Между прочим заходил и в отдаленный грот под башней, и в то время, как Казимир стоял на страже, что-то там делал длительное время. Вышел он оттуда с письмом в руках, написанным госпожой Ковалинской. Оно было полно горестного недоумения и упреков. Ковалинская никак не ожидала такого коварства от мужа, которого считала образцом добродетели. Неужели божественный Калиостро двоедушен? Неужели подобен содомскому яблоку, красивому снаружи, внутри же полному гнилого праха? Ковалинская назначала ему в парке свидание после захода луны, когда мрак скроет их от любопытствующих глаз. Письмо госпожи Ковалинской ничего определенного не содержало, и это особенно встревожило Калиостро. Очевидно, какие-то слухи достигли ушей супруги управителя дел князя Потемкина. Но если она назначала свидание, значит можно разрушить это недоверие и вернуть ее расположение.
Магик особенно надеялся на вечернее представление своего искусства. Несколько озабочен был и тем, как скрыть след от пощечины. Ему пришлось приложить целительную примочку, а затем смазать щеку жирной помадой и напудрить ее. Тем временем явился лакей просить магика с супругой пожаловать к обеденному столу светлейшего. Но граф послал одну маркизу Тиферет, сказавшись погруженным в астрономические вычисления гороскопа младенца, день и час рождения которого по его просьбе были ему сообщены.
За обедом светлейший не спускал свой единственный глаз с прекрасной итальянки, чем вызвал неудовольствие племянницы. Улыбочка удалилась раньше окончания обеда, ссылаясь на то, что ее заботит больной младенец. Потемкин не удерживал, а после обеда подал руку маркизе Тиферет и повел в соседний салон, устланный великолепным ковром, согреваемый огнем камина, где горели душистые чинаровые дрова. Остальные присутствовавшие за столом сюда не пошли. Он остался наедине с прекрасной маркизой, угощая ее сладостями. Между прочим между ними произошла борьба, так как Потемкин хотел надеть на ручку красавицы браслет, осыпанный крупнейшими брильянтами, смарагдами и сапфирами. После некоторых усилий браслет, однако, был надет. Но пришел вечер. Солнце зашло. Луна выплыла над вершинами парка, и скоро ее фосфорический свет проник в окна комнаты, где все уже было подготовлено магиком. К назначенному часу появился светлейший, ведя под руку маркизу Тиферет, не без удовольствия посматривавшую на браслет, от которого так долго отказывалась. За ними полковник Бауер вел госпожу Ковалинскую, взволнованную и чем-то расстроенную. Из другой двери вышли князь и княгиня Голицыны. Мамка с нянюшкой внесли на подушках худенького, бледного, истощенного младенца. Дитя спокойно спало, подложив ручку под щечку. Шествие заключал домашний доктор с видом совершенной скромности и приятной почтительности. Калиостро уже был в комнате, с окон которой по его приказу были убраны драпировки, чтобы луна наполняла ее таинственным светом.
Лицо магика было набелено, а брови насурмлены. В руках он держал меч, рукоятка которого представляла кристальную призму. На особом столе стоял шаровидный кристальный сосуд, наполненный прозрачной жидкостью и по экватору обведенный черной широкой полосой. Эммануил с невинными голубыми глазами и льняными локонами стоял рядом. На нем была длинная до полу полотняная рубашка. Кроме лунного освещения, здесь не было другого, а потому царил таинственный сумрак.
Магик попросил поднести спящего младенца к окну так, чтобы лучный свет прямо падал на него. Бормоча заклинания, он окурил младенца сухими травами. Остатки истлевшей травы он бросил через плечо.
Потом так поднял над младенцем призму своего меча, что преломленные в ней лунные лучи озарили личико спящего дрожащей бледной радугой. Склоняя высокую тиару, магик, по-видимому, молился. Язык, на котором молился Калиостро, никому из присутствовавших не был знаком.
Затем магик приказал унести младенца.
– Ребенок выздоровеет, если лечить его буду я, – важно заявил Калиостро родителям ребенка. – Что недоступно профанской медицине, возможно медицине герметической. Это невинное дитя, – указывая на Эммануила, продолжал магик, – уже прочло при моем содействии будущее сына ваших сиятельств. Оно исполнено опасностей, превратностей, но тем большей чести и славы. Подробный гороскоп мною будет скоро составлен. Зашитый в кожаный треугольник, он должен быть всегда на груди ребенка, и вскрыть его можно будет лишь после достижения им первого критического возраста – семи лет. Теперь хочу кое-что сказать вашей светлости! – обращаясь к Потемкину, продолжал Калиостро. – На руке супруги моей я заметил драгоценный браслет. Конечно, это ваш подарок?
Потемкин недовольно поморщился. Улыбочка встрепенулась и уставила на браслет негодующий взгляд. Маркиза Тиферет, улыбаясь, подняла руку с браслетом к лунному свету, любуясь игрой камней, и обычное восклицание слетело с ее алых уст:
– А!.. Ха-а…
– Я не могу воспрепятствовать моей супруге принять этот браслет от вашей светлости, – продолжал Калиостро. – Но если вы полагаете, что для нее в редкость игра земных суетных украшений, то вы ошибаетесь. Глубины морей и недра земные отверзаются по единому слову властителя небесной мудрости. Око его видит рождение перлов в раковинах и те сокровища, которые таятся среди обломков погибших кораблей и еще огромнейшие сокровища поглощенной водами древней Атлантиды. О, князь! Если бы вы могли очистить око свое и утончить зрение, и вы могли бы созерцать эти сокровища! Там, под водами океана, высятся колонны храмов и дворцы, стены которых покрыты листами чистого золота! Там дивные статуи, кубки несравненной чеканки, мозаики, ларцы, наполненные драгоценными камнями!
– Вы складно рассказываете, господин Калиостро, – сказал Потемкин. – Но мы не достигли той степени совершенства, чтобы пренебрегать земными сокровищами. Напротив, мы их собираем, ими любуемся, хотим ими обладать. Но если сокровища морей и недр земных вы можете только видеть, а достать их сюда, на поверхность, не можете, то мы, преданные суете, этим не удовлетворимся: что толку, когда видит око, да зуб неймет?
– Вы ошибаетесь, князь. Драгоценные клады охраняют великие и могучие духи. Кто сумеет подчинить себе этих духов, тому они принесут все, что он потребует. Но дело в том, что достигший такого совершенства, чтобы ими повелевать, в силу этого презирает злато и перлы, всякую роскошь и прелесть как смрадную грязь. Поэтому никогда не потревожит скрытые богатства.
– Безвыходное положение! – насмешливо заметил князь. – А жаль. То-то камешки можно было бы надевать на ручки и шейки прелестных.
– Если око господина Калиостро во все места, где лежит благородный металл, проникает, – сказал полковник Бауер, – то, не тревожа Атлантиды, духов, стерегущих сокровища океанов и пещерных старцев, не согласится ли он поискать где-либо поближе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100