Я оказался прав: сын не смог бы заполнить тишину, поселившуюся в доме после смерти Амелии. А так… Я вспоминаю вечера, когда я сидел, погруженный в свои «холостяцкие думы» (это выражение тоже придумала моя дочь). Но стоило мне поднять голову, и в дальнем конце комнаты я видел ее. Мою дочь. Худенькую, раскрасневшуюся от близкого соседства с пылающим камином. Она всегда была чем-то занята: либо зашивала мой порванный рукав, либо писала письмо своей тетке, либо улыбалась над строчками Александра Попа. И мои мысли куда-то уходили, и я молча глядел на дочь, не в силах отвести от нее глаз.
Но чем дольше я смотрел на нее, тем тяжелее становилось у меня на сердце, ибо мне казалось, что я безвозвратно ее теряю. Наверное, я стал терять ее с того самого момента, как взял в руки маленький, отчаянно вопящий сверток. И ничто на свете не могло предотвратить эту потерю: ни любовь, ни что-либо еще.
– Единственная, о ком я нынче скучаю, – так это моя корова Агарь, – сказал я Пэтси. – Мне не нравится пить кофе без сливок.
Она внимательно поглядела на меня, будто застигла за каким-то дурным занятием.
– Не обманывай меня, Гэс. Ты никогда не пил кофе со сливками.
Рассказ Гэса Лэндора
11
1 и 2 ноября
Четыре часа пополудни – для Вест-Пойнта это почти волшебное время. Дневные занятия окончились, сигнал на вечерний парад еще не прозвучал. Наступают короткие минуты, когда кадеты принадлежат самим себе. Надо ли говорить, что большинство из них устремляются на штурм женской цитадели? Впрочем, эта цитадель и не слишком-то обороняется. Ровно в четыре часа целый полк принаряженных девиц собирается на здешнем подобии бульвара, который зовут Тропой свиданий. Мелькают розовые, красные и голубые одежды. Через несколько минут к ним добавляются серые кадетские мундиры, и оказывается, что серый цвет не такой уж и унылый. Даже наоборот, когда он в сочетании с розовым или красным. Если отношения заходят достаточно далеко (на это требуется один-два дня), очередной кадет срезает с мундира ближайшую к сердцу пуговицу и отдает в обмен на локон. Чего только не увидишь и не услышишь за эти полчаса! Тут и клятвы в вечной верности, и обильные слезы. Здесь за секунды проживается то, что в иных местах растягивается на недели, а может, и месяцы.
В один из дней это «волшебное время» принесло пользу и мне. Территория академии опустела; я тоже оказался предоставленным самому себе и мог не опасаться посторонних глаз. Я стоял у северного входа в ледник и глядел на непривычно пустую Равнину. С деревьев мерно падали листья. Солнце, которое все минувшие дни красовалось на ясном небе, светило мягко, приглушенное дымкой.
Я был уверен, что поблизости никого нет, пока не услышал шорох. Потом хрустнула ветка, а еще через мгновение послышались чьи-то осторожные шаги.
– Прекрасно, – произнес я, неторопливо поворачиваясь на звук шагов. – Стало быть, вы получили мою записку.
Не удостоив меня ответом и даже не остановившись, кадет четвертого класса По протанцевал вдоль стены ледника, затем рванул дверь и нырнул внутрь. Из темного проема пахнуло холодом.
– Кадет По, что с вами?
Из темноты раздался прерывистый шепот:
– За мной никто не следил?
– Насколько могу судить… нет.
– Вы уверены?
– Да.
Наверное, мои слова убедили его. Однако выбираться наружу По не торопился. Вначале из темноты возник его нос. Затем подбородок. Наконец я увидел знакомые очертания его лба.
– Признаться, я ошеломлен вашим поведением, мистер Лэндор. Вы требуете абсолютной секретности и в то же время назначаете встречу днем.
– Простите, но я не мог ждать до темноты.
– А если меня кто-то видел?
– Вот и прекрасно, если вас видели. Лучше всего, если вы повторите свое восхождение.
Пальцем я указал на соломенную крышу ледника. Ее силуэт был чем-то похож на сплющенный наконечник стрелы. По взглянул туда, куда указывал мой палец. Кадет и сам не заметил, как выбрался наружу, и теперь щурился от неяркого солнца.
– До нее не так уж высоко, – ободрил я парня. – Каких-нибудь пятнадцать футов. А вы здорово умеете лазать.
– Но… зачем? – шепотом спросил По.
– Хотите, я вам подскажу, как удобнее забираться? Попробуйте ухватиться за верхнюю планку дверного косяка. Вон в том месте. Видите? А оттуда будет совсем несложно добраться до карниза.
Он смотрел на меня так, будто я произносил слова шиворот-навыворот.
– Может, кадет По, тот подъем настолько утомил вас, что к вам до сих пор не вернулись силы? Если так, я не стану вас принуждать.
Обостренное самолюбие не оставляло парню шансов. Он опустил на землю шляпу, потер ладони, хмуро взглянул на меня и сказал:
– Я готов.
Он достаточно проворно вскарабкался по каменной стене ледника, поскользнувшись лишь однажды, когда забирался на карниз. Но По удержал равновесие. Еще через полминуты он был на крыше.
– Вам меня отсюда видно? – довольно громко спросил я.
– Тс-сс!
– Виноват. Главное, вы меня слышите.
Слышу, – по-прежнему шепотом ответил он.
– Не волнуйтесь. Пока что вокруг ни души. А если кто-нибудь и услышит меня, не беда. Решат, что мистер Лэндор малость спятил.
Теперь объясните, зачем вы загнали меня на крышу.
– Вы сейчас глядите прямо на то место, где было совершено преступление.. Я имею в виду второе преступление, когда у Лероя Фрая вырезали сердце. Мысленно представьте себе круг диаметром не более трех ярдов.
Я стоял к северу от двери ледника. Западнее находились офицерские квартиры, далее – кадетские казармы. К югу от меня стояли здания академии, а на востоке – форт Клинтон, где был караульный пост. Злоумышленник очень умело выбрал место: здесь он мог не опасаться, что его заметят.
– Самое забавное, – обратился я к По, – я ведь обрыскал все пространство вокруг ледника. Ползал на четвереньках, брюки испачкал. И только сейчас мне пришло в голову попытаться взглянуть на это место по-иному.
Я хотел сказать – увидеть это место его глазами. Глазами человека, который вторгся в мертвое тело Лероя Фрая и начал кромсать мышцы и жилы.
– Кадет По, вы меня слышите?
– Да.
– Отлично. А теперь посмотрите туда, где я стою. Внимательно посмотрите. Вам ничего не бросается в глаза? Допустим, где-то трава примята или какой-то след на голой земле. Может, камешек положен или прутик воткнут. Не торопитесь. Пошарьте глазами. Это очень важно.
С крыши не доносилось ни звука. Заснул он там, что ли? Я уже собирался повторить сказанное, когда услышал его неразборчивый шепот.
Говорите громче, я вас не слышу! – почти крикнул я.
– Возле вашей левой ноги.
– Возле левой?.. Ага, теперь и я вижу.
Почти у самого носка моего левого сапога была ямка. Маленькая, дюйма три в диаметре. Я полез в карман и достал блестящий белый камешек. Утром я насобирал их на берегу, сам пока еще не зная, зачем это делаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Но чем дольше я смотрел на нее, тем тяжелее становилось у меня на сердце, ибо мне казалось, что я безвозвратно ее теряю. Наверное, я стал терять ее с того самого момента, как взял в руки маленький, отчаянно вопящий сверток. И ничто на свете не могло предотвратить эту потерю: ни любовь, ни что-либо еще.
– Единственная, о ком я нынче скучаю, – так это моя корова Агарь, – сказал я Пэтси. – Мне не нравится пить кофе без сливок.
Она внимательно поглядела на меня, будто застигла за каким-то дурным занятием.
– Не обманывай меня, Гэс. Ты никогда не пил кофе со сливками.
Рассказ Гэса Лэндора
11
1 и 2 ноября
Четыре часа пополудни – для Вест-Пойнта это почти волшебное время. Дневные занятия окончились, сигнал на вечерний парад еще не прозвучал. Наступают короткие минуты, когда кадеты принадлежат самим себе. Надо ли говорить, что большинство из них устремляются на штурм женской цитадели? Впрочем, эта цитадель и не слишком-то обороняется. Ровно в четыре часа целый полк принаряженных девиц собирается на здешнем подобии бульвара, который зовут Тропой свиданий. Мелькают розовые, красные и голубые одежды. Через несколько минут к ним добавляются серые кадетские мундиры, и оказывается, что серый цвет не такой уж и унылый. Даже наоборот, когда он в сочетании с розовым или красным. Если отношения заходят достаточно далеко (на это требуется один-два дня), очередной кадет срезает с мундира ближайшую к сердцу пуговицу и отдает в обмен на локон. Чего только не увидишь и не услышишь за эти полчаса! Тут и клятвы в вечной верности, и обильные слезы. Здесь за секунды проживается то, что в иных местах растягивается на недели, а может, и месяцы.
В один из дней это «волшебное время» принесло пользу и мне. Территория академии опустела; я тоже оказался предоставленным самому себе и мог не опасаться посторонних глаз. Я стоял у северного входа в ледник и глядел на непривычно пустую Равнину. С деревьев мерно падали листья. Солнце, которое все минувшие дни красовалось на ясном небе, светило мягко, приглушенное дымкой.
Я был уверен, что поблизости никого нет, пока не услышал шорох. Потом хрустнула ветка, а еще через мгновение послышались чьи-то осторожные шаги.
– Прекрасно, – произнес я, неторопливо поворачиваясь на звук шагов. – Стало быть, вы получили мою записку.
Не удостоив меня ответом и даже не остановившись, кадет четвертого класса По протанцевал вдоль стены ледника, затем рванул дверь и нырнул внутрь. Из темного проема пахнуло холодом.
– Кадет По, что с вами?
Из темноты раздался прерывистый шепот:
– За мной никто не следил?
– Насколько могу судить… нет.
– Вы уверены?
– Да.
Наверное, мои слова убедили его. Однако выбираться наружу По не торопился. Вначале из темноты возник его нос. Затем подбородок. Наконец я увидел знакомые очертания его лба.
– Признаться, я ошеломлен вашим поведением, мистер Лэндор. Вы требуете абсолютной секретности и в то же время назначаете встречу днем.
– Простите, но я не мог ждать до темноты.
– А если меня кто-то видел?
– Вот и прекрасно, если вас видели. Лучше всего, если вы повторите свое восхождение.
Пальцем я указал на соломенную крышу ледника. Ее силуэт был чем-то похож на сплющенный наконечник стрелы. По взглянул туда, куда указывал мой палец. Кадет и сам не заметил, как выбрался наружу, и теперь щурился от неяркого солнца.
– До нее не так уж высоко, – ободрил я парня. – Каких-нибудь пятнадцать футов. А вы здорово умеете лазать.
– Но… зачем? – шепотом спросил По.
– Хотите, я вам подскажу, как удобнее забираться? Попробуйте ухватиться за верхнюю планку дверного косяка. Вон в том месте. Видите? А оттуда будет совсем несложно добраться до карниза.
Он смотрел на меня так, будто я произносил слова шиворот-навыворот.
– Может, кадет По, тот подъем настолько утомил вас, что к вам до сих пор не вернулись силы? Если так, я не стану вас принуждать.
Обостренное самолюбие не оставляло парню шансов. Он опустил на землю шляпу, потер ладони, хмуро взглянул на меня и сказал:
– Я готов.
Он достаточно проворно вскарабкался по каменной стене ледника, поскользнувшись лишь однажды, когда забирался на карниз. Но По удержал равновесие. Еще через полминуты он был на крыше.
– Вам меня отсюда видно? – довольно громко спросил я.
– Тс-сс!
– Виноват. Главное, вы меня слышите.
Слышу, – по-прежнему шепотом ответил он.
– Не волнуйтесь. Пока что вокруг ни души. А если кто-нибудь и услышит меня, не беда. Решат, что мистер Лэндор малость спятил.
Теперь объясните, зачем вы загнали меня на крышу.
– Вы сейчас глядите прямо на то место, где было совершено преступление.. Я имею в виду второе преступление, когда у Лероя Фрая вырезали сердце. Мысленно представьте себе круг диаметром не более трех ярдов.
Я стоял к северу от двери ледника. Западнее находились офицерские квартиры, далее – кадетские казармы. К югу от меня стояли здания академии, а на востоке – форт Клинтон, где был караульный пост. Злоумышленник очень умело выбрал место: здесь он мог не опасаться, что его заметят.
– Самое забавное, – обратился я к По, – я ведь обрыскал все пространство вокруг ледника. Ползал на четвереньках, брюки испачкал. И только сейчас мне пришло в голову попытаться взглянуть на это место по-иному.
Я хотел сказать – увидеть это место его глазами. Глазами человека, который вторгся в мертвое тело Лероя Фрая и начал кромсать мышцы и жилы.
– Кадет По, вы меня слышите?
– Да.
– Отлично. А теперь посмотрите туда, где я стою. Внимательно посмотрите. Вам ничего не бросается в глаза? Допустим, где-то трава примята или какой-то след на голой земле. Может, камешек положен или прутик воткнут. Не торопитесь. Пошарьте глазами. Это очень важно.
С крыши не доносилось ни звука. Заснул он там, что ли? Я уже собирался повторить сказанное, когда услышал его неразборчивый шепот.
Говорите громче, я вас не слышу! – почти крикнул я.
– Возле вашей левой ноги.
– Возле левой?.. Ага, теперь и я вижу.
Почти у самого носка моего левого сапога была ямка. Маленькая, дюйма три в диаметре. Я полез в карман и достал блестящий белый камешек. Утром я насобирал их на берегу, сам пока еще не зная, зачем это делаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126