»; затем донесся звук окончательно захлопнувшейся двери. Внезапно темнота показалась плотной и полной звуков. Арабелла слышала дыхание Мартина, и ощущение его близости действовало на ее тело сильнее, чем если бы он действительно до нее дотронулся. Ей казалось, что кожа напряжена до звона, а растущая боль в груди заставила понять, что она все еще сдерживает дыхание.
Выдох получился громким, и Мартин, словно приняв его за сигнал к действию, придвинулся. В темноте она ничего не видела, но ощущала движение простыни сверху и матраса снизу, а его дыхание казалось жарким и многозначительным. Арабелла была напугана, ката кролик, попавший в лисью нору.
– Не прикасайся ко мне! – заверещала она. Движение замерло, но тут же возобновилось.
– Арабелла... – начал он убедительным тоном, но она не поддавалась никаким уговорам.
– Не трогай меня! Если дотронешься, я... я... я убью тебя!
Ее голос зазвенел, она была близка к истерике, и Мартин замер.
– Хорошо, – сказал он, – я не трону тебя. Успокойся, Арабелла. Ты же видишь, я не двигаюсь. Успокойся же.
Мартин лежал тихо, прислушиваясь, она дышала, как загнанный заяц. Постепенно дыхание стало ровнее, хотя напряжение еще чувствовалось. Спустя некоторое время он сказал:
– Ты не хочешь мне объяснить, что случилось? Этот голос был хорошо знаком Арабелле, и, пока он говорил, она внутренним взором представляла лицо Мартина, точно зная, какое выражение сопровождало его интонацию: губы растянуты в полуулыбке, от мягкого удивления уголки глаз сощурены. Именно так он иногда смотрел на ее мать, когда та была вне себя от ярости. И на ее сводного брата Чарльза, которого все домашние звали Карелли, когда тот, еще не умея говорить, просил о чем-то Мартина на своем тарабарском языке. Голос и лицо были знакомы и не страшны, но ситуация... В темноте Мартин казался огромным, всесильным мужским существом, которое подавляет, приказывает и наказывает за неповиновение.
– Я не хочу тебя, – прошептала Арабелла, и в ее голосе звучал истинный страх. Удивительно, ведь, проведя полжизни с лошадьми, она должна была знать, как устроена жизнь. И почему это ее так пугает? И все же Мартин понимал, что она действительно боится. Он попытался представить себе, о чем она думает, но это ему не удалось. Арабелла тоже размышляла о лошадях. Она вспомнила, как могучий жеребец Кингс Кап покрывал кобыл своим мускулистым телом, как покусывал зубами их холку, заставляя уступить, вспомнила, как они вращали глазами и ржали, будто им было больно. А в самой глубине ее сознания жила мысль, о которой она помнить не хотела: как-то раз Кингс Кап покрывал очень юную маленькую кобылку и своим огромным весом сломал ей таз. Тогда Ральф был вынужден забить ее.
– Но ведь ты согласилась выйти за меня замуж, – мягко сказал Мартин. – Ты решила сама, никто тебя не заставлял.
Нет, никто ее не заставлял. Арабелле очень понравились и венчание, и прекрасное белое платье, и чудесная белая фата, отделанная жемчугом и серебристыми кружевами, и королевское бриллиантовое ожерелье, которое мать дала на этот торжественный случай, и праздничный обед, и танцы.
– Когда отец Сент-Мор сказал, что провозглашает нас мужем и женой, ты повернулась ко мне и улыбнулась, – напомнил Мартин все еще очень мягко, но искренне удивляясь. Он намеревался заставить ее говорить, зная, что тогда она сможет расслабиться.
– Да, – сказала она. – Я думала...
Арабелла замолчала. Не скажешь же ему, что она думала о черном жемчуге, который в один прекрасный день теперь сможет надеть. Он подсказал ей:
– А о чем ты думала, когда собиралась замуж за своего капитана, лорда Беркли? Тебе не приходила в голову мысль о супружеском долге?
– Да, наверное, приходила... – неуверенно сказала Арабелла, – нет... не по-настоящему... Я просто думала...
– Что именно?
– Я просто думала... Ну... если я выйду замуж, то стану леди Беркли.
Мартин нежно улыбнулся, слушая ее. О, Арабелла!!! Дочь своей матери!
– Ну, а теперь мы женаты, и ты – миссис Морлэнд, – сказал он. – А остальное?
– Что ты имеешь в виду? – удивилась Арабелла.
– Супружество ни к чему не обязывает, пока дело не доведено до конца, – тепло ответил Мартин. – Если хочешь, можешь встать и уйти отсюда свободной женщиной.
Молчание только усугубило и без того невеселые думы Арабеллы. Сможет ли он не давить на нее? Было ли это решение ее собственным? Свободная женщина!.. Все же не совсем свободная. Рано или поздно замуж выходить придется. А скандал? А насмешки матери? Смех, жалость и сплетни... Нет! Это невозможно.
– Если я должна была выйти за кого-нибудь замуж, – неуверенно сказала она, – то ты – не самая плохая партия.
Теперь он засмеялся громко:
– Почему такое предпочтение? Я так красив? Я, конечно, сказочно богат...
Арабелла не понимала, почему он смеется, и резонно заявила:
– Потому, что тебя я знаю.
Он попытался пошевелиться, но она снова напряглась, как струна.
– Послушай, Арабелла, – сказал он твердо, – эта кровать принадлежит мне, как и тебе, и я не собираюсь всю ночь мерзнуть, боясь пошевелиться из-за того, что любое мое движение вызывает у тебя ужас.
– Но...
– Никаких «но», моя девочка! Я собираюсь обнять тебя, а ты удобно устроишься на моем плече, и мы будем спать.
– И это все? – недоверчиво спросила Арабелла. Невидимый в темноте, Мартин улыбался.
– И это все. Иди ко мне, дорогая. Вот так. Успокойся. Ничего не случится такого, чего бы ты не хотела. Поверь мне.
Он обнял ее, она поудобнее устроилась на его плече, спустя некоторое время вздохнула, и Мартин почувствовал, что она расслабилась.
– Тебе удобно? – спросил он.
– Да, – ответила она очень тихо.
– Ну, хорошо. Давай спать.
Утром Арабелла проснулась, как только первые отблески рассвета проникли в комнату. На улице птицы пели свою утреннюю песню, а павлины кричали, словно недовольные тем, что их рано разбудили. Шея Арабеллы затекла, так как она была выше Мартина и ей было неудобно спать на его плече. Именно это заставило ее проснуться ни свет ни заря. Она выбралась из его объятий очень осторожно, стараясь не разбудить, села и, поняв, что Мартин еще не проснулся, стала внимательно изучать лицо своего мужа. Оно было очень спокойным во сне, губы слегка приоткрыты, длинные черные ресницы отбрасывали тень на смуглые щеки. Без яркого синего цвета глаз лицо казалось непривычным и беззащитным. Волосы были спутаны. Она осторожно погладила один локон. У него были самые чудесные, самые шелковистые волосы, которые она когда-либо видела, и это тронуло Арабеллу, потому что ее шевелюра была жесткой и непослушной. Кожа Мартина, разглаженная сном, была чудесна – цвета золотистого меда и такая приятная на ощупь. Она вспомнила сказку, в которой принца узнавали по нежности его кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Выдох получился громким, и Мартин, словно приняв его за сигнал к действию, придвинулся. В темноте она ничего не видела, но ощущала движение простыни сверху и матраса снизу, а его дыхание казалось жарким и многозначительным. Арабелла была напугана, ката кролик, попавший в лисью нору.
– Не прикасайся ко мне! – заверещала она. Движение замерло, но тут же возобновилось.
– Арабелла... – начал он убедительным тоном, но она не поддавалась никаким уговорам.
– Не трогай меня! Если дотронешься, я... я... я убью тебя!
Ее голос зазвенел, она была близка к истерике, и Мартин замер.
– Хорошо, – сказал он, – я не трону тебя. Успокойся, Арабелла. Ты же видишь, я не двигаюсь. Успокойся же.
Мартин лежал тихо, прислушиваясь, она дышала, как загнанный заяц. Постепенно дыхание стало ровнее, хотя напряжение еще чувствовалось. Спустя некоторое время он сказал:
– Ты не хочешь мне объяснить, что случилось? Этот голос был хорошо знаком Арабелле, и, пока он говорил, она внутренним взором представляла лицо Мартина, точно зная, какое выражение сопровождало его интонацию: губы растянуты в полуулыбке, от мягкого удивления уголки глаз сощурены. Именно так он иногда смотрел на ее мать, когда та была вне себя от ярости. И на ее сводного брата Чарльза, которого все домашние звали Карелли, когда тот, еще не умея говорить, просил о чем-то Мартина на своем тарабарском языке. Голос и лицо были знакомы и не страшны, но ситуация... В темноте Мартин казался огромным, всесильным мужским существом, которое подавляет, приказывает и наказывает за неповиновение.
– Я не хочу тебя, – прошептала Арабелла, и в ее голосе звучал истинный страх. Удивительно, ведь, проведя полжизни с лошадьми, она должна была знать, как устроена жизнь. И почему это ее так пугает? И все же Мартин понимал, что она действительно боится. Он попытался представить себе, о чем она думает, но это ему не удалось. Арабелла тоже размышляла о лошадях. Она вспомнила, как могучий жеребец Кингс Кап покрывал кобыл своим мускулистым телом, как покусывал зубами их холку, заставляя уступить, вспомнила, как они вращали глазами и ржали, будто им было больно. А в самой глубине ее сознания жила мысль, о которой она помнить не хотела: как-то раз Кингс Кап покрывал очень юную маленькую кобылку и своим огромным весом сломал ей таз. Тогда Ральф был вынужден забить ее.
– Но ведь ты согласилась выйти за меня замуж, – мягко сказал Мартин. – Ты решила сама, никто тебя не заставлял.
Нет, никто ее не заставлял. Арабелле очень понравились и венчание, и прекрасное белое платье, и чудесная белая фата, отделанная жемчугом и серебристыми кружевами, и королевское бриллиантовое ожерелье, которое мать дала на этот торжественный случай, и праздничный обед, и танцы.
– Когда отец Сент-Мор сказал, что провозглашает нас мужем и женой, ты повернулась ко мне и улыбнулась, – напомнил Мартин все еще очень мягко, но искренне удивляясь. Он намеревался заставить ее говорить, зная, что тогда она сможет расслабиться.
– Да, – сказала она. – Я думала...
Арабелла замолчала. Не скажешь же ему, что она думала о черном жемчуге, который в один прекрасный день теперь сможет надеть. Он подсказал ей:
– А о чем ты думала, когда собиралась замуж за своего капитана, лорда Беркли? Тебе не приходила в голову мысль о супружеском долге?
– Да, наверное, приходила... – неуверенно сказала Арабелла, – нет... не по-настоящему... Я просто думала...
– Что именно?
– Я просто думала... Ну... если я выйду замуж, то стану леди Беркли.
Мартин нежно улыбнулся, слушая ее. О, Арабелла!!! Дочь своей матери!
– Ну, а теперь мы женаты, и ты – миссис Морлэнд, – сказал он. – А остальное?
– Что ты имеешь в виду? – удивилась Арабелла.
– Супружество ни к чему не обязывает, пока дело не доведено до конца, – тепло ответил Мартин. – Если хочешь, можешь встать и уйти отсюда свободной женщиной.
Молчание только усугубило и без того невеселые думы Арабеллы. Сможет ли он не давить на нее? Было ли это решение ее собственным? Свободная женщина!.. Все же не совсем свободная. Рано или поздно замуж выходить придется. А скандал? А насмешки матери? Смех, жалость и сплетни... Нет! Это невозможно.
– Если я должна была выйти за кого-нибудь замуж, – неуверенно сказала она, – то ты – не самая плохая партия.
Теперь он засмеялся громко:
– Почему такое предпочтение? Я так красив? Я, конечно, сказочно богат...
Арабелла не понимала, почему он смеется, и резонно заявила:
– Потому, что тебя я знаю.
Он попытался пошевелиться, но она снова напряглась, как струна.
– Послушай, Арабелла, – сказал он твердо, – эта кровать принадлежит мне, как и тебе, и я не собираюсь всю ночь мерзнуть, боясь пошевелиться из-за того, что любое мое движение вызывает у тебя ужас.
– Но...
– Никаких «но», моя девочка! Я собираюсь обнять тебя, а ты удобно устроишься на моем плече, и мы будем спать.
– И это все? – недоверчиво спросила Арабелла. Невидимый в темноте, Мартин улыбался.
– И это все. Иди ко мне, дорогая. Вот так. Успокойся. Ничего не случится такого, чего бы ты не хотела. Поверь мне.
Он обнял ее, она поудобнее устроилась на его плече, спустя некоторое время вздохнула, и Мартин почувствовал, что она расслабилась.
– Тебе удобно? – спросил он.
– Да, – ответила она очень тихо.
– Ну, хорошо. Давай спать.
Утром Арабелла проснулась, как только первые отблески рассвета проникли в комнату. На улице птицы пели свою утреннюю песню, а павлины кричали, словно недовольные тем, что их рано разбудили. Шея Арабеллы затекла, так как она была выше Мартина и ей было неудобно спать на его плече. Именно это заставило ее проснуться ни свет ни заря. Она выбралась из его объятий очень осторожно, стараясь не разбудить, села и, поняв, что Мартин еще не проснулся, стала внимательно изучать лицо своего мужа. Оно было очень спокойным во сне, губы слегка приоткрыты, длинные черные ресницы отбрасывали тень на смуглые щеки. Без яркого синего цвета глаз лицо казалось непривычным и беззащитным. Волосы были спутаны. Она осторожно погладила один локон. У него были самые чудесные, самые шелковистые волосы, которые она когда-либо видела, и это тронуло Арабеллу, потому что ее шевелюра была жесткой и непослушной. Кожа Мартина, разглаженная сном, была чудесна – цвета золотистого меда и такая приятная на ощупь. Она вспомнила сказку, в которой принца узнавали по нежности его кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110