<После войны мне доверили руководство детским
домом для детей, оставшихся без родителей. Типовых
зданий тогда не было. Дети ютились в домиках, раз-
бросанных на территории поселка в глубине Белорус-
ского Полесья. Обеспечить каждый домик няней или
воспитателем было невозможно. Вот тогда стихийно
возникла идея образования <семей>, состоящих из
детей от 5 до 15 лет. <Семью> в 10-11 человек воз-
главляли старшие по возрасту <братья> и <сестры>.
Правда, тогда мальчики и девочки жили отдельно.
<Семьи> мальчиков и девочек помогали одна другой.
Хозяйственную работу выполняли мальчики. Они заго-
товляли дрова, чинили мебель, приносили воду. Де-
вочки в свою очередь шили белье, гладили, стирали,
чинили.
Чтобы еще больше приблизить эти микрогруппы
к семье, мы разыскивали в других детских домах
братьев и сестер детей нашего дома, разметанных
войной. Все это помогало устранить чувство безродства,
которое охватывало выбывающих воспитанников. Они
оставались членами <семьи>.
Опыт этого дома моделью не стал. Так же как не ста-
ли ею и другие детские дома, в которых оказалось
место для нестандартной жизни. В конце пятидесятых
годов еще оставались немногие маленькие детские до-
ма, где можно было избежать казенного существова-
ния, присущего монументальным воспитательным уч-
реждениям. Помню детский дом в Ленинграде в ста-
ром особнячке, там стояла сразу же после войны со-
бранная где-то не стандартная, не учрежденческая
мебель. И эти неожиданные пузатые комодики, какие-
то допотопные ореховые гардеробы создавали ощу-
щение дома. Помню маленький детский дом в Горь-
ком, где ребята могли зайти на кухню и сказать:
<Тетя Маша, я от голода умираю>. И добрейшая те-
тя Маша, ворча для порядка, что вот обед через
полчаса, уже намазывала кусочек хлеба маслом.
А потом этих детских домов не стало. Мы начали созда-
вать типовые школы-интернаты. Гигантомания, кото-
рой болела вся страна, не могла не охватить и нароб-
раз. Все должно было быть масштабным и величе-
ственным. Исчезали небольшие колхозы, закрывались
маленькие заводики, ликвидировались пекарни при
булочных. И маленькие школы закрывались в селах,
которые в бумагах именовались чудовищным словом
<неперспективные>, и детские дома в особнячках ис-
чезали часто вместе с особнячками.
Мир думал об идее семейного воспитания осиротев-
ших детей, о том, чтобы дети не жили в казарменных
спальнях и не ели в столовых армейского типа, а мы
строили типовые коробки, где классная комната и
спальня абсолютно ничем не отличались друг от друга.
Те огромные спальни с рядами кроватей, от вида кото-
рых Гмайнер когда-то приходил в ужас, становились
единственным <домом> наших детей. Типовые здания
породили типовой интернатский стиль жизни, а в нем
не только места не было для семейной атмосферы, а
и самого маленького уголочка, где бы ребенок хотя
бы на полчаса мог побыть один со своими мыслями.
Где в школе можно найти такое место? А мы для жи-
лого здания школы-интерната взяли чуть-чуть транс-
формированную школьную блочную коробку.
Ну теперь-то и неискушенному нашему читателю
ясно, что детям, по той или иной причине оставшим-
ся без родителей, нужны условия, приближенные к се-
мейным. На эту тему так много написано и так много
сказано, что и доказывать не надо: чем ближе к
семье - тем лучше. Так родилась у нас прекрасная
идея создания детских домов семейного типа. Пре-
красная хотя бы потому, что это была первая смелая
(и я уверена, не последняя) попытка нарушить уны-
лое однообразие, однотипность системы детских уч-
реждений для сирот.
Но смотрите, как развивалась гмайнеровская мо-
дель: вначале один-единственный дом, потом - три,
пять, и только тогда стало ясно, что речь может идти
о второй детской деревне. Так, шаг за шагом, от до-
ма к дому, от деревни к деревне, в которые привноси-
лось что-то новое, но неизменными оставались че-
тыре педагогических принципа, росла и завоевывала
признание гмайнеровская модель.
Гмайнер начинал с шиллинга, с первого дома, с по-
пытки. Мы - с постановления Совета Министров СССР
о строительстве семейных детских домов - детских
городков. Ну ладно, постановление - это дань труд-
ным привычкам прошлого и пока еще хотя бы малая
помощь преодолеть бюрократические преграды. Но
сразу тридцать? Не отработав, не проверив, не про-
чувствовав на опыте? Ведь мы изобрели свой отече-
ственный педагогический велосипед, и если он на хо-
ду окажется тяжеловесен и неудобен? Опять на ходу
и переделывать?
Гмайнеровский опыт поучителен тем, что он не на-
саждался сверху даже самым революционным и гу-
манным постановлением, тем, что в начале каждой
новой детской деревни стоял человек (как во Фран-
ции) или группа людей (как в ФРГ), которые, убедив-
шись в преимуществах этой модели, захотели пере-
нести ее на свою почву.
Если бы мы захотели учиться на чужом опыте, если
бы история дела Гмайнера научила нас, что педаго-
гические модели - дело штучное и требующее, как
показывает история педагогики, не меньшей провер-
ки, чем опыты в других областях...
IV
Самые долгие - первые впечатления. Первая
семья, в которую я попала в Австрии, - семья Урсу-
лы Холубар, которая живет и работает в Хинтербрюле.
И тот день помню, как сегодня.
На кухне хлопает дверь холодильника.
- Ма! У нас сегодня мороженое?
Это Николь, которая все свои карманные деньги
переводит на сладости.
- Мутти, я ухожу.
- А уроки?
Это Даниэла, которая больше всего в жизни ценит
самостоятельность.
Открывается входная дверь.
- Голоден? - спрашивает фрау Холубар и, не до-
жидаясь ответа, поднимается, чтобы идти на кухню.
- Сиди, я сам справлюсь.
Это Хорст, который уже зарабатывает деньги и
живет отдельно, но совсем рядом и поэтому забегает
домой каждый день.
Мы смотрим семейные фотографии. На них - лет-
ние путешествия: <это еще наша старая машина>, име-
нинные торты с традиционными свечками, которые за-
дувают дети и их гости, мамины дни рождения, на кото-
рые собираются разлетевшиеся из дома дети. Мы
смотрим фотографии в большой гостиной, где едят
по воскресеньям и праздникам, а в будни - на
кухне.
Кухня отделена от гостиной одинаковым для всех
детских деревень рациональным открытым окошеч-
ком, и видно, как за кухонным столиком обедают стар-
шие. Слышен голос Петры, которая в эти дни сдает
экзамены на парикмахера. <Я уже валюсь с ног. Не
знаю, как я выдержу этот стресс)>
- В наше время, - говорит Урсула Холубар, -
мы и слова такого - стресс - не знали. И с ног не ва-
лились. Хотя экзамен у нее действительно очень
сложный.
Младшие уже пообедали, и мы пьем кофе в гости-
ной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53