А герои… герои – это те, кто вражескую силу сейчас молотит.
Капитан устало опустил плечи.
– Это верно, товарищ подполковник… Только и мы себя не посрамили.
– Достойный ответ, – согласился Демидов и приказал немедленно накормить, помыть в бане и обмундировать всю группу капитана Бодрова. Потом смотрел вслед подымавшему аэродромную пыль «газику» и думал: «Не ошибся ли? Может, слишком круто с ним обошелся? Нет, не ошибся. Видно, хороший ты человек, капитан Бодров. Вот встанешь в строй, набьешь со своими ребятами морду фашистам и будешь настоящим героем».
На новом аэродроме жизнь демидовского полка поначалу потекла гораздо спокойнее. Командующий авиацией фронта дал летчикам два свободных дня. За это время они успели разместиться в уютных землянках, обжитых экипажами дальних бомбардировщиков, ранее занимавших этот аэродром. Наведались в баню, сооруженную в небольшом лесочке, люто парились в тесной парилке, заменили вышедшее из строя обмундирование. Командир БАО майор Меньшиков сам разводил летчиков по землянкам, сам вместе с начальником вещевого отдела развез им пакеты с вещами.
Султан-хан старательно брился, когда в землянку пришел посыльный и объявил, что Демидов приказал всем явиться на совещание летного состава.
Алеше Стрельцову после ночного перелета хотелось скорее повидаться с Вороновым, и он обрадовался этому известию.
– Скоро побреетесь, командир? – окликнул он Султан-хана.
– Вай, – не отнимая от щеки тонкого лезвия бритвы, отозвался горец, – какой нетерпеливый! Самому брить нечего – на командира не кричи, как на ишака. – Султан-хан снял со своей щеки последнюю дорожку смолисто-черных волосков, посмотрел в зеркало: – Ай молодец, Султанка, совсем помолодел. Какой жених!
И тотчас же погасли черные глаза, тенью легла на лицо печаль. Маленькая ранка – снова встала она перед ним. Задумчиво и скорбно смотрел Султан-хан на свое отражение в зеркале. Тоска, дремавшая на самом дне души, пока он ходил, летал, что-то делал, не погружаясь в сокровенные свои мысли, вдруг всплыла и заслонила перед ним все окружающее, болью перекосила губы. Снова думал Султан о неотвратимых признаках своей болезни. На лопатке, уже третье по счету, росло круглое, с багровыми краями пятнышко. А на руке, под лайковой перчаткой, то, самое первое, теперь не просто шелушилось, а стало покрываться по утрам липким, влажным налетом. Тяжелая испарина выступила на щеках у горца. «Ой, дедушка Расул, сколько же еще мучиться твоему бесприютному Султанке?»
Султан-хан оттолкнулся ладонями от острого края стола, вскочил. Смахнул с лица своего угрюмость. Даже улыбнулся, повстречавшись глазами со взглядом Алеши:
– Ну что, ведомый, дождался? Пошли.
Новый аэродром выгодно отличался от старого. Здесь все было сделано прочно, капитально. От широкой бетонированной полосы расходились в разные стороны гладкие рулежные дорожки. В авиагородке после бомбежек уцелели многие здания. На асфальтированных дорожках авиагородка еще сохранились транспаранты с довоенными лозунгами. Идя в штаб полка на совещание, Алеша с любопытством прочитывал их: «Летчик! Помни, что высокая дисциплина – залог безаварийности полетов», «Будем образцово проводить предварительную и предполетную подготовку», «Женсовет – будь шефом зеленых насаждений».
Он с печальной улыбкой посмотрел вокруг. Сейчас эти зеленые насаждения – тоненькие березки и неокрепшие липы – выглядели более чем жалко. Осень сорвала с них листья, осколки от фугасных бомб оставили зазубрины на их телах, и стволы кровоточили смолой. В груде опавших желтых листьев там и тут виднелись обгорелые, срезанные осколками ветки.
В центре авиагородка глядели пустыми впадинами окон трехэтажные кирпичные здания. Стены их были выпачканы черными полосами пожарищ, острый запах гари – его трудно было спутать с каким-либо еще – пропитывал воздух. Алеша с грустью подумал, как жутко и беспощадно перечеркнули всю прежнюю жизнь – с призывами к женсовету беречь зеленые насаждения, а к командирам изучать строевой устав – намалеванные на стенах буквы; «Бомбоубежище».
Султан-хан шагал впереди в своих щегольских, по-кавказски сшитых сапожках неслышной, кошачьей походкой, помахивал прутиком.
По ровным асфальтированным дорожкам дошли они до противоположного конца аэродрома. Там, на опушке редкого сосняка, основал осторожный Демидов штабной КП. Он был удален и от старта, и от жилых землянок, и от самолетных стоянок, так что ни одна самая яростная бомбежка не могла вывести из строя все управление полка одновременно.
– Мудрый старик наш «батя», – пробасил вместо приветствия возникший откуда-то из-за кустов орешника Боркун, – всех по разным углам разбросал. Жернаковских ребят я еле-еле отыскал, а куда твою эскадрилью упрятали, так и не смог определить.
– Мы в тридевятом царстве, в тридесятом государстве, – улыбнулся Султан-хан, – а ты откуда, Вася?
– У Бублейникова был. В санчасти.
– Ну и как он?
– Дышит. Залатали его хирурги. Рана не такая уж серьезная, но крови много потерял. «Батя» его к ордену представил.
– Я бы свой ему за такое дело отдал, – сказал Султан-хан.
– Смотри ты, экий Суворов Александр Васильевич, – засмеялся безобидно Боркун.
– Ладно, Вася, нэ шуткуй, – нахмурился горец. – Скажи лучше, для чего нас собирают?
– Совещание какое-то. Говорят, новый командующий ВВС фронта прилетит.
– А где же старый?
– На повышение пошел.
Султан-хан прищурился, сверкнул черными глазами.
– Что бы нам такое сделать, чтоб в гору пойти, а? Эх, не та нам планида. Хоть бы в могилу зарыли после смерти, как майора Хатнянского, – зло закончил он. – Могилу да столб на ней с красным пропеллером. Был Султанка и нет Султанки, а земля по-прежнему вокруг солнца вертится.
Боркун сердито свел лохматые брови, нагнул голову с таким решительным видом, словно боднуть хотел Султан-хана:
– Ты мне эти загробные речи брось.
– Хорошо, Вася, нэ буду! – согласился Султан-хан. – А то еще узнают и в бой меня не станут пускать. А за фрицами у меня должок. Двадцать хочу срубить.
У штабной землянки они остановились. К ним торопливой озабоченной походкой подошел Демидов, небрежным кивком поздоровался. За Демидовым, в застегнутом на все пуговицы реглане, шел комиссар и, чуть приотстав, с ракетницей в руке Петельников. Боркун сочувственно поглядел на его запыленные сапоги и брюки:
– Вырвались из-под Вязьмы, товарищ капитан?
– Ох, и не говори, Боркун, – вздохнул Петельников, – еле ноги унесли. Мы на своей чахлой «эмке» по московскому шоссе гнали, а за железнодорожной насыпью их мотоциклисты мчались. Пока до разъезда не доехали, друг друга не видели и не трогали. Спасибо, на разъезде танк наш в засаде стоял – дал им жару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101