– Князь Кориат!
– Что вам от меня нужно? – нетерпеливо спросил тот.
– Очень немного, очень немного! – тем же мягким, проникновенным голосом ответил магик. – Раскройте вашу руку и покажите мне то, что держите в ней.
– Вы за мной шпионите! Подите прочь! – крикнул князь.
– Кто из нас за кем шпионит, сказать нелегко. Во всяком случае, тот предмет, который вы держите в руке, получен вами от лица, довольно мне близкого. Вот почему я интересуюсь им.
– Если это лицо нечто доверило мне, то могу ли обмануть его доверие? – сказал юноша, имея в виду таинственный знак, данный из кареты супругой Калиостро.
– Я; кажется, имею больше права на это лицо, нежели вы.
– Человеческая личность свободна. По крайней мере я не признаю никаких прав одного человека над другим, ему подобным!
– Это – великая истина. Но послушайте лучше меня, молодой рыцарь, и отдайте мне то, что вам передали! Клянусь Соломоновой печатью, это будет лучше для вас!
– Убирайтесь! У меня ничего нет. Я не хочу с вами разговаривать. Вы не внушаете мне никакого доверия! – прижимая сжатую в кулак левую руку к сердцу, а правую кладя на рукоять шпаги, сказал тамплиер.
– Юная неопытность говорит вашими устами. Но вы делаете большую ошибку. Это лицо совсем не то, за кого себя выдает.
– Оставьте меня. Отойдите. У меня ничего нет. Вы шпионили напрасно.
Говоря это, князь Кориат разжал левую руку и показал, что она пуста.
Калиостро покачал головой, чуть улыбаясь уголками рта.
– Рыцарь! Рыцарь! – произнес он укоризненно. – Вы уже прибегаете к темному искусству лжи, притворства и ловкости рук! Я не настаиваю. Если вы сами устремляетесь за темной планетой, влекущей вас, если вы хотите обманываться – обманывайтесь. Но приключение, в которое вас вовлекли любопытство и чувственная страсть, кончится для вас горьким разочарованием! Так неопытного путника увлекает мираж пустыни. Так в ночные часы чувства обманывают нас, и гнилой пень мы принимаем за вышедшую к нам на ночное свидание красавицу. Храните сокровище, приобретенное вами, храните, юный рыцарь! Я больше мешать не буду.
И, посмеиваясь, граф отошел к экипажам.
Очевидно, он был твердо убежден, что из окна кареты от его жены князь Кориат кое-что получил, быть может, записку, призывающую его на помощь. И хотя ничего подобного не было, самые подозрения Калиостро и попытка овладеть будто бы полученным храмовником талисманом в глазах последнего были достаточным доказательством его преступности, боязни, что обнаружится тайна, окружающая прекрасную несчастливицу.
Выйдя вслед за графом из сосновой рощи, секретарь тотчас же вскочил на коня и помчался в Петербург.
Берейтору он крикнул, чтобы тот следовал за экипажами.
Ему хотелось остаться наедине со своими чувствами и мыслями.
Он мчался, и стонущий призрак сопровождал его и молил о помощи. Страдающая женская душа гналась за ним.
Юноша шпорил коня и стремился вперед. И только в предместье столицы пришел в себя и сдержал коня.
ГЛАВА LII
Умеренность
Князь Кориат въехал во двор дома Елагина, бросил повод выбежавшему слуге и направился к бедному больному старику, чтобы доложить о своей поездке на дачу Потемкина.
Но против ожидания, он нашел Ивана Перфильевичг не на одре болезни, а в столовой за уставленными яствами, бутылками, графинами, паштетами, вазами с фруктами столом. Правда, забинтованная нога его все еще покоилась на табурете, но старик ел, прихлебывал, чмокая и пригубливая из кубка, глаза его сияли жизнью, весельем, надеждой, щеки и нос заливал приятный румянец. Секретарь даже несколько оторопел от этого неожиданного зрелища.
– Не ожидал? – хитро прищурив глаза, сказал старик. – Благодарение Великому Кофту и посланнику его, графу Калиостро! Я здоров или почти здоров! Видишь сам – и пью и ем с волчьим аппетитом.
– От всего сердца поздравляю ваше превосходительство! – воскликнул искренне обрадованный тамплиер. – Но когда же почувствовали облегчение?
– Вскоре после твоего отъезда, милый друг! Я все тебе расскажу подробно. А ты мне. Хотя я наперед все знаю. Калиостро сюда едет, не правда ли? – хитро блестя глазами, говорил исцеленный старик.
– Он, вероятно, уже у заставы, – отвечал удивленный секретарь. – Но как это стало известно вашему превосходительству?
– Расскажу сейчас. Садись, кушай и пей. Ты, верно, с дороги проголодался.
Юноша не заставил себя просить дважды. При виде обильных снедей и напитков он почувствовал голод и жажду, какую может испытать только остававшийся целый день почти без пищи, предаваясь мечтам и вздохам, двадцатилетний влюбленный. Князь Кориат занял место напротив Елагина. Лакей бесшумно стал за его креслом, незаметно, но настойчиво подсовывая к нему в нужный момент блюда, бутылки, вазы и графины, и некоторое время в столовой слышна была только работа челюстей, и кто шел первым в этом соревновании, юноша или старик, было бы трудно решить.
Утолив первый голод, они начали беседовать.
– Итак, – блестя глазами от удовольствия, вызванного хорошей едой после долгого, утончившего его вкус поста, сказал Иван Перфильевич, – итак, граф Калиостро возвращается в Петербург.
– И не один, – сказал князь Кориат.
– Ну, конечно, с прекрасной супругой, – улыбаясь, возразил Елагин. – Мы ее тогда в убежище мертвых искали, помнишь? Когда еще великий маг показал над ней в капитуле свою власть умертвлять и оживлять! Но такую красавицу царство теней удержать не могло и возвратило ее для украшения сей юдоли плачевной! Да, женщина – это роза в долине Иосафатовой! Хотя я не знаю, растут ли розы в этой долине?
Из тона речей почтенного наместного мастера восьмой провинции было ясно, что вместе с выздоровлением к нему возвращалась и несколько аттически циничная насмешливость, не щадившая самого виновника, как он признал, и болезни, и выздоровления.
При упоминании о супруге Калиостро секретарь смутился.
– Я не видел графиню, потому что она вышла закутанная в непроницаемые флеры и тут же села в карету, – сказал он. – Дело в том, что графа я застал в минуту отъезда. Поданы были кареты, и сам Григорий Александрович с племянницей и князем Сергеем Федоровичем Голицыным на крыльце находился.
– Как! Сам Григорий Александрович Потемкин вышел на крыльцо Калиостро провожать? – спросил изумленный Елагин. – Может ли это быть? Да он и первейших особ сей чести не удостаивает! Князь Потемкин провожал до крыльца Калиостро! Ну, неудивительно, что и сама государыня о нем спрашивала!
– Государыня спрашивала о Калиостро? – в свою очередь заинтересовался князь Кориат.
– Да. Но об этом речь впереди. Расскажи ты сперва подробно о своей поездке. Да не забывай своего кубка!
– За полнейшее выздоровление вашего превосходительства – и скорейшее, пью кубок сей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
– Что вам от меня нужно? – нетерпеливо спросил тот.
– Очень немного, очень немного! – тем же мягким, проникновенным голосом ответил магик. – Раскройте вашу руку и покажите мне то, что держите в ней.
– Вы за мной шпионите! Подите прочь! – крикнул князь.
– Кто из нас за кем шпионит, сказать нелегко. Во всяком случае, тот предмет, который вы держите в руке, получен вами от лица, довольно мне близкого. Вот почему я интересуюсь им.
– Если это лицо нечто доверило мне, то могу ли обмануть его доверие? – сказал юноша, имея в виду таинственный знак, данный из кареты супругой Калиостро.
– Я; кажется, имею больше права на это лицо, нежели вы.
– Человеческая личность свободна. По крайней мере я не признаю никаких прав одного человека над другим, ему подобным!
– Это – великая истина. Но послушайте лучше меня, молодой рыцарь, и отдайте мне то, что вам передали! Клянусь Соломоновой печатью, это будет лучше для вас!
– Убирайтесь! У меня ничего нет. Я не хочу с вами разговаривать. Вы не внушаете мне никакого доверия! – прижимая сжатую в кулак левую руку к сердцу, а правую кладя на рукоять шпаги, сказал тамплиер.
– Юная неопытность говорит вашими устами. Но вы делаете большую ошибку. Это лицо совсем не то, за кого себя выдает.
– Оставьте меня. Отойдите. У меня ничего нет. Вы шпионили напрасно.
Говоря это, князь Кориат разжал левую руку и показал, что она пуста.
Калиостро покачал головой, чуть улыбаясь уголками рта.
– Рыцарь! Рыцарь! – произнес он укоризненно. – Вы уже прибегаете к темному искусству лжи, притворства и ловкости рук! Я не настаиваю. Если вы сами устремляетесь за темной планетой, влекущей вас, если вы хотите обманываться – обманывайтесь. Но приключение, в которое вас вовлекли любопытство и чувственная страсть, кончится для вас горьким разочарованием! Так неопытного путника увлекает мираж пустыни. Так в ночные часы чувства обманывают нас, и гнилой пень мы принимаем за вышедшую к нам на ночное свидание красавицу. Храните сокровище, приобретенное вами, храните, юный рыцарь! Я больше мешать не буду.
И, посмеиваясь, граф отошел к экипажам.
Очевидно, он был твердо убежден, что из окна кареты от его жены князь Кориат кое-что получил, быть может, записку, призывающую его на помощь. И хотя ничего подобного не было, самые подозрения Калиостро и попытка овладеть будто бы полученным храмовником талисманом в глазах последнего были достаточным доказательством его преступности, боязни, что обнаружится тайна, окружающая прекрасную несчастливицу.
Выйдя вслед за графом из сосновой рощи, секретарь тотчас же вскочил на коня и помчался в Петербург.
Берейтору он крикнул, чтобы тот следовал за экипажами.
Ему хотелось остаться наедине со своими чувствами и мыслями.
Он мчался, и стонущий призрак сопровождал его и молил о помощи. Страдающая женская душа гналась за ним.
Юноша шпорил коня и стремился вперед. И только в предместье столицы пришел в себя и сдержал коня.
ГЛАВА LII
Умеренность
Князь Кориат въехал во двор дома Елагина, бросил повод выбежавшему слуге и направился к бедному больному старику, чтобы доложить о своей поездке на дачу Потемкина.
Но против ожидания, он нашел Ивана Перфильевичг не на одре болезни, а в столовой за уставленными яствами, бутылками, графинами, паштетами, вазами с фруктами столом. Правда, забинтованная нога его все еще покоилась на табурете, но старик ел, прихлебывал, чмокая и пригубливая из кубка, глаза его сияли жизнью, весельем, надеждой, щеки и нос заливал приятный румянец. Секретарь даже несколько оторопел от этого неожиданного зрелища.
– Не ожидал? – хитро прищурив глаза, сказал старик. – Благодарение Великому Кофту и посланнику его, графу Калиостро! Я здоров или почти здоров! Видишь сам – и пью и ем с волчьим аппетитом.
– От всего сердца поздравляю ваше превосходительство! – воскликнул искренне обрадованный тамплиер. – Но когда же почувствовали облегчение?
– Вскоре после твоего отъезда, милый друг! Я все тебе расскажу подробно. А ты мне. Хотя я наперед все знаю. Калиостро сюда едет, не правда ли? – хитро блестя глазами, говорил исцеленный старик.
– Он, вероятно, уже у заставы, – отвечал удивленный секретарь. – Но как это стало известно вашему превосходительству?
– Расскажу сейчас. Садись, кушай и пей. Ты, верно, с дороги проголодался.
Юноша не заставил себя просить дважды. При виде обильных снедей и напитков он почувствовал голод и жажду, какую может испытать только остававшийся целый день почти без пищи, предаваясь мечтам и вздохам, двадцатилетний влюбленный. Князь Кориат занял место напротив Елагина. Лакей бесшумно стал за его креслом, незаметно, но настойчиво подсовывая к нему в нужный момент блюда, бутылки, вазы и графины, и некоторое время в столовой слышна была только работа челюстей, и кто шел первым в этом соревновании, юноша или старик, было бы трудно решить.
Утолив первый голод, они начали беседовать.
– Итак, – блестя глазами от удовольствия, вызванного хорошей едой после долгого, утончившего его вкус поста, сказал Иван Перфильевич, – итак, граф Калиостро возвращается в Петербург.
– И не один, – сказал князь Кориат.
– Ну, конечно, с прекрасной супругой, – улыбаясь, возразил Елагин. – Мы ее тогда в убежище мертвых искали, помнишь? Когда еще великий маг показал над ней в капитуле свою власть умертвлять и оживлять! Но такую красавицу царство теней удержать не могло и возвратило ее для украшения сей юдоли плачевной! Да, женщина – это роза в долине Иосафатовой! Хотя я не знаю, растут ли розы в этой долине?
Из тона речей почтенного наместного мастера восьмой провинции было ясно, что вместе с выздоровлением к нему возвращалась и несколько аттически циничная насмешливость, не щадившая самого виновника, как он признал, и болезни, и выздоровления.
При упоминании о супруге Калиостро секретарь смутился.
– Я не видел графиню, потому что она вышла закутанная в непроницаемые флеры и тут же села в карету, – сказал он. – Дело в том, что графа я застал в минуту отъезда. Поданы были кареты, и сам Григорий Александрович с племянницей и князем Сергеем Федоровичем Голицыным на крыльце находился.
– Как! Сам Григорий Александрович Потемкин вышел на крыльцо Калиостро провожать? – спросил изумленный Елагин. – Может ли это быть? Да он и первейших особ сей чести не удостаивает! Князь Потемкин провожал до крыльца Калиостро! Ну, неудивительно, что и сама государыня о нем спрашивала!
– Государыня спрашивала о Калиостро? – в свою очередь заинтересовался князь Кориат.
– Да. Но об этом речь впереди. Расскажи ты сперва подробно о своей поездке. Да не забывай своего кубка!
– За полнейшее выздоровление вашего превосходительства – и скорейшее, пью кубок сей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100