Да всего несколько минут.
Но Сюзон они показались вечностью. От страха пот лил с нее ручьями. Она едва дышала.
Неужто тот, кто спит сейчас возле нее, — гнусный отравитель, убийца? Неужто они с герцогом Мантуанским — сообщники? Неужто эти двое задумали какое-то преступление против семьи Лагардеров?
Разум Сюзон отказывался поверить в такое злодейство, однако сердце у нее все же было не на месте.
Проснувшись, Антуан увидел, что рядом никого нет, удивился, потянулся, зевнул и подумал про себя: «Что-то раненько она поднялась. А, должно быть, ее позвала хозяйка. Хороша девица! Жаль бросать ее так скоро! Я даже готов сдержать свое обещание и жениться на ней; она того, право слово, стоит… Но нет, месье де Пейроль, служба герцогу прежде всего!»
А пока он так вот лениво размышлял, бедняжка Сюзон, потрясенная, как никогда в жизни, освежала утренней прохладой горевшее лицо и глядела на розовевшие в лучах восходящего солнца горные вершины.
«Что же мне делать? — думала она, ломая руки. — Что же мне делать?»
Казалось бы, чего проще: отправиться к госпоже де Лагардер и все ей рассказать! Однако Сюзон обуревали сомнения.
Дория была строга к себе и к окружающим и держала слуг лишь безупречного поведения — после первой же провинности она, хорошенько отчитав, увольняла их.
— Если я во всем признаюсь, — рыдала Сюзон, — она прогонит меня! А ведь я так люблю малютку Анри и так предана его матери!
Поразмыслив, бедняжка пришла вот к чему: «Хозяйка все равно не поверит мне. Мало ли что может наговорить человек, которого мучают кошмары. Да и смею ли я обвинять монсеньора герцога Мантуанского? Ведь госпожа Дория — сестра ему!»
Герцог встал перед ней как живой — простой, милый, приветливый, ведущий с хозяином дома долгие задушевные беседы… Неужели обходительный вельможа отравил Гвасталльского государя и хочет отправить на тот свет семью Лагардеров?
— Нет! — решила она. — Я и заикнуться про такое не смогу!
Несколько раз Сюзон Бернар приступала к Пейролю с расспросами, но тот свято хранил свои секреты и ничего не рассказывал ей. Он только смеялся над женским любопытством и крепко целовал горничную, так что, в конце концов, она совершенно успокоилась и втихомолку радовалась тому, что не поддалась первому побуждению: «Кабы я открыла рот, госпожа де Лагардер немедленно прогнала бы меня!»
Но она все-таки сказала своему возлюбленному:
— А знаете ли вы, сладкий мой, что вы порой говорите сами с собой по ночам? Мне иногда даже страшно делается!
Пейроль не на шутку перепугался: «Что же я такое наболтал?»
Однако виду не подал, а спокойно пожал плечами и отвечал:
— Знаю, знаю! Меня частенько донимают жуткие кошмары. — Он помолчал с минуту и продолжал: — Кинжалы… яд… покойники… это началось в ту самую ночь, когда я приехал в Гвасталлу на зов дорогого батюшки и он скончался у меня на руках! — Антуан тяжко вздохнул и притворился, будто утирает слезы: — Как же я любил своего отца! Никого у меня больше не осталось на земле после его смерти… Какое счастье, что я повстречал вас, Сюзон, carissima mia! Что бы я делал в этой скорбной юдоли без вашей ласки, вашей красоты?
На том и успокоилось сердце Сюзон; она теперь даже смеялась, вспоминая, как бессонной ночью вслушивалась в страшные слова, слетавшие с губ ее милого жениха.
Вдобавок от горничной не могло укрыться то обстоятельство, что дружба между Лагардерами и их знатным родичем день ото дня крепла.
Однажды Сюзон суетилась вокруг Дории, занимаясь ее утренним нарядом, а та задумчиво говорила:
— Право, не знаю, на что решиться… Мы оказались в весьма трудном положении — так не выручит ли нас твой беарнский здравый смысл?
— Всем сердцем рада служить вам, сударыня, — горячо ответила служанка. — Чем я могу помочь вам?
Неторопливо расчесывая солнечно-золотистые волосы, Дория рассказывала:
— Речь идет о будущем моего сына… Как ты знаешь, Сюзон, по закону герцогство Гвасталльское — наше; нам осталось только поехать туда и вступить во владение. Но, видишь ли, милейший герцог предложил нам заключить с ним договор… Он хочет соблюсти семейные традиции, и ему жаль, что это богатое герцогство переходит не к итальянцам, — и я, пускай только отчасти, согласна с ним: ведь я тоже происхожу из рода Гонзага…
— Но, сударыня, — отвечала Сюзон, — вы еще и мать маленького Анри де Лагардера!
— Потому-то я и колеблюсь!
— Я хорошо знаю вас, сударыня: вы не захотите навредить своему сыночку, этой невинной крошке!
— Что ты, Сюзон, никто и не собирается лишать его того, что принадлежит ему по праву! Мой кузен предлагает полюбовную, дружескую сделку. Он испросит дозволения у короля быть герцогом Мантуанским и Гвасталльским. Мужу он для начала даст большого отступного, а затем и порядочную ренту. С этими деньгами Рене сможет стать герцогом и пэром Франции, а Анри, когда подрастет, будет герцогом Гвасталльским!
— Ох! — восторженно воскликнула Сюзон. — Вот бы славно!
Но Дория покачала белокурой головкой и вздохнула:
— Я боюсь за мужа и за сына… Французское королевство ведет много войн, а в Италии спокойно и тихо. Сюзон, ты не знаешь Лагардеров! Когда у этих людей в руке шпага, в них словно бес вселяется! Они идут навстречу смерти с презрительной улыбкой и с сияющим взором. Когда мой муж станет герцогом, ему дадут под начало полк — и прощай наша здешняя тихая жизнь! Мы поселимся в людном Париже или роскошном Версале, а не то — в каком-нибудь пограничном городке на угрюмом туманном севере. Прямо дрожь берет! А с годами я начну бояться за сына — он ведь наверняка пойдет в Рене!..
— Что ж, сударыня, — заключила Сюзон, — делайте так, как вам сердце подсказывает… Ведь и вправду тем, кто больше всего дорог вам, в Италии будет безопаснее, чем во Франции.
— Ах, Сюзон, — снова вздохнула Дория, — твои рассуждения справедливы. Но нам так не хочется огорчать герцога!
В тот же вечер простодушная горничная без всякого злого умысла пересказала Антуану этот разговор. Пейроль прикинулся, будто болтовня невесты ничуть не занимает его, и небрежно отмахнулся.
— Терпеть не могу женских сплетен! — сказал он. — Иди-ка лучше сюда да поцелуй меня, моя красавица!
На утро он отыскал своего хозяина и в укромном уголке передал ему слова Сюзон.
— Вот и чудесно! — обрадовался Гонзага. — Я едва не умер здесь от тоски и скуки. И как только удалось мне выдержать эти нескончаемые две недели?! Хозяин — деревенский простофиля, кузина невыносимо добродетельна, а мальчонка только и умеет, что пищать да реветь! — И, доверительно положив руку на плечо Антуану, он объявил: — Отправляйся в По, купишь мне там любую безделицу. Да смотри — в первой же лавке не бери, походи по городу, загляни в несколько трактиров… Можешь даже поколотить какого-нибудь мужлана… Главное, чтобы в городе тебя запомнили как человека герцога Мантуанского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Но Сюзон они показались вечностью. От страха пот лил с нее ручьями. Она едва дышала.
Неужто тот, кто спит сейчас возле нее, — гнусный отравитель, убийца? Неужто они с герцогом Мантуанским — сообщники? Неужто эти двое задумали какое-то преступление против семьи Лагардеров?
Разум Сюзон отказывался поверить в такое злодейство, однако сердце у нее все же было не на месте.
Проснувшись, Антуан увидел, что рядом никого нет, удивился, потянулся, зевнул и подумал про себя: «Что-то раненько она поднялась. А, должно быть, ее позвала хозяйка. Хороша девица! Жаль бросать ее так скоро! Я даже готов сдержать свое обещание и жениться на ней; она того, право слово, стоит… Но нет, месье де Пейроль, служба герцогу прежде всего!»
А пока он так вот лениво размышлял, бедняжка Сюзон, потрясенная, как никогда в жизни, освежала утренней прохладой горевшее лицо и глядела на розовевшие в лучах восходящего солнца горные вершины.
«Что же мне делать? — думала она, ломая руки. — Что же мне делать?»
Казалось бы, чего проще: отправиться к госпоже де Лагардер и все ей рассказать! Однако Сюзон обуревали сомнения.
Дория была строга к себе и к окружающим и держала слуг лишь безупречного поведения — после первой же провинности она, хорошенько отчитав, увольняла их.
— Если я во всем признаюсь, — рыдала Сюзон, — она прогонит меня! А ведь я так люблю малютку Анри и так предана его матери!
Поразмыслив, бедняжка пришла вот к чему: «Хозяйка все равно не поверит мне. Мало ли что может наговорить человек, которого мучают кошмары. Да и смею ли я обвинять монсеньора герцога Мантуанского? Ведь госпожа Дория — сестра ему!»
Герцог встал перед ней как живой — простой, милый, приветливый, ведущий с хозяином дома долгие задушевные беседы… Неужели обходительный вельможа отравил Гвасталльского государя и хочет отправить на тот свет семью Лагардеров?
— Нет! — решила она. — Я и заикнуться про такое не смогу!
Несколько раз Сюзон Бернар приступала к Пейролю с расспросами, но тот свято хранил свои секреты и ничего не рассказывал ей. Он только смеялся над женским любопытством и крепко целовал горничную, так что, в конце концов, она совершенно успокоилась и втихомолку радовалась тому, что не поддалась первому побуждению: «Кабы я открыла рот, госпожа де Лагардер немедленно прогнала бы меня!»
Но она все-таки сказала своему возлюбленному:
— А знаете ли вы, сладкий мой, что вы порой говорите сами с собой по ночам? Мне иногда даже страшно делается!
Пейроль не на шутку перепугался: «Что же я такое наболтал?»
Однако виду не подал, а спокойно пожал плечами и отвечал:
— Знаю, знаю! Меня частенько донимают жуткие кошмары. — Он помолчал с минуту и продолжал: — Кинжалы… яд… покойники… это началось в ту самую ночь, когда я приехал в Гвасталлу на зов дорогого батюшки и он скончался у меня на руках! — Антуан тяжко вздохнул и притворился, будто утирает слезы: — Как же я любил своего отца! Никого у меня больше не осталось на земле после его смерти… Какое счастье, что я повстречал вас, Сюзон, carissima mia! Что бы я делал в этой скорбной юдоли без вашей ласки, вашей красоты?
На том и успокоилось сердце Сюзон; она теперь даже смеялась, вспоминая, как бессонной ночью вслушивалась в страшные слова, слетавшие с губ ее милого жениха.
Вдобавок от горничной не могло укрыться то обстоятельство, что дружба между Лагардерами и их знатным родичем день ото дня крепла.
Однажды Сюзон суетилась вокруг Дории, занимаясь ее утренним нарядом, а та задумчиво говорила:
— Право, не знаю, на что решиться… Мы оказались в весьма трудном положении — так не выручит ли нас твой беарнский здравый смысл?
— Всем сердцем рада служить вам, сударыня, — горячо ответила служанка. — Чем я могу помочь вам?
Неторопливо расчесывая солнечно-золотистые волосы, Дория рассказывала:
— Речь идет о будущем моего сына… Как ты знаешь, Сюзон, по закону герцогство Гвасталльское — наше; нам осталось только поехать туда и вступить во владение. Но, видишь ли, милейший герцог предложил нам заключить с ним договор… Он хочет соблюсти семейные традиции, и ему жаль, что это богатое герцогство переходит не к итальянцам, — и я, пускай только отчасти, согласна с ним: ведь я тоже происхожу из рода Гонзага…
— Но, сударыня, — отвечала Сюзон, — вы еще и мать маленького Анри де Лагардера!
— Потому-то я и колеблюсь!
— Я хорошо знаю вас, сударыня: вы не захотите навредить своему сыночку, этой невинной крошке!
— Что ты, Сюзон, никто и не собирается лишать его того, что принадлежит ему по праву! Мой кузен предлагает полюбовную, дружескую сделку. Он испросит дозволения у короля быть герцогом Мантуанским и Гвасталльским. Мужу он для начала даст большого отступного, а затем и порядочную ренту. С этими деньгами Рене сможет стать герцогом и пэром Франции, а Анри, когда подрастет, будет герцогом Гвасталльским!
— Ох! — восторженно воскликнула Сюзон. — Вот бы славно!
Но Дория покачала белокурой головкой и вздохнула:
— Я боюсь за мужа и за сына… Французское королевство ведет много войн, а в Италии спокойно и тихо. Сюзон, ты не знаешь Лагардеров! Когда у этих людей в руке шпага, в них словно бес вселяется! Они идут навстречу смерти с презрительной улыбкой и с сияющим взором. Когда мой муж станет герцогом, ему дадут под начало полк — и прощай наша здешняя тихая жизнь! Мы поселимся в людном Париже или роскошном Версале, а не то — в каком-нибудь пограничном городке на угрюмом туманном севере. Прямо дрожь берет! А с годами я начну бояться за сына — он ведь наверняка пойдет в Рене!..
— Что ж, сударыня, — заключила Сюзон, — делайте так, как вам сердце подсказывает… Ведь и вправду тем, кто больше всего дорог вам, в Италии будет безопаснее, чем во Франции.
— Ах, Сюзон, — снова вздохнула Дория, — твои рассуждения справедливы. Но нам так не хочется огорчать герцога!
В тот же вечер простодушная горничная без всякого злого умысла пересказала Антуану этот разговор. Пейроль прикинулся, будто болтовня невесты ничуть не занимает его, и небрежно отмахнулся.
— Терпеть не могу женских сплетен! — сказал он. — Иди-ка лучше сюда да поцелуй меня, моя красавица!
На утро он отыскал своего хозяина и в укромном уголке передал ему слова Сюзон.
— Вот и чудесно! — обрадовался Гонзага. — Я едва не умер здесь от тоски и скуки. И как только удалось мне выдержать эти нескончаемые две недели?! Хозяин — деревенский простофиля, кузина невыносимо добродетельна, а мальчонка только и умеет, что пищать да реветь! — И, доверительно положив руку на плечо Антуану, он объявил: — Отправляйся в По, купишь мне там любую безделицу. Да смотри — в первой же лавке не бери, походи по городу, загляни в несколько трактиров… Можешь даже поколотить какого-нибудь мужлана… Главное, чтобы в городе тебя запомнили как человека герцога Мантуанского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83