Солдат – вот о ком я мечтаю.
Едва лишь услышу звук шагов его звонких,
Как сердце замрет у бедной девчонки…
Не знаю, чем объяснялся выбор мисс Маркис. Много лет назад эту песню часто исполняли в нью-йоркском театре «Олимпик», вставляя между кривляниями какого-нибудь комедианта и номером французских танцовщиц. Исполнительницы были разные. В зависимости от своих вкусов и смелости, они выходили на сцену либо в умопомрачительной шляпе со страусиными перьями, украшенными голубыми бусинками, либо в костюме матроса. Щеки певиц были столь же алыми, как и губы (а голые коленки еще краснее). Чаще всего эти «бедные девчонки», изображая влюбленность, бесстыже подмигивали со сцены.
Но чего не отнять у тех певичек – они пели с чувством. Здесь же… думаю, даже галерные рабы вкладывали в пение больше чувств, чем Лея Маркис нынешним вечером. Она сидела с абсолютно прямой спиной и барабанила по клавишам с добросовестностью заводной куклы. В какой-то момент я решил, что пытка окончилась. Руки Леи поднялись над клавишами, однако тут же опустились снова, а ее голос зазвучал на верхних нотах:
Шаги его гулки,
Шаги его звонки,
Шаги его гулки и звонки…
Избранная Леей октава была слишком высока для ее контральто. Чтобы взять самые верхние ноты, ей пришлось петь почти шепотом. Мне казалось, что вот-вот из губ мисс Маркис вырвется струя пара. Рискуя сорвать голос, она упрямо продолжала:
И все замирает,
Все во мне замирает…
Мне вспомнились птицы Папайи – узницы клеток. Лея Маркис представлялась мне одной из таких птиц. Увы, никто не знал, как открыть клетку и выпустить ее на волю. А песня продолжалась (наверное, легче было бы остановить морскую волну, чем эту песню). Лея спустилась на басовую октаву. Ее руки вдруг обрели новую силу, выколачивая звуки из клавиш. Чуть ли не в каждом аккорде какая-то нота выпадала из общего ритма, внося диссонанс в следующий аккорд. Инструмент едва выдерживал такое издевательство над собой и был готов встать на дыбы. Но Лея продолжала играть и петь:
От гулких шагов,
От звонких шагов…
Впервые за этот вечер По отвернулся в сторону, словно его возлюбленная находилась в другом конце гостиной. Артемус, не стесняясь, заткнул уши. Состояние миссис Маркис, заварившей всю эту кашу, я так и не смог определить: хозяйка находилась в трансе (от восхищения или испуга – тоже не знаю). Она сверкала глазами, а кадык дрожал от проглатываемой слюны.
«Боже милосердный, сколько же куплетов в этой песне?» – в отчаянии думал я.
Солдат – вот о ком я мечтаю!
Солдат – вот о ком я мечтаю!
Куплетов оказалось всего три. Думаю, Лея пела не более пяти минут. Когда песня окончилась, мы все повскакивали на ноги и зааплодировали с таким неистовством, будто от этих хлопков зависела наша жизнь. Миссис Маркис хлопала громче остальных. Ее ноги выплясывали тарантеллу. Не выдерживая пронзительного голоса супруги, доктор заткнул уши.
– Спасибо, дорогая! – кричала миссис Маркис. – Я же знала, что ты не посрамишь мать. Мне только очень хочется… я скажу об этом сейчас и больше не заикнусь… Лея, не зажимай голос. Он у тебя должен литься вширь, – здесь миссис Маркис рубанула воздух невидимой саблей, – а не карабкаться вверх. Пение – не подъем на высокую гору. Это путешествие в… резонанс. Между прочим, я тебе это уже говорила, моя дорогая.
– Алиса, – с укоризной произнес доктор Маркис.
– Разве я сказала что-то обидное?
Не получив ответа от мужа, миссис Маркис обвела вопрошающим взглядом всех остальных, после чего вновь обратилась к дочери:
– Лея, девочка моя, скажи честно, разве я тебе сделала больно?
– Нет, мама, – холодно ответила Лея. – Я ведь тебе тоже говорила: чтобы сделать мне больно, нужно сильно постараться.
А почему у всех такие скучные и насупленные лица? – с непосредственностью ребенка удивилась миссис Маркис. – Зачем нам собираться, если мы не умеем быть веселыми?
В ее глазах блеснули слезы.
– Вы только взгляните, как под луной серебрится снег! Какое чудо, а мы совершенно разучились радоваться. Почему?
– Мама, мы радуемся, – сказал Артемус.
Тон его был вовсе не радостным. Просто он в очередной раз исполнял сыновний долг. Однако на миссис Маркис слова сына пролились целебным бальзамом. Глаза вспыхнули, и она тут же принялась за устройство развлечений. Подчиняясь ее неукротимой энергии, мы играли в шашки, разгадывали шарады. За чаем, когда подали торт, мы послушно завязали глаза, чтобы угадать, какие пряности туда положила Эжени (теперь уже «наша милая хлопотунья Эжени»). После чаепития мы вернулись в гостиную. Хозяин дома сел за пианино (кстати, доктор оказался неплохим музыкантом) и заиграл «Колониальную старину», ухитряясь придать веселой песенке оттенок грусти. Артемус и Лея, обняв друг друга за талию, раскачивались в такт музыке. По уселся на оттоманку, с любопытством разглядывая молодых Маркисов, словно те были диковинными птицами. Тут миссис Маркис снова вспомнила обо мне.
– Мистер Лэндор, вы вполне сыты? – деловито спросила она. – Вы мне правду говорите? Ну, тогда замечательно. Будьте любезны, сядьте ко мне поближе… Я так рада, что вы к нам пришли. Жаль только, что Лея сегодня не в ударе. В другое время она бы вас не разочаровала.
– Я… честное слово… грешно сетовать на…
– Вы просто очень деликатный человек, мистер Лэндор. Удивляюсь, как с момента вашего появления в Вест-Пойнте вы не стали объектом интриг.
– Каких интриг, миссис Маркис?
– Женских, мистер Лэндор! Не думайте, будто я слепа к проделкам женщин. Их атаки погубили больше мужчин, чем все войны, вместе взятые. Уверена: кто-нибудь из местных дам наверняка мечтает сосватать за вас свою дочь-дурнушку.
– Право, не знаю. Мне трудно в это поверить.
– О, будь у них такие дочки, как Лея, вы бы сейчас не удивлялись моим словам. Лею здесь всегда считали «лакомым кусочком». Если бы не ее… своеобразие, у нее бы не было отбоя от женихов. Но у моей девочки слишком много… идеалов. Я всегда считала, что рядом с нею должен оказаться мужчина более зрелый и опытный. Тот, у кого хватило бы терпения воздействовать на нее ласковыми уговорами и направить ее на стезю, предназначенную ей Богом и природой.
– Мне думается, ваша дочь сумеет самостоятельно разобраться в подобных вопросах, – осторожно возразил я.
– Ах, мистер Лэндор! – громко перебила меня миссис Маркис. – В ее возрасте я тоже считала, что обойдусь без материнских советов. Спорила с матерью. Но сейчас понимаю, насколько она была права. Кто, как не мать, лучше знает, какая партия нужна ее дочери? И потому я при всяком удобном случае твержу своей девочке: «Лея, тебе нужен человек в годах. Желательно вдовец. С ним ты будешь по-настоящему счастлива».
Сказав это, миссис Маркис наклонилась и пару раз слегка дотронулась до моей руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126