Это был настоящий день рождения!
Глава 12
ГАББИАНА
Фоска вытянула шею и перегнулась через перила своей ложи в театре «Фениче».
– Не могу поверить, – удивленно прошептала она. – Ни за что!
Выпорхнувшая на сцену балерина легко пересекла театральные подмостки и бросилась к Гаэтано Вестрису, ведущему танцору континента. Вестрис три раза раскрутил ее так быстро, что фигура балерины превратилась в расплывчатое пятно, а потом резко опустил ее изящное тело, – голова почти коснулась пола. У зрителей перехватило дыхание при виде невероятной грации и отваги, а затем они взорвались бурей искренних аплодисментов. Танцоры на несколько мгновений застыли в этой позе. Потом Вестрис поставил девушку на пол, и, держась за руки, танцовщики подошли к рампе и поблагодарили публику за овацию.
Фоска узнала ее: партнершей Вестриса была Лиа, бездомная бродяжка из гетто, девушка, которая предала их, а потом устроила Рафу побег из «Могилы».
Фоска стиснула кулаки. Кровь бросилась ей в лицо. Однако сидевший рядом с ней Антонио, блаженно не замечавший ее нарастающего гнева, хлопал, как все остальные, и издавал радостные возгласы. Фоска поднялась с места.
– Пошли отсюда! Живей!
– Но мой дражайший ангел, они только начали, – нерешительно запротестовал Антонио. Однако Фоска уже вышла. Он подхватил ее плащ и веер и последовал за ней в фойе.
– Все, что хотела, я уже увидела, – бушевала Фоска. – Откуда она взялась? За кого себя принимает? Так важничать на публике! Какая наглость! Танцовщица! Выбрала подходящую профессию, распутница!
– Но, моя дорогая, – говорил следовавший за ней по пятам запыхавшийся Антонио, – Габбиана – превосходная балерина в Европе. Это подтвердит всякий! Я полагал, вы будете в восхищении от нее. Она и Вестрис вместе со своей труппой только что вернулись из блестящего турне! Мне пришлось приложить дьявольские усилия, чтобы заказать ложу на этот спектакль.
Но Фоска не обращала внимания на его объяснения.
– Она – мелкая обманщица. Это… мошенничество. Она обыкновенная акробатка. И больше ничего!
– Действительно, многие критикуют элементы акробатики в ее танцах, – признал Антонио. – Но все соглашаются с тем, что она вдохнула новую жизнь в искусство.
– Обычная уличная комедиантка! – рассердилась Фоска.
Они вышли на прилегающую к театру площадь и все еще слышали гром рукоплесканий в честь Лии и Вестриса. Антонио спросил Фоску, не хочет ли она нанять гондолу, по та не обратила на это предложение никакого внимания и пошла с сердитым видом по узким переулкам в сторону площади Сан-Марко.
– Что за дерзость! Что за бесстыдство! – ворчала Фоска. – Я разоблачу ее. Всем расскажу, кем она была!
– Но все и так знают историю ее жизни, – сказал Антонио, наклоняясь, чтобы поднять гребень, выпавший из ее прически. – Танцовщица де Планше увидела ее, когда та выступала на площади, и взяла к себе, чтобы передать ей свои знания и умение. Знатоки говорят, что Лиа – само совершенство. И увидеть ее и Вестриса вместе – предел мечтаний. Она вступила в труппу после смерти де Планше и многого добилась.
– Самое тошнотворное представление! – бесновалась Фоска. – Никогда не чувствовала себя такой оплеванной.
– Но вместе они прелестны, – опрометчиво гнул свое Антонио. – Она полна огня, страсти, правды.
– Можете вы наконец понять, что я больше не хочу слышать о ней ни слова? – зло выкрикнула Фоска. – Она жалкая продажная бродяжка. Шлюха!
Они зашли па чашку кофе к Флориану, и Антонио умело перевел беседу на другие темы. Но вскоре кафе стало заполняться посетителями, которые только и говорили о Лиа и Вестрисе.
– Какой триумф! Никогда не видел танцовщицы прекрасней. Сама Планше даже в свои лучшие годы не могла бы сравняться с этой девушкой. Габбиана намного трогательней, чем Планше.
– Она совершенство, мой дорогой, просто совершенство! – лепетала поклонница Лии. – Таких движений нет ни у одной танцовщицы.
– Вы заметили, какую чепуху несли критики? Старик Нерини из «Газзеттино» в конце просто заплакал. Так его это пробрало! Мне не терпится узнать, что он напишет. Для того чтобы описать ее, придется придумать новые слова.
– Я больше не могу выслушивать эту чушь, – ворчала Фоска. – У венецианцев абсолютно нет вкуса. Им нравится все новое и отличающееся от остального, и они считают, что всякая танцовщица, которая умеет прыгать не падая на одной ноге, уже гений!
Целый месяц в Венеции только и говорили о труппе Вестриса. Поклонники возвели Лиу-Габбиану – «чайку» – чуть ли не в ранг святой и восхищались тем, как ей и Вестрису удалось изменить рисунок танца. Прежде напыщенный и трафаретный, он являлся демонстрацией элегантно одетых актеров, которые никогда не порывали с ходульными формами менуэта и гавота. Но теперь произошла революция! Габбиана укоротила юбки так, что они едва прикрывали колени, а костюмы шила из тончайших тканей, повторявших ее движения. Ушли прочь обручи и корзины, высокие, подобные башням парики, разукрашенные драгоценными камнями панцири – эти непременные атрибуты нарядов актеров.
На кафедры взобрались священники, чтобы осудить непристойную демонстрацию лодыжек и голеней. На каждом спектакле присутствовали полицейские инквизиции, фиксирующие недостаточно скромную длину нарядов Лии. Но Венеция толпами шла на спектакли. Искренняя правда и пафос игры заставляли многих зрителей плакать. Ее сила, так отличающаяся от хвастливых поз прошлого, красота, присущая ей акробатическая гибкость – все это стало предметом многих од и сонетов, появлявшихся в те дни на страницах газет. В кафе и салонах вспыхивали споры о новом направлении в искусстве. Сторонники Лии значительно превосходили по численности ее хулителей. Они цитировали высказывание своей новой богини: «Если они хотят видеть красивые картины, пусть идут в художественные галереи. Танец – это движение!»
– Но, конечно же, она помнит меня, – утверждала любовница Алессандро. – Когда я работала в труппе Планше, мы с ней были закадычные друзья. Лиа, любимейшая, дорогая!
Алессандро Лоредан подавил зевок и продолжал держаться в стороне в то время, как его спутница кричала и набрасывалась на испуганного танцовщика. Алессандро разглядывал закулисное помещение театра «Фениче» – тесное, зловещее, наполненное призраками. Работники сцены столпились и грузили декорации комического балета «Девушка без присмотра», который вызывал восторг во Франции накануне тамошней революции 1789–1794 годов: в нем сочувственно описывалась жизнь низших классов. Алессандро видел оборотную сторону театральной иллюзии: картонные дерево и фасад дома, разрисованный задник сцены, изображающий деревенскую улицу.
Спутница Алессандро схватила его за руку и буквально вырвала из мечтательного настроения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Глава 12
ГАББИАНА
Фоска вытянула шею и перегнулась через перила своей ложи в театре «Фениче».
– Не могу поверить, – удивленно прошептала она. – Ни за что!
Выпорхнувшая на сцену балерина легко пересекла театральные подмостки и бросилась к Гаэтано Вестрису, ведущему танцору континента. Вестрис три раза раскрутил ее так быстро, что фигура балерины превратилась в расплывчатое пятно, а потом резко опустил ее изящное тело, – голова почти коснулась пола. У зрителей перехватило дыхание при виде невероятной грации и отваги, а затем они взорвались бурей искренних аплодисментов. Танцоры на несколько мгновений застыли в этой позе. Потом Вестрис поставил девушку на пол, и, держась за руки, танцовщики подошли к рампе и поблагодарили публику за овацию.
Фоска узнала ее: партнершей Вестриса была Лиа, бездомная бродяжка из гетто, девушка, которая предала их, а потом устроила Рафу побег из «Могилы».
Фоска стиснула кулаки. Кровь бросилась ей в лицо. Однако сидевший рядом с ней Антонио, блаженно не замечавший ее нарастающего гнева, хлопал, как все остальные, и издавал радостные возгласы. Фоска поднялась с места.
– Пошли отсюда! Живей!
– Но мой дражайший ангел, они только начали, – нерешительно запротестовал Антонио. Однако Фоска уже вышла. Он подхватил ее плащ и веер и последовал за ней в фойе.
– Все, что хотела, я уже увидела, – бушевала Фоска. – Откуда она взялась? За кого себя принимает? Так важничать на публике! Какая наглость! Танцовщица! Выбрала подходящую профессию, распутница!
– Но, моя дорогая, – говорил следовавший за ней по пятам запыхавшийся Антонио, – Габбиана – превосходная балерина в Европе. Это подтвердит всякий! Я полагал, вы будете в восхищении от нее. Она и Вестрис вместе со своей труппой только что вернулись из блестящего турне! Мне пришлось приложить дьявольские усилия, чтобы заказать ложу на этот спектакль.
Но Фоска не обращала внимания на его объяснения.
– Она – мелкая обманщица. Это… мошенничество. Она обыкновенная акробатка. И больше ничего!
– Действительно, многие критикуют элементы акробатики в ее танцах, – признал Антонио. – Но все соглашаются с тем, что она вдохнула новую жизнь в искусство.
– Обычная уличная комедиантка! – рассердилась Фоска.
Они вышли на прилегающую к театру площадь и все еще слышали гром рукоплесканий в честь Лии и Вестриса. Антонио спросил Фоску, не хочет ли она нанять гондолу, по та не обратила на это предложение никакого внимания и пошла с сердитым видом по узким переулкам в сторону площади Сан-Марко.
– Что за дерзость! Что за бесстыдство! – ворчала Фоска. – Я разоблачу ее. Всем расскажу, кем она была!
– Но все и так знают историю ее жизни, – сказал Антонио, наклоняясь, чтобы поднять гребень, выпавший из ее прически. – Танцовщица де Планше увидела ее, когда та выступала на площади, и взяла к себе, чтобы передать ей свои знания и умение. Знатоки говорят, что Лиа – само совершенство. И увидеть ее и Вестриса вместе – предел мечтаний. Она вступила в труппу после смерти де Планше и многого добилась.
– Самое тошнотворное представление! – бесновалась Фоска. – Никогда не чувствовала себя такой оплеванной.
– Но вместе они прелестны, – опрометчиво гнул свое Антонио. – Она полна огня, страсти, правды.
– Можете вы наконец понять, что я больше не хочу слышать о ней ни слова? – зло выкрикнула Фоска. – Она жалкая продажная бродяжка. Шлюха!
Они зашли па чашку кофе к Флориану, и Антонио умело перевел беседу на другие темы. Но вскоре кафе стало заполняться посетителями, которые только и говорили о Лиа и Вестрисе.
– Какой триумф! Никогда не видел танцовщицы прекрасней. Сама Планше даже в свои лучшие годы не могла бы сравняться с этой девушкой. Габбиана намного трогательней, чем Планше.
– Она совершенство, мой дорогой, просто совершенство! – лепетала поклонница Лии. – Таких движений нет ни у одной танцовщицы.
– Вы заметили, какую чепуху несли критики? Старик Нерини из «Газзеттино» в конце просто заплакал. Так его это пробрало! Мне не терпится узнать, что он напишет. Для того чтобы описать ее, придется придумать новые слова.
– Я больше не могу выслушивать эту чушь, – ворчала Фоска. – У венецианцев абсолютно нет вкуса. Им нравится все новое и отличающееся от остального, и они считают, что всякая танцовщица, которая умеет прыгать не падая на одной ноге, уже гений!
Целый месяц в Венеции только и говорили о труппе Вестриса. Поклонники возвели Лиу-Габбиану – «чайку» – чуть ли не в ранг святой и восхищались тем, как ей и Вестрису удалось изменить рисунок танца. Прежде напыщенный и трафаретный, он являлся демонстрацией элегантно одетых актеров, которые никогда не порывали с ходульными формами менуэта и гавота. Но теперь произошла революция! Габбиана укоротила юбки так, что они едва прикрывали колени, а костюмы шила из тончайших тканей, повторявших ее движения. Ушли прочь обручи и корзины, высокие, подобные башням парики, разукрашенные драгоценными камнями панцири – эти непременные атрибуты нарядов актеров.
На кафедры взобрались священники, чтобы осудить непристойную демонстрацию лодыжек и голеней. На каждом спектакле присутствовали полицейские инквизиции, фиксирующие недостаточно скромную длину нарядов Лии. Но Венеция толпами шла на спектакли. Искренняя правда и пафос игры заставляли многих зрителей плакать. Ее сила, так отличающаяся от хвастливых поз прошлого, красота, присущая ей акробатическая гибкость – все это стало предметом многих од и сонетов, появлявшихся в те дни на страницах газет. В кафе и салонах вспыхивали споры о новом направлении в искусстве. Сторонники Лии значительно превосходили по численности ее хулителей. Они цитировали высказывание своей новой богини: «Если они хотят видеть красивые картины, пусть идут в художественные галереи. Танец – это движение!»
– Но, конечно же, она помнит меня, – утверждала любовница Алессандро. – Когда я работала в труппе Планше, мы с ней были закадычные друзья. Лиа, любимейшая, дорогая!
Алессандро Лоредан подавил зевок и продолжал держаться в стороне в то время, как его спутница кричала и набрасывалась на испуганного танцовщика. Алессандро разглядывал закулисное помещение театра «Фениче» – тесное, зловещее, наполненное призраками. Работники сцены столпились и грузили декорации комического балета «Девушка без присмотра», который вызывал восторг во Франции накануне тамошней революции 1789–1794 годов: в нем сочувственно описывалась жизнь низших классов. Алессандро видел оборотную сторону театральной иллюзии: картонные дерево и фасад дома, разрисованный задник сцены, изображающий деревенскую улицу.
Спутница Алессандро схватила его за руку и буквально вырвала из мечтательного настроения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118