– Дайте мне руку, дочь моя, и полетим вместе! – вдруг сказал магик и протянул было руку. Но едва его пальцы коснулись Ковалинской, как она вся затряслась и отскочила от него.
– Прочь! Не прикасайтесь! Снимите эту тиару! Сбросьте эту мантию! Довольно притворства. Я знаю все! О, бесчувственный! О, коварный! О, жалкий фокусник! Вами, вами я осквернена, вся осквернена! О, Крылья Духа! О, я несчастная, несчастная, несчастная!
Госпожа Ковалинская бессильно опустила тонкие ручки и, подняв огромные глаза к звездам, красиво источала сверкающие, как перлы, крупные слезы, катившиеся по бледным щекам.
Магик пристально смотрел на Ковалинскую.
– Ганнахиил – покровительствующий дух, которого я к вам приставил, – сказал он торжественно. – Он следит за вами со дня нашего союза. Он ежечасно отчитывается о ваших мыслях и делах. Поэтому мне все известно о вашем состоянии, о сомнениях, которые вас терзают, о темном действии врагов моих, кои хотят исторгнуть вас из моих рук, зная, сколь великое поприще вас ожидает.
Но борись борись, любезнейшая дочь моя! Исповедуйся мне! Выбрось из сердца черную мглу!
– Нет, я не поддамся хитрым речам вашим, Калиостро, – решительно сказала Ковалинская, переходя от экзальтации к обычному состоянию разгневанной женщины. Ах, как я волновалась за вас, когда вы искали это пропавшее серебро светлейшего! Достойно ли вас такое упражнение? Простой ясновидящий легко проделал бы то же самое! И все это путешествие к башне и гроту! И этот ваш костюм… снимите! Я хочу видеть вас просто графом.
– Я готов исполнить ваше желание, – отвечал Калиостро, снимая тиару и мантию, кладя их на пьедестал вазы. – В эти внешние знаки облачаемся мы только для профанов. Но ваши упреки несправедливы. Не я ли говорил князю Потемкину, что поиски ворованого столового серебра – задача, недостойная меня.
– Ах, не только это! – возразила, поднося руку к виску, госпожа Ковалинская. – Не только это, а все, весь ваш тон и все магические действия, все это такого странного, дурного тона, как в ярмарочном балагане, что я не узнаю божественного Калиостро, каким созерцала его впервые среди страждущих бедняков, исцеляющего, благотворящего безвозмездно… Ах, мои мечты, мои золотые сны, куда вы улетели!
– Они возвратятся, крылатые вестники вашего возрождения! Отгоните темных искусителей от сердца вашего. Балаган, сказали вы, ярмарочный балаган! И это верно. Мы на ярмарке тщеславия, на базаре суеты, в балагане роскоши, сладострастия, мудрствования тленной славы! Мы в балагане наездников мира сего: сынов похоти, рабов князя тьмы! Мы в балагане раззолоченном и размалеванном. Так прочь же отсюда, дочь моя! Дай мне руку, и я поведу тебя в храм братства и свободы!
Калиостро широким жестом подал раскрытую руку Ковалинской. Но она не приняла.
– Я не могу верить вам, – сказала она холодно.
– Так ли глубоко темное начало сделало каменным сердце твое, дочь моя? Ты еще не веришь мне? – переспросил магик прочувствованным тоном.
– Не верю! Не верю! И не верю! – слегка притопывая ножкой, капризно повторила Ковалинская.
Магик помолчал, как бы прислушиваясь.
– Да! Да! Слышу!.. Понимаю!.. Да, Ганнахиил, да! – прошептал он. – Сейчас получил я извещение от покорного мне духа, – сказал он затем. – Выяснилось, чьи магические темные флюиды поработили ваше неопытное и неискушенное сердце. Так, узнал я в этом моего старого злодея. Я истреблю его. Со скорбью в сердце, но истреблю! Ибо то мой ученик, полученные от меня знания в силы против меня и великого дела моего направляющий.
– Ваши речи темны, Калиостро! Кто этот неприятель и предатель ваш? Кажется, я узнала, – сказала Ковалинская. – Но вы избранной женщиной меня назвали. К чему я избрана?
– Я уже говорил, что вы вступите сперва в число савских жен, светильники которых пламенеют непрестанно день и ночь. Учреждается «Союз усыновления». В этом «Союзе» Великая матерь усыновляет и удочеряет возрожденных и преображенных. Эта Великая матерь есть царица Савская, которая достигла в магии высочайшей степени, коей не могла достигнуть еще ни одна женская душа. Царица Савская – Великая матерь многих миров. Вы же из числа жен, встречающих со светильниками жениха Феникса, первой станете. Затем будете возведены неизвестными начальниками в защитницы земного шара и тысячи тысяч блаженными сделать можете. Эти-то возможности вашего возвышения внушили зависть врагам света и добра. Они наполнили сердце ваше темными сомнениями.
– Я выслушала ваши обильные речи, Калиостро, – грустно сказала Ковалинская. – Скажите, вы больше никому из женщин не обещали столь же высокого положения в «Союзе усыновления» и в степени защитницы земного шара?
– Вам одной. Только вы избраны из всех женщин!
– Вы это говорили. Но если я стану защитницей и благотворительницей многих, то смогу ли судить их и карать за преступления, измену и коварство?
– Нежное созданье! Сможете и это!
– Но что же должна я сделать и как покаран обманувшего мое к нему доверие? Уверявшего в одном а на самом деле имевшего в себе иное?
– Когда будете стараться в достижении совершенства, тогда получите силу поразить смертью того, кого вы заподозрите.
– Пусть же придет ко мне сейчас эта сила! Пусть слово мое поразит смертью низкого обманщика! – сказала Ковалинская с мертвенно-бледным лицом и горящими ненавистью глазами. И, протянув руку к груди магика, она вскричала:
– Ты лжешь. Калиостро!
Казалось, из пальцев экзальтированной месмерианки в самом деле вышла и толкнула в грудь магика некая нервная разящая сила. Он пошатнулся, и на мгновение лицо его приняло растерянное выражение. Но вслед за этим нахмурился, уперся и скрестил на груди руки.
– Ты лжешь, Калиостро! Ты нагло лжешь! – продолжала Ковалинская свистящим ревнивым шепотом. – Посмеешь ли ты отрицать, что точно такие же обещания давал ты этой курляндской дуре Шарлотте фон дер Рекке?
– А, вот что! – сказал магик спокойно и улыбнулся.
Эта улыбка вывела Ковалинскую из себя.
– Ты смеешься! – проскрежетала она. – Будешь ли ты отрицать, что пишешь, хотя и безграмотные, но нежнейшие итальянские письма, называешь ее дорогой сестрицей и всюду показываешь, какая между вами интимная близость? И в то же время обольщаешь меня красивыми словами и обещаниями! Называешь единой избранницей! Вот письмо твое! – вынимая исписанный листок и протягивая его магику, продолжала Ковалинская. – Посмей утверждать, что не ты его писал.
Магик посмотрел на письмо.
– Да, не я писал эти строки, – сказал он.
– Силы небесные! Он продолжает лгать! Да ведь это письмо было вложено в один пакет с письмом самой Шарлотты фон дер Рекке к Катерине Ивановне Нелидовой.
– И все-таки не я писал его, – повторил магик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100