Насколько восхищала главного директора зрелищ красота женщины, настолько неприятное впечатление производил на него сам посланник Великого Кофта. По манерам, приемам, словам и костюму Калиостро казался Елагину самым вульгарным шарлатаном. Своим последним словам Елагин придал явно иронический тон и окинул визитера с ног до головы пренебрежительным взглядом.
Но Калиостро даже не смотрел на наместного мастера. Взор его блуждал в высотах.
– Какова цель нашего прибытия? – повторил он вопрос Елагина. – Сие слово от стрельбы взято и к работам каменщиков неприлично в употреблении. Какую роль хотим мы взять на себя?
Тут вдруг синеватые губы Калиостро расплылись в улыбке, и глаза, выглянув из-под круглых бровей, словно мыши, шмыгнули по сторонам и опять вознеслись кверху.
– Какую роль? В нас нет ничего театрального, – с явной насмешкой выговорил Калиостро на своем грубом южно-французском наречии.
Члены капитула зашевелились, скрывая улыбку. Елагин почему-то чрезвычайно рассердился и заговорил уже брезгливо, свысока, всем видом показывая, что хотя в ложе и почитались за ничто титулы, все были равны и братья, однако он – статс-секретарь государыни, сенатор и кавалер, а прибывший визитер не кто иной, как темный проходимец и авантюрист, и, вступив в собрание столь избранных особ и первых, можно сказать, вельмож империи, напрасно забывается.
– Государь мой, в статутах этой почтенной ложи определенно сказано, что визитер должен точно объяснить причину своего прибытия и вступления в собрание капитула, несмотря на то, что представленные им патенты право на сие безусловно подтверждают. Ежели же он нужных объяснений не представит, то, во-первых, к рассмотрению работ в капитуле не будет допущен, во-вторых, великий наместный мастер налагает на него значительный денежный штраф, используемый на благотворительные цели.
– Мне кажется, что патенты, а главное, рекомендательные письма высоких в ордене особ избавляют господина Калиостро от применения к нему статута, направленного против любопытствующих особ, в Европе принятых легкомысленно, как часто там бывает? – заметил Гагарин. – Имя господина Калиостро знаменито…
– Вот именно, князь, – живо перебил, переходя на русский язык, Елагин. – Именно так! Ныне в Европе даже к наивысшим степеням без разбора невежды допускаются. Да вот, недалеко ходить за примером: два повара-француза, бывшие у меня в услужении и, кроме ложных счетов, не умеющие ничего писать, показали мне подлинные грамоты их лож, где они не только разными шотландскими рыцарями, но один из них рыцарем Розе-Круа и Востока сделан. Они, кроме имен, ложных слов и лент, ничего не знают. Отойдя от меня, они продолжают в вольном каменщичестве упражняться. Здесь есть также две ложи в домах у министров, с моего дозволения: одна французская ложа «Скромности», другая итальянская – «Комуса». В них упражняющиеся мастера оба французы и повара. Один из них, господин Бабю, на поварнях Бецкого упражняется в своем искусстве и делает весьма добропорядочно торты, желе, муссы и всякие кремы. Да! А между тем эти кухари – каменщики, и даже не долее как в пятницу должно быть у них собрание обеих лож для принятия нескольких поваренков разных наций в компаньоны и мастера. Если бы я запретил им работать, они бы не преминули открыть ложи по дозволению, данному в патентах от «Великого Востока» Франции и гроссмейстера Дюка де Шартра. Из этого примера заключите, как мы должны быть осторожны. Кто такой сей пришелец, и действительно ли он граф и знаменитый Калиостро, или пройдоха?
– Осторожнее, ваше превосходительство, он, может быть, по-русски понимает! – заметил граф Строганов.
– Ну, где ему понимать! Посмотрите на физиономию! В самом деле, лицо Калиостро приняло совершенно лунатическое выражение, глаза блуждали под потолком, и казалось, что он не только ничего не понимает, но едва ли помнит, что он на земле и в телесных границах находится.
– Он ничего не понимает, – подтвердил Гагарин. – Но все же письма, им представленные…
– Ах, князь! – с досадой перебил Елагин. – Ужели вам приведенного примера недостаточно? Но едва ли и сам сей граф Калиостро не из поваров будет! У него сейчас такая мина, словно он на горячей плите в кастрюле мешает, а пар ему клубом в морду бьет, так он ее задрал. Письма! Патенты! Все это отмычки, может быть, воровские, чтобы проникнуть в наши чертежи. Нам весьма осторожными быть надо уже потому, что русские люди безмерно доверчивы к иностранцам, и всякий, кто по-французски болтает, у нас за великую персону принимается. А язык этого графа весьма груб, и прононс его более кухарю приличен, нежели подлинному графу. Иное дело его супруга. Прелестная сия особа может быть приобретением для нашего театра. Потому заявление господина Калиостро, что у него нет ничего театрального, – напрасно! Мне Габриэлли на репетиции о сей красавице рассказывала, что она через карлицу свою познакомилась с ней. Красавица отлично поет!
– Вполне разделяя мнение вашего превосходительства о необходимости соблюдения величайшей осторожности, – сказал Строганов, – все же нахожу, что если сей визитер подлинный Калиостро, то он может это подтвердить великими силами, коими тот знаменитый муж заслужил изумление всех народов. Во многих ложах за границей статуи ему воздвигнуты с надписью «Божественному Калиостро». Итак, пусть он обнаружит пред нами те силы и великое искусство, о которых сейчас говорил, хотя бы в чем-либо. Это будет лучшее удостоверение его личности.
– Прекрасно сказано, достопочтеннейший брат! – подхватил Мещерский. – Испытаем этого пришельца и на деле увидим, чего он стоит.
– Пусть он себя покажет, пусть покажет! – подтвердил и Куракин.
Единогласие решения все члены капитула подтвердили дружным ударом молотков.
С приятнейшей и любезнейшей улыбкой Елагин на отличном французском языке объяснил Калиостро, чего от него требует капитул.
Калиостро выслушал и спокойно кивнул.
Ржевский поспешил заменить запасными шандалами со свечами старые, уже выгоревшие почти до бумаги.
ГЛАВА Х
Искусство Калиостро
Некоторое время все сидели в торжественном молчании ожидания. Любопытство членов капитула было напряжено до высшей степени. Калиостро казался погруженным в глубокие размышления. Представлялось, что он молился, так как губы его беззвучно трепетали. Вдруг поднялся с кресла. Правой рукой обнажил блестящий меч. В левой откуда-то появилась небольшая курильница с ручкой. Он подул в отверстие на конце ручки, изображавшей змея с раздутой шеей, и из отверстия вырвалось облачко слащаво-ароматического дыма.
С курильницей и мечом Калиостро быстро обошел всю ложу. Клубы дыма, струясь за ним, составили знак Меркурия – большой круг с рогами и крестом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100