Например, почему лошади, увозившие пустой катафалк, плелись гораздо медленнее, чем когда везли гроб? Почему капеллан едва ли не целый час отряхивал со своего рукава комочек земли? Меня занимало, почему после ружейного салюта, произведенного бомбардирами, горы поглотили звуки выстрелов, но не ответили эхом?
А как объяснить это? Мать Лероя Фрая вдруг подошла ко мне и встала рядом. Горе добавило морщин ее смуглому, привычному к солнцу лицу.
– Это вы мистер Лэндор?
Я молча кивнул. Женщина колебалась. Возможно, она не знала, с чего начать. Должно быть, в ее родных местах она бы не решилась вот так просто заговорить с незнакомым мужчиной.
– Значит, это вы ищете…
– Да, это я.
Она закивала головой, избегая смотреть мне в глаза. Я тоже кивал, ибо не мог заставить себя произнести слова, которые обычно говорят в подобных случаях: «Я так скорблю… какая ужасная потеря для вас… для всех нас…» Как хорошо, что и она воздержалась от лишних слов. Вместо этого миссис Фрай порылась в своем ридикюле и наконец достала оттуда толстую записную книжку с золотым обрезом и матерчатым переплетом.
– Я хочу вам это отдать, – сказала она, протягивая мне книжку.
– Что в этой книжке, миссис Фрай?
– Дневник Лероя.
Мои пальцы сжались, потом разжались.
– Дневник? – переспросил я.
– Да, сэр. Мой сын вел его с того времени, как поступил сюда. Почти три года.
– Простите, миссис Фрай, но я не припомню, чтобы среди личных вещей вашего сына находили дневник. Иначе я бы знал о нем.
– Дневник мне отдал… кадет Боллинджер.
Наши глаза встретились. Миссис Фрай выдержала мой взгляд.
– Боллинджер?
– Да. Я сама удивилась.
Ее губы тронула болезненная улыбка.
– Он был другом Лероя… хорошим другом. Он мне сказал: как узнал о случившемся… с Лероем, сразу побежал к нему в комнату. Там он нашел эту книжку и забрал себе.
– Но какое он имел право? – вырвалось у меня. – И вообще, почему он распоряжался чужими вещами?
Я осекся, вспомнив, что нахожусь на похоронах и говорю с матерью покойного.
– Я не знаю про права, мистер Лэндор. Он, когда мне эту книжку отдавал, так сказал: «Миссис Фрай, возьмите дневник вашего сына и увезите с собой. Если надумаете сжечь – сжигайте. Но только не давайте никому читать».
Она произнесла все эти слова на одном дыхании, затем сделала паузу и продолжала:
– Я очень благодарна кадету Боллинджеру. Я взяла дневник и стала думать. Раз вы, мистер Лэндор, главный в этом деле и армия вам доверяет… надо дневник отдать вам. Ну что мне с ним делать? Я и книг-то не читаю, одну только Библию. А тут – сплошные закорючки. И где Лерой так писать научился?
Я не стал объяснять этой усталой женщине, что ее сын применил весьма простой способ шифровки, располагая поверх горизонтальных строчек вертикальные. Конечно, такой частокол был способен быстро отбить у любопытствующих желание прочитать чужие записи. Но случалось, что и сам пишущий увязал в лабиринте своих строк и уже не мог их разобрать. Здесь требовался определенный навык. Мои глаза им обладали.
По правде говоря, мои глаза тут же заскользили по строчкам, мозг начал преобразовывать сгустки букв в слова и фразы. И тут я вновь услышал голос миссис Фрай. Правильнее сказать, почувствовал его, будто град, ударяющий по макушке.
– Его нужно поймать.
Оторвавшись от страниц, я посмотрел на нее и не сразу понял, о ком она говорит.
– Его нужно поймать, – уже громче повторила миссис Фрай. – За то, что Лерой с собой сделал… ему перед Богом отвечать. Но что потом сделали с его телом… это страшное преступление.
Мне не оставалось иного, как согласиться с нею, произнеся затертые слова о том, что никакое преступление против личности не должно оставаться безнаказанным.
– Благодарю вас за помощь, миссис Фрай, – сказал я, заканчивая свою пустую тираду.
Она рассеянно кивнула. Затем повернулась к могиле. Гроб с телом ее младшего сына успели почти полностью забросать землей. Оставалось лишь поставить сияющий белый крест. Это все, что армия могла сделать для Лероя Фрая.
– Какая замечательная была служба, – вдруг сказала мне миссис Фрай.
Я молча кивнул.
– Я всегда сыну говорила: «Лерой, служи честно, и армия о тебе позаботится». Видите, мистер Лэндор? Я была права.
Напрасно я поспешил сообщить капитану Хичкоку о дневнике Фрая. Мне почему-то думалось, что это его воодушевит, но случилось совсем наоборот. Мое размахивание записной книжкой с золотым обрезом лишь заставило Хичкока насупиться. Он даже не пожелал взять дневник в руки. Руки капитана были скрещены на груди.
– Прежде всего, почему вы так уверены, мистер Лэндор, что это действительно дневник Фрая?
– Полагаю, капитан, мать уж всяко узнает почерк своего сына.
– Допустим. Но скажите, что мешало Боллинджеру самому прочитать дневник, вырвать оттуда все компрометирующие страницы, а потом «заботливо» отдать эту книжицу матери Фрая?
– Помилуйте, капитан! Если такие страницы и существуют, их вначале нужно найти. Вы говорите, прочитать. Сомневаюсь, чтобы Боллинджер сумел одолеть хотя бы несколько фраз. Фрай не только вел записи микроскопическим почерком и перемежал горизонтальные строчки вертикальными. Насколько могу судить, некоторые слова он вообще писал справа налево, превращая их чуть ли не в иероглифы.
– Я готов вам поверить, мистер Лэндор. Но меня удивляет другое. Почему Боллинджер попросту не выкинул или не сжег этот дневник? Если он подозревал, что записи могут содержать нелестные или опасные для него факты, зачем же отдавать дневник матери Фрая? Разве он не боялся, что если не она, то кто-то другой все же расшифрует эту абракадабру?
Вопрос был по существу, но ответа я не знал. Возможно, Боллинджер не считал эти записи опасными для себя. В таком случае зачем он похищал дневник? Ведь должен же кадет первого класса понимать, что его поступок сочтут попыткой нарушить ход расследования, а это грозило отчислением из академии, если не более суровым наказанием. Я ничего не сказал Хичкоку, боясь, как бы он под горячую руку не затребовал к себе Боллинджера и не наломал дров.
– Я все-таки хочу услышать ваш ответ, мистер Лэндор, – прервал мои размышления капитан.
Он услышал мой ответ, хотя я и сам не верил в то, что говорил.
– Мне думается, Боллинджер подспудно желал, чтобы кто-то когда-то прочел записи Фрая.
– Зачем ему это нужно?
– Затем, что у него есть совесть.
Капитан запыхтел, однако возражать мне не стал. Наверное, такой ответ его удовлетворил.
Не думай, читатель, что я вдруг решил защищать кадета Боллинджера. Я его почти не знал, а то немногое, что было мне известно, не вызывало у меня симпатий к нему. Скорее наоборот. Но если Боллинджер и в самом деле виновен, военная прямолинейность Хичкока лишь спугнет его и заставит затаиться его возможных сообщников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
А как объяснить это? Мать Лероя Фрая вдруг подошла ко мне и встала рядом. Горе добавило морщин ее смуглому, привычному к солнцу лицу.
– Это вы мистер Лэндор?
Я молча кивнул. Женщина колебалась. Возможно, она не знала, с чего начать. Должно быть, в ее родных местах она бы не решилась вот так просто заговорить с незнакомым мужчиной.
– Значит, это вы ищете…
– Да, это я.
Она закивала головой, избегая смотреть мне в глаза. Я тоже кивал, ибо не мог заставить себя произнести слова, которые обычно говорят в подобных случаях: «Я так скорблю… какая ужасная потеря для вас… для всех нас…» Как хорошо, что и она воздержалась от лишних слов. Вместо этого миссис Фрай порылась в своем ридикюле и наконец достала оттуда толстую записную книжку с золотым обрезом и матерчатым переплетом.
– Я хочу вам это отдать, – сказала она, протягивая мне книжку.
– Что в этой книжке, миссис Фрай?
– Дневник Лероя.
Мои пальцы сжались, потом разжались.
– Дневник? – переспросил я.
– Да, сэр. Мой сын вел его с того времени, как поступил сюда. Почти три года.
– Простите, миссис Фрай, но я не припомню, чтобы среди личных вещей вашего сына находили дневник. Иначе я бы знал о нем.
– Дневник мне отдал… кадет Боллинджер.
Наши глаза встретились. Миссис Фрай выдержала мой взгляд.
– Боллинджер?
– Да. Я сама удивилась.
Ее губы тронула болезненная улыбка.
– Он был другом Лероя… хорошим другом. Он мне сказал: как узнал о случившемся… с Лероем, сразу побежал к нему в комнату. Там он нашел эту книжку и забрал себе.
– Но какое он имел право? – вырвалось у меня. – И вообще, почему он распоряжался чужими вещами?
Я осекся, вспомнив, что нахожусь на похоронах и говорю с матерью покойного.
– Я не знаю про права, мистер Лэндор. Он, когда мне эту книжку отдавал, так сказал: «Миссис Фрай, возьмите дневник вашего сына и увезите с собой. Если надумаете сжечь – сжигайте. Но только не давайте никому читать».
Она произнесла все эти слова на одном дыхании, затем сделала паузу и продолжала:
– Я очень благодарна кадету Боллинджеру. Я взяла дневник и стала думать. Раз вы, мистер Лэндор, главный в этом деле и армия вам доверяет… надо дневник отдать вам. Ну что мне с ним делать? Я и книг-то не читаю, одну только Библию. А тут – сплошные закорючки. И где Лерой так писать научился?
Я не стал объяснять этой усталой женщине, что ее сын применил весьма простой способ шифровки, располагая поверх горизонтальных строчек вертикальные. Конечно, такой частокол был способен быстро отбить у любопытствующих желание прочитать чужие записи. Но случалось, что и сам пишущий увязал в лабиринте своих строк и уже не мог их разобрать. Здесь требовался определенный навык. Мои глаза им обладали.
По правде говоря, мои глаза тут же заскользили по строчкам, мозг начал преобразовывать сгустки букв в слова и фразы. И тут я вновь услышал голос миссис Фрай. Правильнее сказать, почувствовал его, будто град, ударяющий по макушке.
– Его нужно поймать.
Оторвавшись от страниц, я посмотрел на нее и не сразу понял, о ком она говорит.
– Его нужно поймать, – уже громче повторила миссис Фрай. – За то, что Лерой с собой сделал… ему перед Богом отвечать. Но что потом сделали с его телом… это страшное преступление.
Мне не оставалось иного, как согласиться с нею, произнеся затертые слова о том, что никакое преступление против личности не должно оставаться безнаказанным.
– Благодарю вас за помощь, миссис Фрай, – сказал я, заканчивая свою пустую тираду.
Она рассеянно кивнула. Затем повернулась к могиле. Гроб с телом ее младшего сына успели почти полностью забросать землей. Оставалось лишь поставить сияющий белый крест. Это все, что армия могла сделать для Лероя Фрая.
– Какая замечательная была служба, – вдруг сказала мне миссис Фрай.
Я молча кивнул.
– Я всегда сыну говорила: «Лерой, служи честно, и армия о тебе позаботится». Видите, мистер Лэндор? Я была права.
Напрасно я поспешил сообщить капитану Хичкоку о дневнике Фрая. Мне почему-то думалось, что это его воодушевит, но случилось совсем наоборот. Мое размахивание записной книжкой с золотым обрезом лишь заставило Хичкока насупиться. Он даже не пожелал взять дневник в руки. Руки капитана были скрещены на груди.
– Прежде всего, почему вы так уверены, мистер Лэндор, что это действительно дневник Фрая?
– Полагаю, капитан, мать уж всяко узнает почерк своего сына.
– Допустим. Но скажите, что мешало Боллинджеру самому прочитать дневник, вырвать оттуда все компрометирующие страницы, а потом «заботливо» отдать эту книжицу матери Фрая?
– Помилуйте, капитан! Если такие страницы и существуют, их вначале нужно найти. Вы говорите, прочитать. Сомневаюсь, чтобы Боллинджер сумел одолеть хотя бы несколько фраз. Фрай не только вел записи микроскопическим почерком и перемежал горизонтальные строчки вертикальными. Насколько могу судить, некоторые слова он вообще писал справа налево, превращая их чуть ли не в иероглифы.
– Я готов вам поверить, мистер Лэндор. Но меня удивляет другое. Почему Боллинджер попросту не выкинул или не сжег этот дневник? Если он подозревал, что записи могут содержать нелестные или опасные для него факты, зачем же отдавать дневник матери Фрая? Разве он не боялся, что если не она, то кто-то другой все же расшифрует эту абракадабру?
Вопрос был по существу, но ответа я не знал. Возможно, Боллинджер не считал эти записи опасными для себя. В таком случае зачем он похищал дневник? Ведь должен же кадет первого класса понимать, что его поступок сочтут попыткой нарушить ход расследования, а это грозило отчислением из академии, если не более суровым наказанием. Я ничего не сказал Хичкоку, боясь, как бы он под горячую руку не затребовал к себе Боллинджера и не наломал дров.
– Я все-таки хочу услышать ваш ответ, мистер Лэндор, – прервал мои размышления капитан.
Он услышал мой ответ, хотя я и сам не верил в то, что говорил.
– Мне думается, Боллинджер подспудно желал, чтобы кто-то когда-то прочел записи Фрая.
– Зачем ему это нужно?
– Затем, что у него есть совесть.
Капитан запыхтел, однако возражать мне не стал. Наверное, такой ответ его удовлетворил.
Не думай, читатель, что я вдруг решил защищать кадета Боллинджера. Я его почти не знал, а то немногое, что было мне известно, не вызывало у меня симпатий к нему. Скорее наоборот. Но если Боллинджер и в самом деле виновен, военная прямолинейность Хичкока лишь спугнет его и заставит затаиться его возможных сообщников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126