— Ишь ты, чертова кукла! — говорит Конев. — Бомба!
...Подшкипер на судно привез свежей зелени, мяса, баранов закупили, живых быков и свиней.
Через два дня начались работы. Матросы чинили паруса, конопатили баргоут, красили палубные надстройки и бриг. За сорок семь дней снасти ослабли. Все разболталось. Надо было все снова скрепить, сбить, стянуть, предстоял переход вокруг мыса Горн в Тихий океан.
Консул предупредил Невельского, что через неделю в Рио-де-Жанейро празднество. Состоится военный парад, а потом прием у императора, и что таким образом предоставляется Невельскому удобный случай исполнить поручение его высочества и сказать несколько почтительных слов о тех чувствах, которые к его величеству питает российский император.
В Европу отходило почтовое судно. В белом домике, окруженном пальмами и утопающем в цветах и зелени, Невельской оставил у консула письмо для отправки в Иркутск Муравьеву.
«Покорнейше прошу вас, Николай Николаевич, — писал Невельской, — принять все возможные меры для получения мной в Петропавловске инструкции на опись устьев Амура, которой у меня нет. Со своей стороны я уже сделал все возможное. Теперь, когда „Байкал“ прибыл в Рио-де-Жанейро раньше срока, я могу с уверенностью сказать, что к весне буду на Камчатке. Все лето будущего года у меня остается свободным для исследований».

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
НЕЗАВИСИМЫЕ ГИЛЯКИ
Глава тридцать девятая
У МОРЯ

Чумбока поднялся на холм. Открылся широкий, тихий, спокойный и гладкий залив Иски, окруженный узкими косами. Вдали на песках курились дымки.
А за песками белело и бурлило большое синее море...
Чумбока спустился под обрыв, сел в лодку, взялся за весла и переехал залив. Вскоре на косе Иски стали видны лачуги гиляков.
Коса Иски — узкая полоса песка, голая, безлесая. Она отходит от материка и уходит в море, окружая залив Иски.
Гиляки, в нерпичьих юбках, с трубками, толстощекие и веселые, вылезали из своих жилищ. Они радушно встретили Чумбоку. В гостях у искайцев жили гиляки с Удда, свои.
— Ну, как, — хрипел лохматый чернолицый Хурх, — убил зверя?
— Убил, надо за мясом ехать... На удобное место его выгнал, раненного, и копьем убил. Речка близко. Можно по воде подъехать, забрать тушу.
Гиляки послали молодых парней за мясом.
Лодка с темным кожаным парусом пошла по заливу.
Залив был спокоен, а по другую сторону острова море шумело и ревело. Грохот его отчетливо слышался в деревне гиляков, которая приютилась под голым гребнем песчаной косы на подветренной стороне у берега тихого залива. От деревни в обе стороны далеко-далеко тянулись узкие желтые пески острова... В той стороне, где устье Мангму, видны синие гористые мысы. Туда тянутся песчаные узкие острова, как продолжение косы Иски. Залив мелкий. Тут много рыбы.
Чумбока переехал через пролив и вылез на острове.
Вскоре приехали гиляки, привезли мясо.
...Море шумело. В пене и брызгах зеленые волны врывались на песчаную отмель. Белые гребни, все возвышаясь, бескрайной чередой ползли из туманной дали, с грохотом забегали на косу; кипя и бурля, вода неслась вперед, подымалась и вдруг со страшной силой ударяла в крутую и высокую песчаную стену, выбитую морем в острове и обрывом возвышавшуюся над чертой прибоя. Тучи чаек с криками носились в воздухе над кипевшей водой.
«Это не амурские волны. Это бушует Синяя вода», — думает Чумбока.
Целыми днями Чумбока мог просиживать на берегу, глядя на море.
Море! Как, бывало, стремился к нему Чумбока! А теперь добрался до моря, но оно уже не радует.
«На что мне теперь море! Нет радости ни от моря, ни от морских зверей. Вот они прыгают в волнах. Белые звери все прыгают, только спину показывают, и ничего хорошего в этом нет. Даже надоедает. А вон кит воду пускает. Красиво, конечно. Этого я раньше никогда не видел. Любопытно все-таки смотреть, как кит играет... А вот что там, в глубине моря, там, где нет берегов и не видно конца воде, а только туман? Подумать страшно, сколько тут воды!» Чумбока вглядывается в даль, на миг забывается, по тотчас снова вспоминает свое горе... «Зачем мне море, когда я по родным местам скучаю!»
В отлив и безветрие желтая речная вода из Мангму подходит к острову. И тогда кажется, что все море превращается в сплошную реку до горизонта. И вода становится пресной, вкусной. С горечью и любовью смотрел Чумбока на родные воды.
«Вон веточку тальника течением принесло к голому гиляцкому острову. Желтая вода к нам подошла. Желтая речная вода из Мангму сюда то приходит, то уходит. Из-за этого дальше уезжать не хочется. Наша желтая вода. Своя, родная, совсем не такая, как зеленая морская вода, в которой живут белые и сивые звери и плавают косматые гиляки на лодках. И, может быть, эта ветка из родной деревни, из Онда или с Гэнгиэна. Может быть, короткие минуты моего счастья эта веточка видала».
Он вспомнил Одаку, и слезы отчаяния выступили на его глазах. Какая кроткая, смирная и добрая она была! Закон рода погубил ее.
...Гиляк Тыген ходил по берегу и с сожалением качал головой, глядя на тоскующего парня. Он не мог видеть страданий своего друга. Тыген чуть повыше Чумбоки. У него широкое лицо, широкие плечи, короткие руки и ноги. Он в кожаной рубахе. Его темные волосы не заплетены в косичку, как у Чумбоки, а свободно зачесаны назад. Глаза серые, спокойные. Над верхней губой чуть пробиваются усики.
— Зачем всегда скучаешь? Забудь свою печаль, — подсел Тыген. — Посмотри вокруг — как у нас хорошо. Может быть, тебе легче станет. Ты с охоты вернулся и опять затосковал. Чаще с нами езди на море. Хочешь, поедем на Коль? Знаешь, что значит слово «коль»? Это все равно что ваш хала. Там у нас скалы высокие, мыс такой в море выдался. Там корень нашего рода Ньегофин. Поэтому и место зовется — Коль. Когда день солнечный, там сивучей много на камнях бывает. Можно убить сивуча.
«Что мне сивучи!» — думал Чумбока.
Но в солнечный день он ехал с Тыгеном на лодке по пляшущим зеленым волнам. На обломках скал, греясь на солнышке, лежали громадные сивые ластоногие звери. Их били из больших луков, вроде тех, что брал когда-то с собой в тайгу, идя охотиться на медведей и оленей, покойный Локке, отец жены Удоги... И опять, как при всяком воспоминании о доме, о родных о былом, — щемило сердце.
— Бей! — кратко бросал Тыген.
Охотники выскакивали из-за укрытия. Сивучи с ревом кидались в воду. Море грохотало и пенилось. Раненый сивуч бился, умирая на песках.
— Ловко попал! — восхищался Тыген. — В это время я ни за что не поехал бы на охоту, если бы не ты... А ты, однако, раньше на сивучей не охотился? А теперь научился!
В эту теплую осеннюю пору, когда ветер дует с суши на море и от этого на душе становится удивительно легко, Тыген не любил работать и охотиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115