– Тевтонцы! – радостно встрепенулась Любава. – Тогда все ясно. Мне тоже этот праздник нравится!
Оба бывших жителя двадцать первого века облегченно вздохнули.
– Так, и что же вам приготовить особенного? – перешла в материальное русло бывшая разбойница.
Илюха с Изей переглянулись и надолго задумались. Хозяйка «Чумных палат» в последнее время находилась в прекрасном расположении духа и, вследствие этого, всячески баловала членов команды. Надо признать, что готовить у нее получалось гораздо лучше, чем шалить на большой дороге, и только чуть похуже, чем свистеть (в плане свиста она была вне конкуренции). Так что удивить старшего и среднего богатырей было уже сложно.
Выход из этой странной ситуации нашел пронырливый Изя.
– Знаешь, это было бы нечестно по отношению к тебе, – начал черт. – Мы будем отдыхать, а ты у плиты париться?
– У печи, – автоматически поправила Любава.
– Не принципиально, – отмахнулся Изя. – А принципиально то, что в такой великий праздник ты тоже заслужила отдых от домашних забот.
– Точно, – подхватил Солнцевский. – Пойдем праздновать в кабак!
– В кабак? – вскинула брови Соловейка.
– Ну да! И ты отдохнешь, и мы расслабимся по полной.
– Может, все-таки не по полной? – робко поинтересовалась Любава.
– Не, надо по полной, – со вздохом констатировал Солнцевский. – Это святое.
– Ну раз святое, тогда пошли в кабак...
Любава была вынуждена согласиться с убойной логикой старшего богатыря, и пошла натягивать форменную косуху для торжественного выхода в свет.
Когда Соловейка заговорила про кабак, причем в единственном числе, она не учитывала менталитет Илюхи как выходца из многострадальной России конца двадцатого – начала двадцать первого века. Одним кабаком дело, конечно, не закончилось.
Уже на третьем Любава банально устала и, взяв у коллег честное слово, что будут вести себя прилично, отправилась домой, прихватив с собой Мотю. Горениш для приличия посопротивлялся, но потом позволил себя уговорить и с удовольствием составил ей компанию. Прямо надо сказать, такие походы по увеселительным заведениям Змея увлекал мало. Ведь горячительные напитки его не интересовали, а чешуйчатое пузо оказалось заполненным уже в первом же кабаке. В такой день даже Изя стал похож на человека и не жалел денег на загул.
И вот наконец настал тот момент, когда хозяин самого последнего питейного заведения, неубедительно сославшись на поздний час, с помощью трех смурных ребят огромных габаритов попросил друзей покинуть помещение. Солнцевский, еще не созревший для хорошей потасовки, для приличия побуянил, но позволил Изе себя успокоить, и коллеги выбрались на свет божий.
А вот света на улице уже практически не было. Теплый майский вечер давно отдал свои права ночи с ее тишиной и приятной прохладой.
– Ну что, домой? – сладко потянувшись, поинтересовался Изя.
– Что-то не хочется, – после некоторого раздумья ответил изрядно захмелевший Солнцевский. – Так хорошо гуляем, да и день еще не кончился.
– Так не последний же раз! – резонно заметил черт.
– Как знать... – философски протянул Илюха. – Скоро ведь на войну.
– Ну и что? – отмахнулся Изя. – Все равно же что-нибудь придумаем.
– Надо будет Любаве дать выступить. Что-то она у нас засиделась в последнее время.
– Не вопрос, – согласился Изя, – дадим нашей девчонке вволю порезвиться.
– Слушай, а давай в «Иноземную слободу» рванем! – встрепенулся Илюха, после некоторой паузы. – Мне недавно Добрыня рассказывал, что там кабак открылся до последнего посетителя.
– Чего?
– Ну там Европа, культура и прочая лабуда, – как мог пояснил Солнцевский. – Пока последний посетитель не уйдет, они не закрываются.
– Может, лучше домой? – осторожно предложил черт, все еще надеясь, что боевой день кончится спокойно.
Илюха после этих слов внимательно уставился на компаньона.
– Изя, а скажи мне по совести. Ты во время войны где ошивался?
– Не ошивался, а служил, – поправил друга черт и со вздохом был вынужден согласиться с Илюхой.
Уж коли нельзя загул предотвратить (а в случае с Солнцевским и небезопасно), то его надо возглавить.
– Ладно, чего уж там, пошли к иноземцам.
– Вот это другое дело, – тут же оттаял Илюха. – А то я уже о тебе стал думать черт знает что! Сам посуди, зовут Изей, а еще и Девятое мая отмечать не хочет... Подозрительно это все.
Черт что-то пробухтел про спортсменов вообще, про борцов в частности, и на нетвердых копытах, в облачении своего забавного морока, отправился очередной раз доказывать, что он «правильный Изя».
Кабачок и вправду оказался открыт, причем народу в нем было не так уж и мало. Друзья уселись в уголочке, заказали по стаканчику какой-то иноземной бурды и огляделись. В центре довольно внушительного зала шумно гудели ляхи, по углам отрешенно потягивали из своих чарок надменные литовцы. Впрочем, хватало и аборигенов. Неподалеку весело зажигала четверка подвыпивших богатырей из сотни Ильи Муромца, а за соседним столиком с бешеной скоростью уничтожали предложенные яства молодой купчик с приказчиками. Судя по всему, они только что прибыли в город и просто не успели перекусить в родном кабаке. Коллеги поприветствовали и тех и других, махнув им рукой.
– Вот видишь, не зря пришли, – довольно отметил Солнцевский, опрокидывая в себя очередную порцию шнапса. – Питье, конечно, отстойное, зато затемно не закрывают.
Изя, уже изрядно подуставший от бесконечного празднования, только кивнул в ответ. Долго Солнцевский в таком ритме не протянет, так что в недалеком будущем он вполне мог рассчитывать на мягкую кровать и богатырский сон. О неизбежном пробуждении он старался не думать. Тут колокольчики у входной двери нагло звякнули, и черт, больше инстинктивно, бросил взгляд на вошедших.
– О нет... – застонал Изя. – Только не это и только не сегодня!
Илюха тоже с любопытством повернулся на звук и замер.
На пороге данного заведения во всей своей невысокой красе стоял посол Тевтонского ордена в стольном Киеве в рогатом шлеме и рыцарском плаще до пят в сопровождении двух охранников. И все бы ничего, но его наряд был обильно украшен символикой рыцарского ордена, весьма схожей с символикой нацистской Германии.
Солнцевский, увидя такое кощунство, побелел, потом покраснел и уже после всего этого калейдоскопа медленно начал подниматься со скамьи. Изя тут же ярко представил, что последует за этим, и попытался вразумить старшего богатыря:
– Слышь, Илюш, он же посол. У него это... – тут черт несколько замялся, вспоминая нужный термин, – неприкосновенность, вот!
– Вот я его сейчас по этой неприкосновенности и приголублю. Эх, такой праздник испортил, фашист недобитый, – спокойно ответил Илюха, отстранив Изю, и не торопясь направился к вошедшим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75