«Они знают, наверно, что у нас боеприпасов нет, - решил Юрий и усомнился: - Откуда бы им знать?»
Расстояние для автоматов было еще велико. Немецкие пули, обессилев на излете, горохом сыпались возле окопов.
Алешкин протянул Бесстужеву карабин:
- На. Двенадцать патронов. Прощупай им нервы.
Юрий числился лучшим стрелком в роте. Сейчас, прикинув на глазок, решил: «Попаду». Стал поудобней, вполоборота, поймал в прорезь прицела черную фигурку вдали. Выстрелил и, не глядя, понял, что мимо: непривычно тугим был спуск курка, чуть дернулся при нажиме ствол. Осталось одиннадцать патронов. Не думать бы о них - спокойней стрелял бы. Но как тут не думать, когда смотрит вся рота!
Второй раз Юрий тоже промазал: все-таки далеко, метров шестьсот. Зато после третьего выстрела по траншее пробежал веселый говор: перед немецкой цепью упал офицер. Возле него тотчас сбилась кучка людей, наверное, поднимали. Туда Юрий быстро послал еще три пули и, вероятно, все три в цель, потому что только два немца отбежали от этого места, остальных не было видно.
В траншее появился капитан Патлюк, шагал быстро, не наклоняя головы с заломленной на затылок фуражкой. Чуб растрепался, навис на глаза. Ремень съехал набок, ворот гимнастерки расстегнут. Лицо веселое и кричал весело:
- Держись, орлы! Сейчас будем из них потроха сыпать! Штыки примкнуть! Всем примкнуть! Ротный где? - и, налетев на Бесстужева, наказал: - Вон канавка, видишь? Как дойдут, подымай в штыки! Командиры, политруки - вперед! Захаров ракету даст. И чтобы разом, дружно, орлы!
Следом, высоко вскидывая длинные ноги, шел старший политрук Горицвет, останавливался, поспешно говорил что-то бойцам. Бесстужев слышал лишь обрывки фраз: «самой жизни… до последней капли…»
В окопах все притихли. Красноармейцы стояли, глядя через бруствер, прижимая к себе винтовки, торопливо курили. Раздавались одиночные выстрелы. Лишь слева, где были пограничники, слышалась частая стрельба, а потом на фланге роты Бесстужева, радуя бойцов, затараторил пулемет. Еще один ударил сзади, с холма. В немецкой цепи начали падать солдаты, но огонь был все-таки слишком жидким, чтобы остановить наступавших. Приготовившиеся к контратаке, с напряжением ждущие сигнала, бойцы были удивлены, когда немцы вдруг залегли, не дойдя до окопов метров четыреста.
- А ведь боятся они нас, ей-богу боятся, а? - возбужденно смеялся Алешкин. - Ударить бы, а?
- Не добежим, далеко лежат.
Теперь бойцы почти не высовывались из траншей, пули летели густо, сбивали песок с бруствера, срезали ветки кустов.
Солнце уже опустилось к горизонту, висело на западе за Бугом, затянутое сиреневой дымкой. По траве протянулись длинные тени, перед леском, откуда наступали немцы, лежала темная полоса.
Бесстужев сидел на корточках, прижавшись стайной к земляной стенке, и смотрел вверх, на бледное небо, на двух бабочек, вившихся над окопом. Они кружились одна над другой, белые, беззаботные. Юрию они напоминали молодых девушек, и он подумал, что вчера в школах были выпускные балы, десятиклассницы танцевали до самого утра. Они, наверное, танцевали и в ту минуту, когда Юрий столкнулся с немцем в лесу…
Эта была его последняя отчетливая мысль в этот день, во всяком случае он почему-то запомнил только ее.
Бабочки вдруг разом взвились вверх, будто вспугнутые, Юрий приподнялся, следя за ними, и в эту секунду страшный удар выбил землю из-под его ног, в лицо стегнуло песком, все потемнело, закружилось вокруг; в сумерках раз за разом вспыхивало грохочущее слепящее пламя.
Десять минут пристрелявшиеся немецкие батареи вели беглый огонь по траншеям, десять минут немецкие минометчики засыпали окопы минами. Бесстужев ничего не переживал в эти минуты. Его подбрасывало, хлестало землей, уши ныли от грохота, что-то скрежетало, выло в дыму, в пыли. Он понял - это конец - и спокойно ждал, желая только одного, чтобы снаряд не разорвал его на части, не изуродовал, чтобы его опознали после смерти и сообщили Полине, где он погиб.
А когда резко оборвался грохот и стало невероятно тихо, он не поверил, что жив. Поднялся, шатаясь, вытирая рукавом лицо, залепленные песком глаза. Земля вокруг вся была черная, перепаханная и обугленная.
Над полузасыпанной траншеей, отряхиваясь от песка, поднимались грязные, неузнаваемые люди. Бесстужев услышал протяжный крик, живо обернулся - к окопам быстро двигалась немецкая цепь. За спинами немцев садилось солнце, и поэтому все они были черными, безликими, как призраки. Стреляли, прижав автоматы к животам; по всей их линии точечками вспыхивало множество огоньков. Немцы шли быстрым шагом. Юрий, глядя на них, пятился назад по мелкому ходу сообщения, пятился, зная, что нужно остановиться самому, остановить бойцов, приказать им что-то… Но предпринимать что-либо было уже поздно. От окопов в панике бежали, падая под пулями, красноармейцы соседних рот. Это были приписники из освобожденной недавно Западной Белоруссии, пожилые крестьяне, призванные для трехмесячной подготовки. Красноармейцы-кадровики отступали спокойнее: по ходам сообщений, перебегая среди кустов, не бросали винтовок, стремились укрыться за спасительным пригорком.
Бесстужев бежал вместе со всеми, инстинктивно падая, если вскрикивал кто-нибудь рядом, ужаленный пулей. Его обогнали двое бойцов, волочивших под мышки лейтенанта Алешкина. У Алешкин а запрокинулась назад голова, безжизненно болтались ноги. Из кустов выскочил сержант Мухов, побежал сбоку, отжимая Бесстужев а в лощину, кричал, задыхаясь:
- Наши здесь!
Спрыгнул в какую-то яму. Рядом знакомые лица: Носов, Айрапетян, Чушмин. Еще прыгали сверху, каблуком сапога кто-то рассек ухо. Боль отрезвила Бесстужева, вспыхнула злоба. Встал во весь рост, увидел слева пулемет с вставленной лентой и двух пограничников возле него. Кинулся туда.
- Бей! Что же ты?
- Свои тут! - плачущим голосом закричал пограничник, показывая на мелькающие фигуры. - Наши мешают!
Бесстужев локтем отпихнул его, схватился за теплые рукоятки пулемета, в ярости полыхнул очередью поверх голов набегавших людей. И сразу впереди стало чисто, все попадали, расползаясь в стороны. Бесстужев ударил короткими очередями, поводя ствол вправо и влево, будто слившись с жестко вздрагивающим в его руках пулеметом. Там, куда он стрелял, падали немцы, от этого чувствовал он в себе злобную радость и кричал, сам не замечая того:
- Будем из вас потроха вынать! Будем!
Кончилась лента. Пока второй номер менял ее, Бесстужев глазами охватил все поле. Немцы были уже в их окопах, кое-где в траншеях шел бой, рвались гранаты. Слева перекресток дорог держали еще пограничники. Немцы из занятых траншей пытались бежать на холм, но с железнодорожной насыпи, с фланга, бил по ним пулемет пограничников, не давал им идти в рост, прижимал к земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235
Расстояние для автоматов было еще велико. Немецкие пули, обессилев на излете, горохом сыпались возле окопов.
Алешкин протянул Бесстужеву карабин:
- На. Двенадцать патронов. Прощупай им нервы.
Юрий числился лучшим стрелком в роте. Сейчас, прикинув на глазок, решил: «Попаду». Стал поудобней, вполоборота, поймал в прорезь прицела черную фигурку вдали. Выстрелил и, не глядя, понял, что мимо: непривычно тугим был спуск курка, чуть дернулся при нажиме ствол. Осталось одиннадцать патронов. Не думать бы о них - спокойней стрелял бы. Но как тут не думать, когда смотрит вся рота!
Второй раз Юрий тоже промазал: все-таки далеко, метров шестьсот. Зато после третьего выстрела по траншее пробежал веселый говор: перед немецкой цепью упал офицер. Возле него тотчас сбилась кучка людей, наверное, поднимали. Туда Юрий быстро послал еще три пули и, вероятно, все три в цель, потому что только два немца отбежали от этого места, остальных не было видно.
В траншее появился капитан Патлюк, шагал быстро, не наклоняя головы с заломленной на затылок фуражкой. Чуб растрепался, навис на глаза. Ремень съехал набок, ворот гимнастерки расстегнут. Лицо веселое и кричал весело:
- Держись, орлы! Сейчас будем из них потроха сыпать! Штыки примкнуть! Всем примкнуть! Ротный где? - и, налетев на Бесстужева, наказал: - Вон канавка, видишь? Как дойдут, подымай в штыки! Командиры, политруки - вперед! Захаров ракету даст. И чтобы разом, дружно, орлы!
Следом, высоко вскидывая длинные ноги, шел старший политрук Горицвет, останавливался, поспешно говорил что-то бойцам. Бесстужев слышал лишь обрывки фраз: «самой жизни… до последней капли…»
В окопах все притихли. Красноармейцы стояли, глядя через бруствер, прижимая к себе винтовки, торопливо курили. Раздавались одиночные выстрелы. Лишь слева, где были пограничники, слышалась частая стрельба, а потом на фланге роты Бесстужева, радуя бойцов, затараторил пулемет. Еще один ударил сзади, с холма. В немецкой цепи начали падать солдаты, но огонь был все-таки слишком жидким, чтобы остановить наступавших. Приготовившиеся к контратаке, с напряжением ждущие сигнала, бойцы были удивлены, когда немцы вдруг залегли, не дойдя до окопов метров четыреста.
- А ведь боятся они нас, ей-богу боятся, а? - возбужденно смеялся Алешкин. - Ударить бы, а?
- Не добежим, далеко лежат.
Теперь бойцы почти не высовывались из траншей, пули летели густо, сбивали песок с бруствера, срезали ветки кустов.
Солнце уже опустилось к горизонту, висело на западе за Бугом, затянутое сиреневой дымкой. По траве протянулись длинные тени, перед леском, откуда наступали немцы, лежала темная полоса.
Бесстужев сидел на корточках, прижавшись стайной к земляной стенке, и смотрел вверх, на бледное небо, на двух бабочек, вившихся над окопом. Они кружились одна над другой, белые, беззаботные. Юрию они напоминали молодых девушек, и он подумал, что вчера в школах были выпускные балы, десятиклассницы танцевали до самого утра. Они, наверное, танцевали и в ту минуту, когда Юрий столкнулся с немцем в лесу…
Эта была его последняя отчетливая мысль в этот день, во всяком случае он почему-то запомнил только ее.
Бабочки вдруг разом взвились вверх, будто вспугнутые, Юрий приподнялся, следя за ними, и в эту секунду страшный удар выбил землю из-под его ног, в лицо стегнуло песком, все потемнело, закружилось вокруг; в сумерках раз за разом вспыхивало грохочущее слепящее пламя.
Десять минут пристрелявшиеся немецкие батареи вели беглый огонь по траншеям, десять минут немецкие минометчики засыпали окопы минами. Бесстужев ничего не переживал в эти минуты. Его подбрасывало, хлестало землей, уши ныли от грохота, что-то скрежетало, выло в дыму, в пыли. Он понял - это конец - и спокойно ждал, желая только одного, чтобы снаряд не разорвал его на части, не изуродовал, чтобы его опознали после смерти и сообщили Полине, где он погиб.
А когда резко оборвался грохот и стало невероятно тихо, он не поверил, что жив. Поднялся, шатаясь, вытирая рукавом лицо, залепленные песком глаза. Земля вокруг вся была черная, перепаханная и обугленная.
Над полузасыпанной траншеей, отряхиваясь от песка, поднимались грязные, неузнаваемые люди. Бесстужев услышал протяжный крик, живо обернулся - к окопам быстро двигалась немецкая цепь. За спинами немцев садилось солнце, и поэтому все они были черными, безликими, как призраки. Стреляли, прижав автоматы к животам; по всей их линии точечками вспыхивало множество огоньков. Немцы шли быстрым шагом. Юрий, глядя на них, пятился назад по мелкому ходу сообщения, пятился, зная, что нужно остановиться самому, остановить бойцов, приказать им что-то… Но предпринимать что-либо было уже поздно. От окопов в панике бежали, падая под пулями, красноармейцы соседних рот. Это были приписники из освобожденной недавно Западной Белоруссии, пожилые крестьяне, призванные для трехмесячной подготовки. Красноармейцы-кадровики отступали спокойнее: по ходам сообщений, перебегая среди кустов, не бросали винтовок, стремились укрыться за спасительным пригорком.
Бесстужев бежал вместе со всеми, инстинктивно падая, если вскрикивал кто-нибудь рядом, ужаленный пулей. Его обогнали двое бойцов, волочивших под мышки лейтенанта Алешкина. У Алешкин а запрокинулась назад голова, безжизненно болтались ноги. Из кустов выскочил сержант Мухов, побежал сбоку, отжимая Бесстужев а в лощину, кричал, задыхаясь:
- Наши здесь!
Спрыгнул в какую-то яму. Рядом знакомые лица: Носов, Айрапетян, Чушмин. Еще прыгали сверху, каблуком сапога кто-то рассек ухо. Боль отрезвила Бесстужева, вспыхнула злоба. Встал во весь рост, увидел слева пулемет с вставленной лентой и двух пограничников возле него. Кинулся туда.
- Бей! Что же ты?
- Свои тут! - плачущим голосом закричал пограничник, показывая на мелькающие фигуры. - Наши мешают!
Бесстужев локтем отпихнул его, схватился за теплые рукоятки пулемета, в ярости полыхнул очередью поверх голов набегавших людей. И сразу впереди стало чисто, все попадали, расползаясь в стороны. Бесстужев ударил короткими очередями, поводя ствол вправо и влево, будто слившись с жестко вздрагивающим в его руках пулеметом. Там, куда он стрелял, падали немцы, от этого чувствовал он в себе злобную радость и кричал, сам не замечая того:
- Будем из вас потроха вынать! Будем!
Кончилась лента. Пока второй номер менял ее, Бесстужев глазами охватил все поле. Немцы были уже в их окопах, кое-где в траншеях шел бой, рвались гранаты. Слева перекресток дорог держали еще пограничники. Немцы из занятых траншей пытались бежать на холм, но с железнодорожной насыпи, с фланга, бил по ним пулемет пограничников, не давал им идти в рост, прижимал к земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235