– И если он в ближайшее время не сможет выдать ее замуж, проблемы неизбежны. Кловис, ведь ты не женат? А дальше может быть хуже.
– Жениться на собственной племяннице? О чем вы говорите? – поднял он брови.
– Да не на Сабине, – поморщилась Аннунсиата, легонько толкая его. – Что ты скажешь о мисс Нэн?
– Или мисс Фрэнсис? – спросил Кловис. – Или об обеих? Вы сторонница полумер, мадам?
– О нет! Мисс Фрэнсис любит Фрэнка, неужели ты не понял?
– Нет, я ничего не заметил. Аннунсиата выглядела польщенной.
– Женщины более наблюдательны, нежели мужчины. Я вижу все и делаю только правильные выводы.
На эти слова Хлорис, шедшая сзади с Джорджем, печально покачала головой.
Глава 4
Когда в сентябре начался сезон, Ральф отказался ехать в Лондон, мотивируя это тем, что Кловиса видел совсем недавно и тот прекрасно справится со всем без него, а больше в Лондоне и делать нечего. Аннунсиата пришла в ярость, потому что срок ее беременности не позволял отправиться в такое путешествие одной. Следовательно, она должна была остаться в Йоркшире, тогда как все приличное общество соберется в Лондоне. Но она ничего не могла с этим поделать. На самом деле Йорк, почти полностью разрушенный во время гражданской войны, постепенно восстанавливался – не как фабричный центр, а как центр моды, и очень много приличных семей жили или в самом городе, или в его окрестностях. Регулярные ярмарки привлекали в город многих, и в течение всего сезона там часто проходили концерты, балы и приемы. При желании Аннунсиата могла бы стать первой дамой общества.
Но, раздраженная и сердитая на весь свет, она не выходила из дома, жалуясь на погоду, на скуку и на то, что не может пойти на охоту. Ральф постоянно пытался развлечь жену и скрасить ее пребывание в деревне, устраивая различные приемы и заказывая у самого лучшего каретного мастера Йорка маленькие коляски, в которых она могла бы прогуливаться по поместью. Но Аннунсиата только бросала на мужа злобные взгляды и говорила, что дороги в поместье настолько плохи, что в ее положении ездить верхом гораздо безопаснее, нежели кататься в этих колясках.
Ральф, как всегда ранней осенью, был очень занят многочисленными делами фермы, а также обязанностями хозяина поместья и мирового судьи, так что большую часть времени проводил вне дома. У Аннунсиаты тоже было немало забот она должна была вести дела не только поместья Шоуз, включая всю городскую собственность, которая досталась ей в наследство от матери, но и дела поместья Чельмсфорд, ожидавшего совершеннолетия Джорджа. Ежедневные хлопоты по дому Морлэндов она все больше и больше перекладывала на плечи Элизабет, и в результате, когда не была занята финансовыми делами, наконец-то смогла уделить больше времени детям.
Хьюго и Джордж были защищены от пристального внимания матери занятиями с отцом Сент-Мором, а Мартин, которому уже стукнуло пятнадцать, в свободное от уроков время часто уезжал с отцом, вникая в дела своего будущего поместья. Но ничто не мешало Аннунсиате заставить Дейзи с Арабеллой постигать хорошие манеры и дворцовый этикет. Все остальное время Аннунсиата развлекалась, играя с Рупертом и его молочным братом Майклом – Чарльз был слишком мал, чтобы интересовать ее. В хорошую погоду она гуляла в садах и землях Морлэнда, а если нервничала больше обычного, то уходила подальше в поля, сопровождаемая одним слугой, которому строго-настрого наказывалось соблюдать дистанцию, чтобы она могла чувствовать себя в одиночестве.
Когда темнота приковывала ее к дому, а Ральфа еще не было, вечера казались особенно унылыми. Именно в это время она впервые обнаружила истинную ценность своего приемного сына Мартина. Он был интеллигентным мальчиком, и, в отличие от детей, которые увлекались игрушками, был без ума от книг. Мартин чутко улавливал настроение мачехи и всегда готов был развлечь ее. Аннунсиата находила в нем интересного собеседника. Его образование под руководством отца Сент-Мора было достаточно разносторонним, и часто они втроем вели жаркие дискуссии по различным проблемам философии, литературы или астрономии. Мартин разделял ее интерес к архитектуре, и они провели множество темных длинных вечеров, чертя планы перестройки поместья, которую Аннунсиата намеревалась предпринять, как только освободится от своего теперешнего состояния.
Когда все остальное успевало наскучить, оставалась музыка. Мартин очень недурно играл на гобое, хотя и не обладал хорошим голосом, но, когда хотелось послушать пение, Аннунсиата всегда могла позвать своего ангела Джорджа. И часто, когда мальчики играли и пели для нее, она, скрестя руки на коленях и уставившись в огонь, воскрешала в сердце картины былого, своей бурной жизни: двух прежних мужей, запретного принца Руперта – почти любовника, и всех друзей и знакомых при дворе; уносясь еще дальше в прошлое, она вспоминала свою измученную, молчаливую, непутевую мать, тетку Хиро Хэлтлинг с ее увядающей, растраченной красотой, и троих мужчин, которые любили ее и которым она отдала свою юность, – Ральфа, Эдуарда и Кита.
Как повернется ее жизнь? Найдет ли она любовь, на которую так надеялась? Аннунсиата искала ответы на свои вопросы в отблесках пламени. Куда она пойдет дальше? Она не находила ничего, что могло бы развеять ее опасения. Похоже, будущее не принесет ей ничего нового, кроме бесконечных беременностей и родов.
Младенец родился в день Святого Стефана, что, по словам слуг, было счастливым предзнаменованием. Это был мальчик, и бедное дитя стало причиной ужасной ссоры между своими родителями, едва появившись на свет, потому что Ральф хотел назвать его Стивом, в честь Святого Стефана, а Аннунсиата – Морисом, чтобы доставить удовольствие принцу Руперту. Сначала они спорили вежливо, затем – все более ожесточаясь, пока Ральф, наконец, окончательно потеряв самообладание, не закричал в ярости:
– Ты думаешь гораздо больше о принце, чем о собственном муже! Какое счастье, что в прошлом сезоне мы не были в Лондоне, а то бы я усомнился, действительно ли являюсь отцом этого ребенка!
Аннунсиата побледнела.
– Как ты смеешь? – прошипела она. – Как ты смеешь так разговаривать со мной?
При воспоминании о ссорах со своим первым мужем Хьюго Аннунсиату охватил яростный гнев. Но Ральф – не Хьюго; он тоже побледнел, понимая, как обидел жену, упал на колени рядом с кроватью, на которой она лежала, и взял ее руки в свои.
– О, прости меня! – воскликнул он. – Моя дорогая, мне так стыдно! Я совсем не то имел в виду, ты же знаешь! Я был очень зол, прошу прощения от всего сердца! Пожалуйста, скажи, что простила меня!
Он поцеловал ее руки, сначала одну, потом другую.
– Мое ужасное поведение в момент, когда ты еще не оправилась от родов, вдвойне непростительно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
– Жениться на собственной племяннице? О чем вы говорите? – поднял он брови.
– Да не на Сабине, – поморщилась Аннунсиата, легонько толкая его. – Что ты скажешь о мисс Нэн?
– Или мисс Фрэнсис? – спросил Кловис. – Или об обеих? Вы сторонница полумер, мадам?
– О нет! Мисс Фрэнсис любит Фрэнка, неужели ты не понял?
– Нет, я ничего не заметил. Аннунсиата выглядела польщенной.
– Женщины более наблюдательны, нежели мужчины. Я вижу все и делаю только правильные выводы.
На эти слова Хлорис, шедшая сзади с Джорджем, печально покачала головой.
Глава 4
Когда в сентябре начался сезон, Ральф отказался ехать в Лондон, мотивируя это тем, что Кловиса видел совсем недавно и тот прекрасно справится со всем без него, а больше в Лондоне и делать нечего. Аннунсиата пришла в ярость, потому что срок ее беременности не позволял отправиться в такое путешествие одной. Следовательно, она должна была остаться в Йоркшире, тогда как все приличное общество соберется в Лондоне. Но она ничего не могла с этим поделать. На самом деле Йорк, почти полностью разрушенный во время гражданской войны, постепенно восстанавливался – не как фабричный центр, а как центр моды, и очень много приличных семей жили или в самом городе, или в его окрестностях. Регулярные ярмарки привлекали в город многих, и в течение всего сезона там часто проходили концерты, балы и приемы. При желании Аннунсиата могла бы стать первой дамой общества.
Но, раздраженная и сердитая на весь свет, она не выходила из дома, жалуясь на погоду, на скуку и на то, что не может пойти на охоту. Ральф постоянно пытался развлечь жену и скрасить ее пребывание в деревне, устраивая различные приемы и заказывая у самого лучшего каретного мастера Йорка маленькие коляски, в которых она могла бы прогуливаться по поместью. Но Аннунсиата только бросала на мужа злобные взгляды и говорила, что дороги в поместье настолько плохи, что в ее положении ездить верхом гораздо безопаснее, нежели кататься в этих колясках.
Ральф, как всегда ранней осенью, был очень занят многочисленными делами фермы, а также обязанностями хозяина поместья и мирового судьи, так что большую часть времени проводил вне дома. У Аннунсиаты тоже было немало забот она должна была вести дела не только поместья Шоуз, включая всю городскую собственность, которая досталась ей в наследство от матери, но и дела поместья Чельмсфорд, ожидавшего совершеннолетия Джорджа. Ежедневные хлопоты по дому Морлэндов она все больше и больше перекладывала на плечи Элизабет, и в результате, когда не была занята финансовыми делами, наконец-то смогла уделить больше времени детям.
Хьюго и Джордж были защищены от пристального внимания матери занятиями с отцом Сент-Мором, а Мартин, которому уже стукнуло пятнадцать, в свободное от уроков время часто уезжал с отцом, вникая в дела своего будущего поместья. Но ничто не мешало Аннунсиате заставить Дейзи с Арабеллой постигать хорошие манеры и дворцовый этикет. Все остальное время Аннунсиата развлекалась, играя с Рупертом и его молочным братом Майклом – Чарльз был слишком мал, чтобы интересовать ее. В хорошую погоду она гуляла в садах и землях Морлэнда, а если нервничала больше обычного, то уходила подальше в поля, сопровождаемая одним слугой, которому строго-настрого наказывалось соблюдать дистанцию, чтобы она могла чувствовать себя в одиночестве.
Когда темнота приковывала ее к дому, а Ральфа еще не было, вечера казались особенно унылыми. Именно в это время она впервые обнаружила истинную ценность своего приемного сына Мартина. Он был интеллигентным мальчиком, и, в отличие от детей, которые увлекались игрушками, был без ума от книг. Мартин чутко улавливал настроение мачехи и всегда готов был развлечь ее. Аннунсиата находила в нем интересного собеседника. Его образование под руководством отца Сент-Мора было достаточно разносторонним, и часто они втроем вели жаркие дискуссии по различным проблемам философии, литературы или астрономии. Мартин разделял ее интерес к архитектуре, и они провели множество темных длинных вечеров, чертя планы перестройки поместья, которую Аннунсиата намеревалась предпринять, как только освободится от своего теперешнего состояния.
Когда все остальное успевало наскучить, оставалась музыка. Мартин очень недурно играл на гобое, хотя и не обладал хорошим голосом, но, когда хотелось послушать пение, Аннунсиата всегда могла позвать своего ангела Джорджа. И часто, когда мальчики играли и пели для нее, она, скрестя руки на коленях и уставившись в огонь, воскрешала в сердце картины былого, своей бурной жизни: двух прежних мужей, запретного принца Руперта – почти любовника, и всех друзей и знакомых при дворе; уносясь еще дальше в прошлое, она вспоминала свою измученную, молчаливую, непутевую мать, тетку Хиро Хэлтлинг с ее увядающей, растраченной красотой, и троих мужчин, которые любили ее и которым она отдала свою юность, – Ральфа, Эдуарда и Кита.
Как повернется ее жизнь? Найдет ли она любовь, на которую так надеялась? Аннунсиата искала ответы на свои вопросы в отблесках пламени. Куда она пойдет дальше? Она не находила ничего, что могло бы развеять ее опасения. Похоже, будущее не принесет ей ничего нового, кроме бесконечных беременностей и родов.
Младенец родился в день Святого Стефана, что, по словам слуг, было счастливым предзнаменованием. Это был мальчик, и бедное дитя стало причиной ужасной ссоры между своими родителями, едва появившись на свет, потому что Ральф хотел назвать его Стивом, в честь Святого Стефана, а Аннунсиата – Морисом, чтобы доставить удовольствие принцу Руперту. Сначала они спорили вежливо, затем – все более ожесточаясь, пока Ральф, наконец, окончательно потеряв самообладание, не закричал в ярости:
– Ты думаешь гораздо больше о принце, чем о собственном муже! Какое счастье, что в прошлом сезоне мы не были в Лондоне, а то бы я усомнился, действительно ли являюсь отцом этого ребенка!
Аннунсиата побледнела.
– Как ты смеешь? – прошипела она. – Как ты смеешь так разговаривать со мной?
При воспоминании о ссорах со своим первым мужем Хьюго Аннунсиату охватил яростный гнев. Но Ральф – не Хьюго; он тоже побледнел, понимая, как обидел жену, упал на колени рядом с кроватью, на которой она лежала, и взял ее руки в свои.
– О, прости меня! – воскликнул он. – Моя дорогая, мне так стыдно! Я совсем не то имел в виду, ты же знаешь! Я был очень зол, прошу прощения от всего сердца! Пожалуйста, скажи, что простила меня!
Он поцеловал ее руки, сначала одну, потом другую.
– Мое ужасное поведение в момент, когда ты еще не оправилась от родов, вдвойне непростительно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110