Позже большинство этих книг были использовано на
переплеты позднее изданных книг.
Карамзин писал про Петра Великого, что при нем русские, принадлежавшие к
верхам общества, "стали гражданами вселенной и перестали быть гражданами
России". В эпоху Петра зарождается обличительная литература, ставящая своей
целью борьбу с национальной верой, национальной формой власти и национальной
культурой. Таковы все писатели Петровской поры, Татищев, Феофан Прокопович и
Посошков. Взгляды Феофана Прокоповича и Татищева складываются под влиянием
европейских рационалистов, Фонтеля, Бейля, Гоббса и Пуффендорфа.
Переводная литература самым разлагающим образом действует на головы
русского юношества. Интересное свидетельство мы находим в "Истории России"
Соловьева. Серб Божич с удивлением говорит суздальскому Митрополиту Ефрему
(Янковичу):
"Мы думали, что в Москве лучше нашего благочестие, а вместо того худшее
иконоборство, чем у лютеран и кальвинов: начинается какая-то новая ересь, что не
только икон не почитают, но и идолами называют, а поклоняющихся заблудшими и
ослепленными. Человек, у которого отведена мне квартира, какой-то лекарь и,
кажется, в политике не глуп, а на церковь православную страшный хулитель, иконы
святые и священнический чин сильно унижает: всякий вечер приходят к нему русские
молодые люди, сказываются учениками немецкой школы, которых он поучает своей
ереси, про священнический чин, про исповедь и причастие так ругательно говорит,
что и сказать невозможно". (65)
"Как давно сын твой стал отвратен от святой церкви и от икон", — спросил
у Евдокии Тверитиной в 1708 году священник Иванов.
Евдокия Тверитинова ответила:
"Как от меня отошел прочь и стал искать науку у докторов и лекарей
немецкой слободы".
То есть, когда пошел по проложенному Петром I гибельному пути.
XXII. "ПТЕНЦЫ ГНЕЗДА ПЕТРОВА" В СВЕТЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРАВДЫ
Долгорукий, человек эпохи Тишайшего Царя, сравнивая Петра с его отцом,
сказал:
"Умные государи умеют и умных советников выбирать и их верность
наблюдать".
Умел ли выбирать себе умных и честных советников Петр? Нет, никогда не
умел. Его правительство по-своему нравственному и деловому признаку несравненно
ниже правительства его отца, про которое историк С. Платонов писал:
"Правительство Алексея Михайловича стояло на известной высоте во всем
том, что ему приходилось делать: являлись способные люди, отыскивались средства,
неудачи не отнимали энергии У делателей, если не удавалось одно средство, — для
достижения цели искали новых путей. Шла, словом, горячая, напряженная
деятельность, и за всеми этими деятелями эпохи, во всех сферах государственной
жизни видна нам добродушная и живая личность царя".
Петра постигла судьба всех революционеров: его соратники почти все
нравственно очень неразборчивые люди: для того, чтобы угодить своему владыке они
готовы на все. Своего главного помощника Александра Меньшикова он аттестует так
в написанном Екатерине письме: "Меньшиков в беззаконии зачат, в грехах родила
мать его и в плутовстве скончает живот свой".
Птенцы "Гнезда Петрова", по характеристике историка Ключевского,
почитателя "гения" Петра, выглядят так:
"Князь Меньшиков, отважный мастер брать, красть и подчас лгать. Граф
Апраксин, самый сухопутный генерал-адмирал, ничего не смысливший в делах и не
знакомый с первыми зачатками мореходства ... затаенный противник преобразований
и смертельный ненавистник иностранцев. Граф Остерман... великий дипломат с
лакейскими ухватками, который в подвернувшемся случае никогда не находил сразу,
что сказать, и потому прослыл непроницаемо скрытным, а вынужденный высказаться —
либо мгновенно заболевал послушной томотой, либо начинал говорить так загадочно,
что переставал понимать сам себя, робкая и предательски каверзная душа...
Неистовый Ягужинский... годившийся в первые трагики странствующей
драматической труппы и угодивший в первые генерал-прокуроры сената".
Назначенный Петром местоблюстителем патриаршего престола Стефан Яворский
на глазах молящихся содрал венец, с чудотворной иконы Казанской Божьей Матери.
Говорил, что иконы — простые доски. Неоднократно издевался над Таинством
Евхаристии.
"Под высоким покровительством, шедшим с высоты Сената, — пишет
Ключевский, — казнокрадство и взяточничество достигли размеров небывалых раньше,
разве только после".
При жизни Петра "птенцы гнезда Петрова" кощунствовали, пьянствовали,
крали где, что могли. Один Меньшиков перевел в заграничные банки сумму, равную
почти полутора годовому бюджету всей тогдашней России.
В "Народной Монархии" И. Солоневич ставит любопытный вопрос, что бы стали
делать в окружении Петра люди, подобные ближайшим помощникам царя Алексея, как
Ордин-Нащокин, Ртищев, В. Головнин и другие. И приходит к выводу, что этим
даровитым и образованным людям не нашлось бы места около Петра, так как не
находится места порядочным и образованным людям современной России в
большевистском Центральном Комитете.
Всякая революция есть ставка на сволочь и призыв сволочи к власти. Всякая
революция неизбежно имеет своих выдвиженцев. Эти выдвиженцы состоят обычно из
людей без совести. Увлеченный Западом, "Петр, — по справедливому выражению И.
Солоневича, — шарахался от всего порядочного в России и все порядочное в России
шарахалось от него". Поставим вопрос так, как ни один из наших просвещенных
историков поставить не догадался, — пишет И. Солоневич, — что, спрашивается,
стал бы делать порядочный человек в петровском окружении? Делая всяческие
поправки на грубость нравов и на все такое в этом роде, не забудем, однако, что
средний москвич и Бога своего боялся, и церковь свою уважал, и креста,
сложенного из неприличных подобий, целовать во всяком случае не стал бы.
В Москве приличные люди были. Вспомните, что тот же Ключевский писал о
Ртищеве, Ордин-Нащокине, В. Головнине — об этих людях высокой религиозности и
высокого патриотизма, и в то же время о людях очень культурных и образованных.
Ртищев, ближайший друг царя Алексея, почти святой человек, паче всего
заботившийся о мире и справедливости в Москве. Головнин, который за время
правления царицы Софьи построил в Москве больше трех тысяч каменных домов и
которого Невиль называет великим умом "любимым ото всех". Блестящий дипломат
Ордин-Нащокин, корректность которого дошла до отказа нарушить им подписанный
Андрусовский договор. Что стали бы делать эти люди в "Петровском гнезде"?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
переплеты позднее изданных книг.
Карамзин писал про Петра Великого, что при нем русские, принадлежавшие к
верхам общества, "стали гражданами вселенной и перестали быть гражданами
России". В эпоху Петра зарождается обличительная литература, ставящая своей
целью борьбу с национальной верой, национальной формой власти и национальной
культурой. Таковы все писатели Петровской поры, Татищев, Феофан Прокопович и
Посошков. Взгляды Феофана Прокоповича и Татищева складываются под влиянием
европейских рационалистов, Фонтеля, Бейля, Гоббса и Пуффендорфа.
Переводная литература самым разлагающим образом действует на головы
русского юношества. Интересное свидетельство мы находим в "Истории России"
Соловьева. Серб Божич с удивлением говорит суздальскому Митрополиту Ефрему
(Янковичу):
"Мы думали, что в Москве лучше нашего благочестие, а вместо того худшее
иконоборство, чем у лютеран и кальвинов: начинается какая-то новая ересь, что не
только икон не почитают, но и идолами называют, а поклоняющихся заблудшими и
ослепленными. Человек, у которого отведена мне квартира, какой-то лекарь и,
кажется, в политике не глуп, а на церковь православную страшный хулитель, иконы
святые и священнический чин сильно унижает: всякий вечер приходят к нему русские
молодые люди, сказываются учениками немецкой школы, которых он поучает своей
ереси, про священнический чин, про исповедь и причастие так ругательно говорит,
что и сказать невозможно". (65)
"Как давно сын твой стал отвратен от святой церкви и от икон", — спросил
у Евдокии Тверитиной в 1708 году священник Иванов.
Евдокия Тверитинова ответила:
"Как от меня отошел прочь и стал искать науку у докторов и лекарей
немецкой слободы".
То есть, когда пошел по проложенному Петром I гибельному пути.
XXII. "ПТЕНЦЫ ГНЕЗДА ПЕТРОВА" В СВЕТЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРАВДЫ
Долгорукий, человек эпохи Тишайшего Царя, сравнивая Петра с его отцом,
сказал:
"Умные государи умеют и умных советников выбирать и их верность
наблюдать".
Умел ли выбирать себе умных и честных советников Петр? Нет, никогда не
умел. Его правительство по-своему нравственному и деловому признаку несравненно
ниже правительства его отца, про которое историк С. Платонов писал:
"Правительство Алексея Михайловича стояло на известной высоте во всем
том, что ему приходилось делать: являлись способные люди, отыскивались средства,
неудачи не отнимали энергии У делателей, если не удавалось одно средство, — для
достижения цели искали новых путей. Шла, словом, горячая, напряженная
деятельность, и за всеми этими деятелями эпохи, во всех сферах государственной
жизни видна нам добродушная и живая личность царя".
Петра постигла судьба всех революционеров: его соратники почти все
нравственно очень неразборчивые люди: для того, чтобы угодить своему владыке они
готовы на все. Своего главного помощника Александра Меньшикова он аттестует так
в написанном Екатерине письме: "Меньшиков в беззаконии зачат, в грехах родила
мать его и в плутовстве скончает живот свой".
Птенцы "Гнезда Петрова", по характеристике историка Ключевского,
почитателя "гения" Петра, выглядят так:
"Князь Меньшиков, отважный мастер брать, красть и подчас лгать. Граф
Апраксин, самый сухопутный генерал-адмирал, ничего не смысливший в делах и не
знакомый с первыми зачатками мореходства ... затаенный противник преобразований
и смертельный ненавистник иностранцев. Граф Остерман... великий дипломат с
лакейскими ухватками, который в подвернувшемся случае никогда не находил сразу,
что сказать, и потому прослыл непроницаемо скрытным, а вынужденный высказаться —
либо мгновенно заболевал послушной томотой, либо начинал говорить так загадочно,
что переставал понимать сам себя, робкая и предательски каверзная душа...
Неистовый Ягужинский... годившийся в первые трагики странствующей
драматической труппы и угодивший в первые генерал-прокуроры сената".
Назначенный Петром местоблюстителем патриаршего престола Стефан Яворский
на глазах молящихся содрал венец, с чудотворной иконы Казанской Божьей Матери.
Говорил, что иконы — простые доски. Неоднократно издевался над Таинством
Евхаристии.
"Под высоким покровительством, шедшим с высоты Сената, — пишет
Ключевский, — казнокрадство и взяточничество достигли размеров небывалых раньше,
разве только после".
При жизни Петра "птенцы гнезда Петрова" кощунствовали, пьянствовали,
крали где, что могли. Один Меньшиков перевел в заграничные банки сумму, равную
почти полутора годовому бюджету всей тогдашней России.
В "Народной Монархии" И. Солоневич ставит любопытный вопрос, что бы стали
делать в окружении Петра люди, подобные ближайшим помощникам царя Алексея, как
Ордин-Нащокин, Ртищев, В. Головнин и другие. И приходит к выводу, что этим
даровитым и образованным людям не нашлось бы места около Петра, так как не
находится места порядочным и образованным людям современной России в
большевистском Центральном Комитете.
Всякая революция есть ставка на сволочь и призыв сволочи к власти. Всякая
революция неизбежно имеет своих выдвиженцев. Эти выдвиженцы состоят обычно из
людей без совести. Увлеченный Западом, "Петр, — по справедливому выражению И.
Солоневича, — шарахался от всего порядочного в России и все порядочное в России
шарахалось от него". Поставим вопрос так, как ни один из наших просвещенных
историков поставить не догадался, — пишет И. Солоневич, — что, спрашивается,
стал бы делать порядочный человек в петровском окружении? Делая всяческие
поправки на грубость нравов и на все такое в этом роде, не забудем, однако, что
средний москвич и Бога своего боялся, и церковь свою уважал, и креста,
сложенного из неприличных подобий, целовать во всяком случае не стал бы.
В Москве приличные люди были. Вспомните, что тот же Ключевский писал о
Ртищеве, Ордин-Нащокине, В. Головнине — об этих людях высокой религиозности и
высокого патриотизма, и в то же время о людях очень культурных и образованных.
Ртищев, ближайший друг царя Алексея, почти святой человек, паче всего
заботившийся о мире и справедливости в Москве. Головнин, который за время
правления царицы Софьи построил в Москве больше трех тысяч каменных домов и
которого Невиль называет великим умом "любимым ото всех". Блестящий дипломат
Ордин-Нащокин, корректность которого дошла до отказа нарушить им подписанный
Андрусовский договор. Что стали бы делать эти люди в "Петровском гнезде"?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40