II

Глубочайший овраг начинается с маленькой трещины в земле. Ошибка,
совершенная государственным деятелем очень часто вырастает впоследствии в
гигантскую катастрофу. В своем жизнеописании отца Петра I, историк Костомаров
делает правильный вывод. "В истории, как в жизни, раз сделанный промах влечет за
собою ряд других, и испорченное в нисколько месяцев и годов, исправляется целыми
веками".
Как на пример поразительного антиисторического подхода, можно указать на
следующее заключение Ключевского:
"С поворота на этот притязательный путь (то есть путь Петра Первого),
государство стало обходиться народу в несколько раз дороже прежнего и без
могучего подъема производительных сил России, совершенного Петром, народ не
оплатил бы роли, какую ему пришлось играть в Европе".
Возникает вопрос, а для чего это русскому народу нужно было во что бы то
ни стало играть какую-то роль в Европе? Разве немцы развивали свое государство
для того, чтобы играть роль во Франции, а французы в Германии. Неужели для этой
роли необходимо было, чтобы русский народ изнывал в непосильных тяготах на
содержание непомерно разросшегося бюрократического аппарата и безумных трат на
фабрики и заводы, большинство которых прекратило свое существование вскоре после
Петра I. Ведь сам же Ключевский двумя страницами ранее, подводя итог
"достижениям" новой, европеизированной Петром I, России, пишет:
"Все эти неправильности имели один общий источник — несоответственное
отношение высшей политики государства к внутреннему росту народа: народные силы
в своем развитии отставали от задач, становившихся перед государством,
вследствие его ускоренного внешнего роста, духовная работа народа не поспевала
за материальной деятельностью государства. Государство пухло, а народ хирел".
Таков был итог Петровской революции — "государство пухло, а народ хирел".
Вот к чему привело стремление играть роль в Европе, вместо того, чтобы
планомерно развивать политические и экономические силы страны. Но признавшись,
что итогом деятельности Петра и созданного им направления, при котором правители
больше старались играть роль в Европе, чем заниматься улучшением жизни народа,
было подчинение внутренних интересов вопросам внешней политики государства,
Ключевский, как и все видные русские историки, отнюдь не применяет того критерия
к революционной деятельности Петра I, который применяет Костомаров к Московской
Руси, замечая, что "в истории, как и в жизни, раз сделанный промах ведет за
собой ряд других и испорченное в несколько месяцев и годов, исправляется целыми
веками".
Ключевский, как и все другие русские историки, принадлежал к лагерю
русской интеллигенции, исторически порожденной революцией Петра и потому не
желал осуждать своего духовного отца. В результате в русской историографии
восторжествовал принцип двух критериев: один критерий применялся при оценке
Московской Руси и другой для Петровского периода. За что осуждали Московскую
Русь, за то хвалили Петербургский период. Короче говоря, вместо того, чтобы
руководиться исторической истиной, историки стали руководствоваться своими
политическими симпатиями и антипатиями. История была заменена политическими
соображениями.
У большевиков тоже "государство пухнет, а народ хиреет". Возникает
естественный вопрос, как же разобраться, когда же бывает хорошо и когда плохо,
"когда государство пухнет, а народ хиреет". И можно ли вообще государственных
деятелей, доводящих государство и народ до такого состояния называть "Великими"
или "гениальными". Ни дореволюционные, ни советские, ни эмигрантские историки на
эти вопросы ответить не могут, потому что они обычно прибегают к двум, а не к
единому нравственному критерию. Одни и те же действия они расценивают двояко, в
зависимости от того, что их сердцу люб и кто ненавистен.
Но там, где действует чувство или политическое пристрастие, там нет места
исторической истине. Историческую истину о прошлом русского народа смогут
восстановить только историки, которые будут во всех случаях руководиться только
одним и тем же нравственным принципом. Только тогда русская история освободится
от огромного числа исторических и политических мифов, созданных "русской"
историографией, развивавшейся под влиянием занесенных русским масонством
чужеродных европейских политических идей. Сейчас же, и в России, и в эмиграции,
большинство русских людей находится в плену у исторических и политических мифов.
В таком положении находятся не только левые круги эмиграции, но и правые круги,
люди так называемого национального лагеря, в большинстве своем, как девочка из
рассказа Салтыкова-Щедрина, не знающие, "где правая и где левая сторона".
Поэтому они равно верят мифу о Петре как спасителе России. Вот почему в
правых кругах царит такая потрясающая путаница в мировоззрении и вот почему у
правых очень часто оказываются одни и те же кумиры, что и у левых.

III

Даже такой убежденный западник, как профессор Г. Федотов, и тот признает,
что:
"Петру удалось на века расколоть Россию: на два общества, два народа,
переставших понимать друг друга. Разверзлась пропасть между дворянством (сначала
одним дворянством) и народом (всеми остальными классами общества) — та пропасть,
которую пытается завалить своими трупами интеллигенция XIX века. Отныне рост
одной культуры, импортной, совершается за счет другой — национальной. Школа и
книга делаются орудием обезличения, опустошения народной души. Я здесь не
касаюсь социальной опасности раскола: над крестьянством, по безграмотности своей
оставшимся верным христианству и национальной культуре, стоит класс господ,
получивших над ними право жизни и смерти, презиравших его веру, его быт, одежду
и язык и, в свою очередь презираемых им. Результат приблизительно получился тот
же, как если бы Россия подверглась польскому или немецкому завоеванию, которое
обратив в рабство туземное население, поставило бы над, ним класс
иноземцев-феодалов, лишь постепенно, с каждым поколением поддающихся обрусению".
(81)
В книге Г. Федотова "И есть и будет" ("Размышления о России и революции")
мы встречаем такие признания:
"Россия с Петра перестала быть понятной русскому народу. Он не
представлял себе ни ее границ, ни ее задач, ни ее внешних врагов, которые были
ясны и конкретны для него в Московском Царстве. Выветривание государственного
сознания продолжалось беспрерывно в народных массах Империи".
"Петровская реформа, как мокрой губкой, стерла родовые воспоминания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40