Из 2800 человек на турецкий берег Буга перебралось всего 600, остальные (как большая часть храбрых драбантов) нашли свою смерть от русских сабель и пик, утонули в реке или сдались в плен. Запорожцев русские убивали на месте, а 300 пленных шведов обезоружили, связали и табуном погнали в степь.
Паша просил у Карла прощения за промедление и умолял не жаловаться султану. Вольтер передает, что Карл обещал ему это, предварительно отчитав его, «словно имел дело с подданным». Нордберг же рассказывает, что разгневанный король сразу отправил султану жалобу и тот выслал Мехмету-паше шелковый шнурок (это означало смертный приговор: чиновник, получивший от султана шнурок, должен был повеситься на нем).
В Стамбул (так назывался Константинополь с 1453 года, когда его захватили турки) король отправил Нейгебауэра, ставшего первым шведским послом в Турции. Это был уроженец Данцига, знавший многие языки, в том числе русский и турецкий. Одно время он состоял воспитателем при царевиче Алексее, но бежал к Карлу и быстро вошел у него в милость. Он должен был заявить султану о желании шведского короля заключить «торговый договор на пользу подданных обеих стран» и «более тесный союз для безопасности от беспокойного для обоих соседа, московитов».
Султан приказал Юсуфу-паше, сераскиру Бендер, принять Карла как гостя Османской империи. Это означало, что турецкая казна брала на себя содержание шведов. Сераскир выслал навстречу королю чауша и приготовил торжественную встречу. Для шведов в «чудесном месте» под городом был разбит лагерь, куда отправили десятки повозок с провизией. Сам сераскир с толпой великолепно одетых всадников встретил Карла в пути и сопровождал его до города. Король с почетным конвоем проехал через Бендеры, салютующие ему орудийными залпами с крепостных валов, и направился в лагерь. Здесь, у роскошной шелковой палатки, его приветствовал караул янычар под оглушающие звуки военной музыки.
Лагерь под Бендерами стал последним земным пристанищем Мазепы. 22 августа 1709 года гетман умер. Его похоронили близ Бендер, но затем гроб выкопали и отправили в Яссы. На Украине долго жила легенда, что похороны были фиктивные, а на самом деле Мазепа пробрался в Киев, принял схиму в Печерской лавре и умер в покаянии.
Вслед за смертью Мазепы Карл узнал о кончине 21 января 1708 года в Стокгольме его старшей сестры Ядвиги Софии, матери молодого герцога Голштинского Карла Фридриха. Гонец из Швеции принес эту весть еще в конце июня под Полтаву, но тогда ввиду ранения Карла было решено скрыть от него печальную новость до лучших времен. Однако тяжелые времена сменились еще худшими, приближенные короля все медлили и, наконец, в Бендерах показали Карлу письмо его бабки с сообщением о случившемся.
Это письмо совершенно подавило Карла.
— Ах, сестра моя, моя милая сестра! — воскликнул он несколько раз и закрыл лицо плащом. Видно было, как он сжимал под ним руки, а когда он снова показал лицо, его веки были влажны от слез.
Несколько дней Карл не мог совладать с горем и полностью отдался скорби, позабыв обо всем. Это дало повод некоторым европейским дипломатам в Стамбуле, плохо знавшим характер Карла, известить свои правительства, что шведский король пал духом от неудач. Так, австрийский посланник Тальман писал, что Карл «благодаря своему настоящему тяжелому положению впал в меланхолию». Насколько эти слова не соответствовали действительности, явствует из письма Карла Государственному совету в Стокгольм (осень 1709 г.), где среди прочего говорится: «Потеря [под Переволочной] очень велика, но неприятелю не удастся тем не менее одержать верх или извлечь какие-либо выгоды; необходимо лишь не падать духом и не выпускать дела из рук».
В декабре король оправился от раны и сразу принялся за обычные занятия — верховую езду, охоту, маневры, утомляя ежедневно трех лошадей и всех своих подчиненных. Единственным отдыхом, который он себе иногда позволял, была игра в шахматы; причем Карл постоянно проигрывал, так как и на шахматной доске стремился атаковать в основном королем. Неудачи и здесь не заставили его переменить тактику.
Впоследствии барон Фабрициус, камер-юнкер герцога Голштинского, любезный молодой человек, неплохо знавший французскую литературу, незаметно приохотил короля к чтению. Он дал Карлу трагедии Корнеля, Расина и сочинения Депрео. Наибольшее впечатление на короля произвел «Митридат» Расина. Сходство судьбы побежденного и жаждущего мщения боспорского царя с его собственной участью взволновало Карла, и он не раз указывал Фабрициусу на поразившие его воображение строки. Но сатиры Депрео ему не понравились из-за насмешек над великими людьми. Прочитав ту часть 8-й сатиры, где Депрео называет Александра Великого сумасшедшим и одержимым, Карл в гневе даже разорвал страницу.
Шведский лагерь под Бендерами, как когда-то Альтранштадт, стал местом паломничества европейцев, проживавших в Стамбуле, а также турок и татар. Последние толпами стекались сюда, чтобы подивиться на странного гяура, воздерживающегося от вина и женщин и дважды в день встающего на молитву. Некоторые правоверные даже называли Карла «настоящим мусульманином». Карл предоставлял любопытным сколько угодно глазеть на себя, но близкими отношениями с турками гнушался.
Янычары, приставленные к королю для охраны, обожали его за смелость и щедрость. Поскольку шведы все необходимое получали от сераскира, Карл истощал остатки своей казны, раздавая направо и налево денежные награды. Будучи щедр сам, король и в других не любил расчетливости. В Бендерах его любимцем сделался барон Гротгузен, охваченный такой же страстью к приключениям и расточительности. Именно последнее качество барона побудило Карла назначить его на должность главного казначея. О том, каким образом расходовались казенные деньги, дает представление следующая история. Однажды Гротгузену пришлось дать отчет королю о 60000 далеров, истраченных им из королевской казны. Гротгузен уместил отчет в одно предложение:
— Десять тысяч далеров выдано шведам и янычарам по приказанию вашего величества, а остальные истрачены мной на собственные нужды.
Карл улыбнулся:
— Я люблю, чтобы мои друзья таким образом представляли свои отчеты! Если Мюллерну приходилось давать отчет о нескольких тысячах далеров, он заставлял меня прочитывать целые листы. По мне, уж лучше лаконичный отчет Гротгузена.
Когда один пожилой офицер, слывший за очень расчетливого человека, неодобрительно высказался о расточительности Гротгузена и попустительстве короля, Карл сказал:
— Я даю деньги только тем, кто умеет ими пользоваться.
Все же в королевской казне были и другие статьи расходов, и те, кто получал по ним деньги, вскоре показали, что они умеют тратить презренный металл с большей пользой для короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Паша просил у Карла прощения за промедление и умолял не жаловаться султану. Вольтер передает, что Карл обещал ему это, предварительно отчитав его, «словно имел дело с подданным». Нордберг же рассказывает, что разгневанный король сразу отправил султану жалобу и тот выслал Мехмету-паше шелковый шнурок (это означало смертный приговор: чиновник, получивший от султана шнурок, должен был повеситься на нем).
В Стамбул (так назывался Константинополь с 1453 года, когда его захватили турки) король отправил Нейгебауэра, ставшего первым шведским послом в Турции. Это был уроженец Данцига, знавший многие языки, в том числе русский и турецкий. Одно время он состоял воспитателем при царевиче Алексее, но бежал к Карлу и быстро вошел у него в милость. Он должен был заявить султану о желании шведского короля заключить «торговый договор на пользу подданных обеих стран» и «более тесный союз для безопасности от беспокойного для обоих соседа, московитов».
Султан приказал Юсуфу-паше, сераскиру Бендер, принять Карла как гостя Османской империи. Это означало, что турецкая казна брала на себя содержание шведов. Сераскир выслал навстречу королю чауша и приготовил торжественную встречу. Для шведов в «чудесном месте» под городом был разбит лагерь, куда отправили десятки повозок с провизией. Сам сераскир с толпой великолепно одетых всадников встретил Карла в пути и сопровождал его до города. Король с почетным конвоем проехал через Бендеры, салютующие ему орудийными залпами с крепостных валов, и направился в лагерь. Здесь, у роскошной шелковой палатки, его приветствовал караул янычар под оглушающие звуки военной музыки.
Лагерь под Бендерами стал последним земным пристанищем Мазепы. 22 августа 1709 года гетман умер. Его похоронили близ Бендер, но затем гроб выкопали и отправили в Яссы. На Украине долго жила легенда, что похороны были фиктивные, а на самом деле Мазепа пробрался в Киев, принял схиму в Печерской лавре и умер в покаянии.
Вслед за смертью Мазепы Карл узнал о кончине 21 января 1708 года в Стокгольме его старшей сестры Ядвиги Софии, матери молодого герцога Голштинского Карла Фридриха. Гонец из Швеции принес эту весть еще в конце июня под Полтаву, но тогда ввиду ранения Карла было решено скрыть от него печальную новость до лучших времен. Однако тяжелые времена сменились еще худшими, приближенные короля все медлили и, наконец, в Бендерах показали Карлу письмо его бабки с сообщением о случившемся.
Это письмо совершенно подавило Карла.
— Ах, сестра моя, моя милая сестра! — воскликнул он несколько раз и закрыл лицо плащом. Видно было, как он сжимал под ним руки, а когда он снова показал лицо, его веки были влажны от слез.
Несколько дней Карл не мог совладать с горем и полностью отдался скорби, позабыв обо всем. Это дало повод некоторым европейским дипломатам в Стамбуле, плохо знавшим характер Карла, известить свои правительства, что шведский король пал духом от неудач. Так, австрийский посланник Тальман писал, что Карл «благодаря своему настоящему тяжелому положению впал в меланхолию». Насколько эти слова не соответствовали действительности, явствует из письма Карла Государственному совету в Стокгольм (осень 1709 г.), где среди прочего говорится: «Потеря [под Переволочной] очень велика, но неприятелю не удастся тем не менее одержать верх или извлечь какие-либо выгоды; необходимо лишь не падать духом и не выпускать дела из рук».
В декабре король оправился от раны и сразу принялся за обычные занятия — верховую езду, охоту, маневры, утомляя ежедневно трех лошадей и всех своих подчиненных. Единственным отдыхом, который он себе иногда позволял, была игра в шахматы; причем Карл постоянно проигрывал, так как и на шахматной доске стремился атаковать в основном королем. Неудачи и здесь не заставили его переменить тактику.
Впоследствии барон Фабрициус, камер-юнкер герцога Голштинского, любезный молодой человек, неплохо знавший французскую литературу, незаметно приохотил короля к чтению. Он дал Карлу трагедии Корнеля, Расина и сочинения Депрео. Наибольшее впечатление на короля произвел «Митридат» Расина. Сходство судьбы побежденного и жаждущего мщения боспорского царя с его собственной участью взволновало Карла, и он не раз указывал Фабрициусу на поразившие его воображение строки. Но сатиры Депрео ему не понравились из-за насмешек над великими людьми. Прочитав ту часть 8-й сатиры, где Депрео называет Александра Великого сумасшедшим и одержимым, Карл в гневе даже разорвал страницу.
Шведский лагерь под Бендерами, как когда-то Альтранштадт, стал местом паломничества европейцев, проживавших в Стамбуле, а также турок и татар. Последние толпами стекались сюда, чтобы подивиться на странного гяура, воздерживающегося от вина и женщин и дважды в день встающего на молитву. Некоторые правоверные даже называли Карла «настоящим мусульманином». Карл предоставлял любопытным сколько угодно глазеть на себя, но близкими отношениями с турками гнушался.
Янычары, приставленные к королю для охраны, обожали его за смелость и щедрость. Поскольку шведы все необходимое получали от сераскира, Карл истощал остатки своей казны, раздавая направо и налево денежные награды. Будучи щедр сам, король и в других не любил расчетливости. В Бендерах его любимцем сделался барон Гротгузен, охваченный такой же страстью к приключениям и расточительности. Именно последнее качество барона побудило Карла назначить его на должность главного казначея. О том, каким образом расходовались казенные деньги, дает представление следующая история. Однажды Гротгузену пришлось дать отчет королю о 60000 далеров, истраченных им из королевской казны. Гротгузен уместил отчет в одно предложение:
— Десять тысяч далеров выдано шведам и янычарам по приказанию вашего величества, а остальные истрачены мной на собственные нужды.
Карл улыбнулся:
— Я люблю, чтобы мои друзья таким образом представляли свои отчеты! Если Мюллерну приходилось давать отчет о нескольких тысячах далеров, он заставлял меня прочитывать целые листы. По мне, уж лучше лаконичный отчет Гротгузена.
Когда один пожилой офицер, слывший за очень расчетливого человека, неодобрительно высказался о расточительности Гротгузена и попустительстве короля, Карл сказал:
— Я даю деньги только тем, кто умеет ими пользоваться.
Все же в королевской казне были и другие статьи расходов, и те, кто получал по ним деньги, вскоре показали, что они умеют тратить презренный металл с большей пользой для короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94