- Действительно, Полина, давайте выпьем за них. За ваших и моих, за их светлую память…
Она молча кивнула.
Лейтенант поставил пустую рюмку, тяжело, всем телом повернулся к женщине.
- Знаешь, я до сегодняшнего дня был очень одинокий. - Юрий с трудом подбирал слова. - Одинокий человек. Я немного пьян, но вы не думайте. Пьяные, наоборот, говорят, что они трезвые. Но это не важно… Дьяконский у меня во взводе хороший парень. Я с ним хочу говорить. И с вами. Мы будем друзьями, да?
- Друзьями? - переспросила она. - Не знаю, Юра.
- Почему?
- Быть другом - это много. Но быть только другом - для женщины иногда мало.
- Я понимаю, понимаю - оробел он, чувствуя, что трезвеет под ее непонятным взглядом. - Я все понимаю.
- Спасибо хоть на этом, - смиренно поклонилась она, а в голосе чудилась убивающая насмешка.
Надо было что-то делать, чем-то ответить, показать, что он не мальчишка. Юрий быстро налил себе водки, выпил один.
- Вы обиделись? - спросила Полина.
- Нет.
- И не стоит. Иногда я бываю злой.
- Ладно. - Он налил еще.
- Не надо, - мягко удержала она руку. - Хочешь, спою?
Полина прищурилась, смотрела куда-то вверх, в темный угол.
У зари, у зореньки много ясных звезд,
А у темной ноченьки им и счету нет…
Голос у Полины грудной, мягкий. Какая-то тоненькая, однозвучная нотка дрожала в нем. Юрию казалось, что вот-вот она оборвется, эта жалобная, из глубины идущая струнка, и женщине будет тяжело от этого. Он положил руку на ее плечо, запел, заглушил голос Полины:
Горят звезды на небе, пламенно горят,
Они сердцу бедному много говорят…
- Ты знаешь? - благодарно улыбнулась она.
- Знаю.
- Ну и не надо ее больше. А то я расплачусь.
- Вот те на!
- Я ее в одиночку пела. Часто… Ну, не будем… Лучше чай принесу. А ты поднос пока поставь гут.
Медный начищенный поднос весело заблестел под электрической лампочкой. Бесстужев подмигнул перекошенному, смутному отображению своего лица, запел:
Он пожарник толковый и ярый,
Он ударник такой деловой,
Он готов затушить все пожары,
Но не хочет тушить только мой…
- У тебя богатый репертуар, - сказала Полина, появляясь с чашками в руках.
- От Патлюка заимствую. Песня в строю - больное место его.
- Противный твой ротный.
- Обыкновенный.
- Нет, противный. С виду лихой, а внутри лицемер. Я всех приятелей Горицвета терпеть не могу. Подобрались такие - перед начальством дрожат. Свое слово даже шепотом сказать боятся. Да и нет у них своих слов… Ты с сахаром будешь?
- Безо всего, только покрепче. Почему лицемер?
- Мы уже скоро год, как разошлись с Горицветом. Жить с ним в одном доме тошно. А он просит - не уезжай. Боится, что узнают в полку, репутация его подмокнет. Ходатайствует, чтобы на Дальний Восток перевели. Уедет туда один, все тихо и мирно.
- Скоро?
- Осенью обещают перевести… Он мне сказал: живи как хочешь, делай что хочешь, только соблюдай форму, чтобы в полку нареканий не было… Вот тебе человек. И Патлюк такой же.
- А разошлись почему? - Голос Бесстужева заметно дрогнул.
- Не люблю.
- А раньше-то?
- А раньше дура была. Окончила техникум, не успела одуматься, осмотреться. Приехал командир, в форме. Ухаживает, девчонки завидуют… Вышла замуж. Он в Средней Азии служил, два года с ним только и виделись, что в отпуску. А сюда вместе приехали. Старик он. Не возрастом, а душой старик. Смеяться не умеет. На двадцать лет вперед всю жизнь рассчитал, знает, когда и какое звание получит. И боится, как бы чего не вышло. Начальник на него хмуро посмотрит - три дня сумрачный ходит. И еще - морковные котлетки ест. Брр! - брезгливо повела плечами Полина. - Я девяносто четыре дня терпела. Днем отвлекусь - ничего. А вечером, как он вернется, хоть из дому беги… Ну, на девяносто пятый день я ему сказала: собирай свои блокноты агитатора и прочие первоисточники, отдай мне мои тряпки и в эту комнату - ни ногой.
- Так и сказала?
- Ага, - озорно улыбнулась Полина. - Его надо было ударить в лоб, ошеломить, чтобы растерялся. А то пришлось бы мне слушать лекцию о значении семьи в социалистическом обществе… С тех пор так и живем. У нас и коридоры разные. И, знаешь, давай не вспоминать о нем. Была черная страница, а теперь она вырвана.
- Вот и хорошо… Протяни руку, там сверток в шинели.
Полина привстала.
- Ой, духи! Мне? Ну, спасибо, - обрадовалась она, благодарно прижимаясь щекой к его плечу. - И как раз мои любимые… Ты шел только из-за книги, да?
- Нет, не только.
- Ты очень недогадливый, - серьезно сказала Полина. - Неужели ты ничего не замечал?
- Замечал, конечно. Но я думал, что это вообще… Кокетство, что ли… Ну, может, и с другими так…
- А ты видел?
- Пожалуй, нет.
- Пожалуй, - повторила она. - Я помню, как ты первый раз в библиотеку пришел. Смотришь строго, а сам такой молодой-молодой. Спросил у меня, как записаться, и покраснел.
- Это у меня часто бывает, кожа такая.
- Не храбрись. Покраснел - ладно. Но улыбнулся-то как! Потом эта улыбка мне весь день работать мешала. Хорошо улыбнулся, как спящий ребенок.
- Спасибо, - хмыкнул он.
- Нет, правда, так было. Потом Патлюк заявился. Спрашиваю: это в вашу роту новый мальчик прибыл? А он: гы-гы, хорош мальчик. Взводом командует…
- Времени-то двенадцать уже! - спохватился Бесстужев. - В роту пора.
- Среди ночи?
- Надо ведь.
- У меня места хватит.
- Дежурство проверю, - упрямился он, а самому очень не хотелось уходить.
Сидел бы и сидел так, ощущая на плече приятную тяжесть ее головы.
- Оставайся. Я на кухне лягу. Кушетка там у меня.
- Хорошо, - согласился Бесстужев, с трудом сдерживая нахлынувшую радость. - Ну, а свежим воздухом подышать можно?
- Дверь найдешь?
- Постараюсь.
Стоя на крыльце, он жадно курил папиросу, вдыхая вместе с дымом бодрящий, обжигающий горло воздух. Курил торопливо, хотелось скорей вернуться к Полине. Старался не думать ни о чем, гнал от себя все мысли. Пусть будет так, как должно быть.
Когда он возвратился в комнату, Полина возилась на кухне.
- Иди, - сказала она. - Там все готово.
Стол в комнате был уже убран, кровать раскрыта. Юрий снял сапоги, подвинул стул, аккуратно сложил гимнастерку и галифе. Лег, не погасив света. После жесткого матраца непривычно было на мягкой перине. Не шевелясь, напряженно ловил звуки, доносившиеся из кухни. Вот заплескалась вода, звякнуло что-то. Почудилось - всхлипнула Полина. Неужели плачет? Но почему? Хотел окликнуть, но не посмел.
На кухне наступила тишина. Бесстужев хотел уже подняться, загасить свет, когда послышались легкие, крадущиеся шаги.
Полина вошла осторожно. Длинная белая рубашка скрывала ее до самых пяток. Подняв полные руки с ямочками на локтях, потянулась вывернуть лампочку. На одну секунду увидел он плавный изгиб оголившегося плеча, смолянисто-черные волосы под мышкой.
Лампочка мигнула и погасла.
- Не уходи, - шепотом попросил Юрий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235