солнышко, Солнышко… пропади все пропадом…
Плотная волна дыма плыла к ним. С.Т. зажмурился от едкой хмари. Приступ кашля согнул его вдвое. Когда он снова смог дышать и выпрямился, то увидел как устанавливали около здания пожарную помпу. Команда мужчин направила колеблющуюся водяную струю в окно в то время как остальные таскали ведра, заполняя пустеющий резервуар.
— Слишком поздно, — произнесла Ли. Она вытерла рукавом глаза: слезы или дым, он не мог сказать.
— Они могут… может быть… спасти крылья, — с трудом выговорил он, комок стоял в его измученном горле. Она пожала плечами.
— Не имеет значения. Все это ушло в прошлое.
— Ли. — Она снова оглянулась на него. Теперь в свете зарева он хорошо мог ее разглядеть: снова у нее был этот выжидающий вид, немного приподнятый подбородок, слегка приоткрытый рот.
— Я люблю тебя, — прохрипел он. — Ты запомнишь это?
Выражение ожидания исчезло. Она слегка печально улыбнулась.
— Я запомню, что ты это сказал.
— Я говорю правду, — голос его сорвался. Она подняла ведро с водой. Она собирается уходить, он видел это и паника охватила его. Он схватил ее за руку.
— Ты поедешь к своей кузине?
Она подняла на него глаза. Не с ожиданием, не с вопросом, не несчастные, признавшие поражение. Ее взгляд был как блеск сабли.
— Не уверена, — четко ответила она. Он выдержал ее взгляд, отказываясь сдаться, признать поражение, назвать это концом.
— Тогда куда ты еще можешь поехать?
— С тобой.
Она произнесла это просто. Тихо. Дыхание с трудом вырывалось из его больного горла.
Среди рева огня и дымного марева, жары и едкого запаха, и горького вкуса, он нашел то, что ускользало от него всю жизнь. И пришло оно. Как порядок, ничем не украшенное, без ленточек и побрякушек, без маскировки и ненужных мелочей.
Она не сказала, что любит, его. Ей не надо было это говорить. Двумя словами она смирила его.
Она напряженно наблюдала за ним: гордая и суровая, богиня с пламенной душой. Ее взгляд предлагал и требовал одновременно, просил о правде, призывал к честности. Он прожег его насквозь, прогнал прочь фантазии, остави его лицом к лицу с опустошительной реальностью.Он отпустил ее руку.
— Я не могу взять тебя с собой. Подумай о Мак-Уордере, его ищейках, идущих за мной по пятам. Как я могу взять тей сейчас с собой?
— Я не боюсь.
— Подожди меня, — убеждал он, — я тебя найду, я придумаю какой-нибудь выход для нас.
Она склонила голову. В этой покорности он прочел презрение, и оно потрясло его, разбило его сердце. Ему было стыдно коснуться ее. Все его прошлое, все безумства… встали перед ним. Она предлагала ему счастье, а ему нечего было дать взамен кроме фантазий.
Раньше фантазий всегда хватало. Никто не спрашивал с него большего.
— Это будет недолго, — говорил он, и голос его звучал трубо. — Эта суета быстро успокоится.
Она подняла глаза и поглядела сквозь него. Она презирала его обещания.
— Я придумаю способ, черт бы тебя побрал! — Он закинул голову, прислонился к дереву и смотрел, как летят в ночном небе искры, мигая в голых ветвях. — Верь мне, только верь в меня!
— Это не то, что я должна тебе дать, — сказала она, и голос ее больше не был спокойным. Он дрожал, выдавая ее чувства. — Я не могу быть для тебя девицей для спасения. Я не могу быть твоим зеркалом. Я только могу пойти с тобой, если ты меня позовешь.
Его охватил гнев. Он оттолкнулся от дерева, забыв о боли в руке.
— Я прошу тебя подождать! — Обида и дым помешали его крику; превратили его в оборванное рычание. — Хоть немножечко поверить в меня.
Она смотрела на него широко открытыми глазами, такая красивая, такая далекая, без малейших следов преданности, или нежности, или покорности. Он не мог сказать, что она чувствует, что думает.
— Ты должен уже идти, — наконец, сказала она.
— Ты будешь ждать?
Она посмотрела на дом, на пожарище, которое было ее домом.
— Мне ведь некуда идти.
— К твоей кузине Кларе Пэттон, в Лондон.
Странно мотнув головой, как будто стряхивая с нее даутину тумана, она сказала:
— Я позволила этому случиться. Я сама допустила, чтобы это со мной случилось. Я знаю. Я знаю. Я позволила этому случиться.
Его гнев растворился. Он поднял обе руки и прижал пальцы к ее щекам. Бинт выделялся белой тенью на фоне ее плеч. Он поцеловал ее…
— В Лондон. Я там буду.
Он почувствовал, как слезы ручьем полились по ее лицу. Они падали на его обожженные пальцы, холодные и жгучие.
— Уходи, — сказала она, отталкивая его. — Теперь уходи.
Он сделал шаг к ней, но она отвернулась и пошла. Ведро она уронила и теперь шагала вниз по холму, оставив ему только мокрые следы своих слез на пальцах. Он наблюдал за ней, пока она не подошла к пожарному насосу. Ее встретил Мак-Уордер. Магистрат посмотрел на Ли, потом вверх на холм. В этом взгляде не было прощения, только холодный вопрос, чего он медлит.
С.Т. посмотрел на тело Чилтона. Знакомая шпага без ножен валялась рядом с ним. Он прохромал по склону и подобрал свой эспадрон, рядом в тени нашел свою брошенную, отделанную серебром треуголку. Затем он сорвал с тела Чилтона свой плащ. Они закрыли проповеднику глаза, но его белое лицо было подсвечено призрачным медно-розовым светом отраженного пламени.
— Там, куда ты идешь, тебе дополнительное тепло не понадобится, — пробормотал С.Т., забирая свой плащ и поворачиваясь идти.
Никто не обращал на него внимания. Среди мешанины силуэтов и факелов он больше не мог разглядеть Ли. Он повернулся и побрел по холму вверх в темноту.
25
Трех месяцев было достаточно. Трех месяцев шотландской зимы, проведенных в пещере в конце узкой долины. Этого было больше, чем достаточно. Возможно, Красавчик Принц Чарльз и его босоногие горцы находили это привлекательным, но С.Т. был всего лишь слабый англичанин и чувствовал себя глубоко несчастным.
В старые времена он бы отправился сразу в Лондон до того, как поднимут тревогу и смогут его поймать. Он затерялся бы в толпах Коверн-гардена или Сент-Джемилса, где он знал, кому верить и кого избегать, и какие удобства может купить его золото. Но он не мог взять в такой длинный путь Немо с его раненой ногой, да и сам он не годился для дороги: с обгоревшими руками и лицом и раной на бедре, которая пронзала его мучительной болью при каждом шаге Мистраля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110